Он непобедим и пожирает все живое…
"Он поёт? Или он сошел с ума?" – подумал Ашант.
Так они и брели, по мерзлой земле, и падал снег, а мертвое небо налилось свинцом и грозило обрушиться и раздавить их. Ашант то и дело падал, и истерзанные руки его зарывались в мокрую стылую траву. Голоса умирающих в ущелье битвы собратьев потихоньку стихали.
Они шли и шли, и чем дальше они уходили, тем все сильней Ашант проваливался куда-то. Он начинал бредить.
"Где взять мне силу одолеть его?
И кто подскажет мне, где тот спасительный мой меч?
В каких краях искать его?" –
– Вот так Хаидар молился, в отчаянии воздев к холодным небесам
свои натруженные руки…
"Всех женщин здесь перетрахал?" – Габа смеялся, вытирая слезящийся слепой глаз грубыми пальцами.
"Нос заложен…"
"Вернусь, снесу гаду башку!"
"Нос заложен… холодно…"
Снег… тени… небо…
"Все люди мои давно уж пали духом!..
Бредём мы по пустыне уже который месяц, теряя каждый день своих друзей…"
Глава 9. Схватка
Их было много – сотня, если не больше. Они появились везде – в лесу, в деревне. Их лица белели в сумраке ночи, они шатались, падали, вставали, ползли. Их рты издавали нечленораздельные звуки, похожие на мычание, негнущиеся ноги неуклюже шаркали по осыпающимся камням, и руки простёрлись к спрятавшимся в тереме людям, точно прося о чем-то.
В ноздри ударил одуряющий и удушающий трупный запах.
– Это жмуры? – испуганно тараща глаза, спросил Чурбак.
– Глупый вопрос, паря, – хмуро ответил Злоба. Он вынул из ножен шкрамаш, поднес его к зажженной свече на столе, с видом знатока плюнул на большой палец, и осторожно провел им по лезвию. Глаза великана при этом хищно блеснули.
– Ну, вот и дождались, – изрёк он. – Всегда легче биться с врагом, которого видно, даже если он уже мертв. К бою, ребяты.
Горыня застыл у окна. Его взгляд устремился в одну точку и ничего не выражал.
– Позволь сказать, княже, – пробасил Злоба, встав за его спиной.
– Да… – вяло выдавил Горыня.
– Потрать всю свою дурь на этих ублюдков. Вот увидишь, тебе станет легче.
Горыня взглянул на десятника снизу вверх и нервно кивнул. "Боится, подлец", – злорадно подумала Искра.
Однако и сама девушка опасалась не меньше брата, если не больше. Она вжалась в угол и не двигалась. Вонь разрасталась; в срубе стало жарко; Искра начала задыхаться.
– Вот, – сказала Буяна и протянула ей платок и два листа мелиссы. – Вложи в платок траву и повяжи на лицо. Не знаю, поможет ли, но всё лучше, чем ничего.
– Спасибо, – прошептала Искра, сдерживая подступающую рвоту. – А ты?
– Я стерплю, – невозмутимо сказала служанка.
Искра завязала платок, но облегчения ей это не принесло. Мучительно не хватало воздуха, лицо покрылось потом, а аромат мелиссы, смешавшись со смрадом, источаемым мертвецами, приобрел тошнотворно приторный привкус. Девушка сорвала платок, жадно вдохнула воздух, после чего всё вокруг поплыло. Но она не упала в обморок – в чувство её привела Буяна, влепившая ей звонкую пощёчину.
– Сейчас не время, госпожа, – сказала она.
– Всё, мне уже лучше. – Искра стиснула зубы, и твердо решила держаться до последнего.
Между тем дружина готовилась к бою. Горыня наконец-то очнулся, встряхнул головой и приказал десятникам разворачивать оборону; сам же вытащил меч и встал у одного окна.
– Так! – гремел Злоба, – Эй, братцы! Что у вас есть?
– Копья! – дружно ответили извозчики.
– Вставайте против окон и колите мертвяков!
– Не так надо, – произнес Девятко, покусывая лезшие в рот усы. Свой длинный массивный двуручник он положил на плечо. – Мне кажется, надо отрубать им конечности: головы, руки…
– Дельно говоришь, командир, – согласился с ним Злоба. – Они ведь мертвяки, их не заколешь, как какого-нибудь степняка. Рубите ихние сгнившие тыквы, ребяты!
Воины заняли позиции. Трупы были уже совсем близко.
– А ты, Лещ, – усмехнулся великан, глядя на старого воина с булавой. – Придётся тебе искупаться в их дерьме. А как же иначе? Булавой-то башку не срубишь.
– Без тваво мудрствования обойдуся, – поплевав на широкие мозолистые ладони, парировал Лещ. – Приноровлюсь.
– Девчонки, – обратился Девятко к девушкам. – Будете оказывать помощь раненым. Но держите наготове оружие. У тебя, Буяна есть что-нибудь?
– Есть – меч, – ответила Буяна и почему-то покраснела. Она сняла вязанную накидку и повернулась. За спиной, на ремне, перекинутом через плечо, висел короткий меч в ножнах, похожий на меч её хозяйки.
– Откуда он у тебя? – недоуменно вопросила Искра.
– Мне Гуннар… то есть, Черный Зуб подарил. Вчера. – Буяна виновато глянула на княжну и отвела глаза.
Искра не удержалась и засмеялась.
– Я и не знала, что его зовут Гуннар, – сказала она и, заметив, как служанка напряглась, поспешила добавить: – Я молчу, молчу. Всё.
Девятко скупо улыбнулся.
– Добро, – кивнул он и обернулся. – Так… понеслось. Берегите себя, красавицы!
Мертвецы окружили дом со всех сторон. Они толкали друг друга, натыкались в стены, словно слепцы, царапая бревенчатые стены; лезли в окна, в двери. Землистые перекошенные лица, перемазанные глиной лохмотья, руки с содранными до мяса пальцами и ужасная, всепоглощающая вонь.
Дружинники без устали взмахивали мечами, стараясь обезглавить мертвяков, и, надо сказать, их гниющие тела хорошо поддавались, – отрубленные конечности падали, как скошенная трава. Во двор никто не вышел, боясь быть окруженным и покусанным (Девятко с Лещом предупредили, что укус мертвяка смертелен), но у четырех окон (все они смотрели во двор) и одной двери все воины не умещались. В связи с этим сражалась только одна половина, другая половина страховала; уставших меняли.
Через несколько минут фасад дома был усыпан грудой окровавленных, скользких от гнили и раскиданных кишок, тел. К несчастью, зарубленные трупы не успокаивались. Вся куча шевелилась, в головах лязгали зубы и вгрызались в валявшиеся рядом тела, в землю, во что попало; руки, волоча за собой порванные нити вен, ползли снова в бой, и их приходилось отбрасывать пинками назад. К тому же трупы все прибывали. Некоторые окружили повозки и толпились около них, ничего не делая.
Кровь лилась через порог в избу, и воины скользили на полу. Горыню пошатывало, пот стекал по нему так сильно, что казалось, будто он облился водой. Несмотря на это он старательно сражался, не подменяясь; выбирал цель и бил наверняка. Лещ, стоявший у окна слева от двери, и правда весь забрызгался кровью, ошметками тел и щепками; резные накладки, украшавшие окно и подоконник, превратились в вымазанные кровью и расквашенные булавой клочья. Черный Зуб и Злоба стояли плечом к плечу напротив двери; каждый управлялся своим оружием искусно и даже изящно, что говорило об их немалом боевом опыте; отсеченные части тел с шипением взлетали и опускались на залитый кровью пол с сочным мокрым шлепком.
Искра никогда в жизни не видела и не слышала ничего ужаснее. Проклятия воинов, глухой утробный рык мертвецов, чавканье разрезаемой плоти, хлюпанье сапог в лужах крови, скрежет ногтей, скребущих за стеной…
Она сидела на коленях рядом с Миленом. Парень приподнимался, стонал и с отчаянием смотрел на своих товарищей; сердцем и разумом он пребывал в бою. Девушка похлопывала парня по ладони и успокаивала его, хотя сама нуждалась в утешенье гораздо больше. Она не смотрела назад и, глядя в страдальческое лицо раненого воина, молилась. Молилась богу Высеню и матери-хранительнице, молилась истово, дрожа всем телом и припоминая все знакомые ей обрядовые песни, что распевали старухи в канун дня Рыбака или в день летнего Солнцеворота. Искра никогда не делала этого, но теперь, на пороге смерти, она чувствовала, что только бог, о существовании которого девушка никогда и не задумывалась, сможет оградить их от беды и спасти.
Она просила у него прощения за все свои проступки. Просила прощения за брата, за отца…
Это был момент, который она потом вспоминала, слегка стыдясь. Никогда ещё она так не боялась. Говорили, что она – боевая девчонка, со взрывным характером, искренне любящая и искренне ненавидящая, открытая и всегда предельно честная. Но в эту ночь "боевая девчонка" струхнула не на шутку.
Битва стихла, мертвецов больше не было, полегли и те, что находились у повозок. Гора поверженных мертвецов не подавала никаких признаков жизни. Но воины не покидали своих мест, тяжело дыша, вытирая пот и ожидая какого-нибудь подвоха.
– Ну что?! – рявкнул во тьму ночи Злоба. – Наелись, слизняки?
– Все целы, парни? – осведомился Горыня, вытирая платком лоснящееся от пота и крови лицо.
– Кажется все, – осмотревшись, ответил Девятко.
– Кто-то идёт, – тихо сказал Черный Зуб. Он воткнул секиру в дощатый пол и смотрел во двор.
Шел мертвец, неуверенно волоча ноги и издавая странные шипящие звуки. Он вошел в круг сумрачного света, отбрасываемого единственной свечой через дверь, и Чурбак, отличавшийся острым зрением, узнал уже знакомого нам покойника с бородой веером.
– Гляньте – жмур, тот, кого мы в овраг кинули!
Бородач остановился, поводил плечами, повертел головой; рот его чудно открывался и резко захлопывался, словно печная заслонка. Судя по всему, бородач хотел что-то сказать, но из пасти его вылетало нечто, весьма отдалённо напоминающее слова:
– Аамн… амн! Вав! Вааа… амн! Прррв…
Так мертвец простоял несколько минут. Казалось, что он непослушная кукла, которую невидимый кукловод дергает за нити, стараясь заставить его хорошо сыграть свою роль.
– Долго ещё этот скоморох будет кривляться? – поинтересовался Чурбак. – Может пустить ему стрелу в глаз?
– А что толку? – спросил в ответ Злоба. – Подойдет поближе, Лещ размажет гадёныша по стенке и дело с концом.
– Запах!!! – бородач выкрикнул это слово так отчетливо, неожиданно и громко, что все вздрогнули и невольно попятились. – Запах! Запах! Запах! Запах! Запах, запах, запах, запах, зааапах!!!