Путь туда был далек, и Хаук нанял рикшу, который домчал до Гатии за два часа. Извозчик, молодой тархав, раскрасневшийся и запыхавшийся, получил деньги за поезд, сунул их за пазуху, и убежал, перед этим мельком взглянув на Хаука и покрутив пальцем у виска.
Хаук улыбнулся, глядя, как торопливо засеменил прочь парень, отпил из фляги, поправил шляпу, и вступил в город нищих. Он находился здесь впервые, и квартал сначала удивил его – перед ним был район, мало чем отличавшийся от других жилых районов Вередора: улица, с накатанной земляной дорогой, по бокам одно– и двухэтажные глиняные или кирпичные дома. Местное население – низкорослые, сутулые, угрюмые люди, проходили мимо и не обращали на него никакого внимания. Несколько раз он пытался заговорить с кем-нибудь, но неизменно натыкался абсолютное равнодушие; его как будто не существовало.
– Ну и ладно, – пробормотал Хаук. – Пойду вперед…
Итак, он пошел, как и решил – вперед, но, пройдя несколько шагов, заметил, что рядом с ним идет ребенок – тощий пацан лет восьми, конопатый, лопоухий, в одних только грязных и очень больших штанах. Пацан, сунув руки в штаны, с любопытством поглядывал на Хаука.
– Меня зовут Чен, – предупредил он обязательный вопрос. – Заплати мне как следует, и я покажу тебе всё, что пожелаешь.
– По рукам, – согласился Хаук. – А если обманешь?
– Все зависит от размера платы.
Хаук остановился, развернул мальчика к себе и посмотрел ему в глаза.
– Думаешь, я тебе поверю?
Чен стойко выдержал взгляд, и ответил:
– А ты стреляный воробей. Хорошо. Золотой. И все будет честно. Даю слово. Слово честного вора.
– Даю два золотых, – сказал Хаук и полез в карман. – Вот тебе серебряный икабей в качестве задатка, больше у меня с собой нет. Остальное дома. Дам адрес, когда я тебя отпущу. Даю слово.
Мальчик недоверчиво прищурился и почесал ухо.
– Деньги неплохие… Ты ведь знаешь, мы тебя из-под земли достанем.
Хаук рассмеялся.
– Знаю. Пойдем.
Чен отошел на два шага назад и внимательно осмотрел своего нанимателя.
– Почему-то я тебе верю, – сказал он, задумчиво потерев подбородок. – Ладно, пошли.
Но перед этим Чен забежал в ближайшую таверну, купил там бутылку молока и овсяную лепешку и стал жадно поедать это, быстро шагая вперед, посматривая по сторонам и расспрашивая Хаука.
– Куда идём?
– К дхенам.
– Что, друга ищешь? – понимающе улыбнулся Чен. – Тогда готовься к худшему. У этих козлов помереть недолго.
Они долго петляли по грязным закоулкам, шли мимо свалок и деревянных заборов, за которыми были горы мусора с копошащимися там людьми и собаками. Вскоре они вышли к небольшой речке, которую какой-то ученый, словно в насмешку, назвал Сияющей. Так она и именовалась во всех картах, но местные звали её просто – Вонючка. Они остановились на возвышенности – единственном на всю округу пустыре, где ещё встречалась хоть какая-то растительность, да и то, этой растительностью являлись примятая трава и заросли крапивы.
Здесь изумленному взору Хаука открылась удивительная картина. Перед ним раскинулись, а вернее расползлись трущобы – море жалких и убогих хибар, лачуг и шалашиков, облепивших Вонючку, будто мухи навозную кучу.
Все домишки были как один – землистого цвета, ветхие, покосившиеся, слепленные непонятно из чего: из тонких прутьев и соломы, из кусков ржавого железа, из брезента… Улиц не существовало – сплошная тесная масса собачьих конур, между которыми, по обыкновению, громоздились отбросы. Ближе к реке трущобы нарастали, словно океанская волна; над самой водой возвышались хлипкие многоэтажные постройки, опиравшиеся на какие-то полусгнившие шесты, торчавшие прямо из мутной воды.
По реке плыло широкое, неказистое плоскодонное гребное судно, с парусом, сшитым из разноцветных лоскутков, называемое у дубичей стругом.
– Что это? – поинтересовался Хаук, указав на судно.
– Это жилище Хайи, – ответил Чен. – Хайя – местный главарь. Хозяин. Все слушаются и боятся его, мудака.
– Хорошо. Но как нам отыскать в этом… лабиринте дхенов?
– Очень просто, – ответил мальчик и засмеялся. – Боишься заплутать в "лесу"? Не бойся. Мы туда не пойдем, берлога дхенов вон там. – Чен махнул рукой в другую сторону. – Они, мать их так, живут особняком.
И они пошли дальше, по тропинке, вдоль "леса", как назвал эти трущобы мальчик. Из лачуг выходили люди, почти все – бхуны. Тощие, с голодными глазами и язвами на теле; дети голые и странно неподвижные; их руки походили на веревки, а животы страшно вздулись. Пахло здесь гораздо хуже, нежели в порту, да что там говорить, хуже, чем где бы то ни было.
Навстречу им шла группа мужчин, тоже чернокожих, преувеличенно серьезных, вооруженных пиками и увешанных забавными металлическими побрякушками: наконечниками стрел, гвоздями, вилками, ложками и прочим.
– Угнись и смотри в землю, – встревожено прошипел Чен. – Прикинься нищим и больным.
Хаук так и сделал, но все же спросил, в чем дело.
– Люди Хайи, вот что, – сердито буркнул пацан. – С ними лучше не связываться.
Люди Хайи высокомерно прошли мимо, даже не взглянув на путников, и Чен уже было распрямил спину, когда один воинов, шедших позади всех, остановился и окликнул их:
– Эй, вы! Кто такие? Стоять!
– Пошли, Жаба! Нет времени! – позвали его остальные.
– Идите, я вас догоню, – невозмутимо ответил им Жаба, чья физиономия и правда напоминала жабью, и медленно подошел к Хауку. Он приподнял наконечником пики его голову и скривил рот. Мальчик, пристально наблюдавший за воином, тоже посмотрел на своего спутника. Хаук был болезненно бледен, впавшие глаза окружали темные разводы. "Что за фигня?" – подумал пацан, и в ответ услышал кашель.
Хаук кашлял так сильно и надрывно, что у Чена душа ушла в пятки. Он оторопело стоял и во все глаза глядел на него. Хаук кашлянул еще раз, выплеснув сгусток крови прямо на грудь Жабе. Тот отшатнулся, выругался, с отвращением посмотрел на обоих, влепил оплеуху мальчику и убежал, вопя, как зарезанный и брезгливо вытирая с груди кровь.
Как только люди Хайи скрылись из виду, Хаук улыбнулся, сплюнул оставшуюся кровь, выпил воды из фляжки, пополоскал рот и опять сплюнул. Слюна была почти чистая.
– Это что было? – недоверчиво спросил мальчик, отойдя на всякий случай подальше. – Ты что, чахоточный?
– Как думаешь?
– Не заговаривай мне зубы!
– Хорошо. Смотри. – Хаук высунул язык и показал надкушенный кончик. – Видел? Фокус.
– Ты меня за дурака не держи! – злобно выкрикнул Чен. – Ты колдун!
– Ну, ты что…
– Колдун, колдун! Язык можно прикусить, а морду незаметно белой краской не вымажешь!
– Хорошо, – произнес Хаук, чувствуя, что не в силах больше спорить. – Пусть так, колдун. Но только совсем чуть-чуть. Может, пойдем дальше?
– Еще один икабей, – нахально потребовал мальчик. – За это… как там?
– За стресс, – подсказал Хаук.
– Чего?
– Ну, за волнение, за… нервное напряжение…
– Напряг! Да, за напряг надо доплачивать.
– Не спорю. Пошли, наконец.
Хаук со своим проводником отошли уже довольно далеко, когда из трущоб донёсся чей-то истошный вопль.
– Уже кого-то прирезали, – сказал Чен и грязно выругался. – Для них убить человека, все равно, что раздавить таракана. "Лес", дядя, – гиблое место. Видать, твой друг слишком дорог тебе, раз ты решился сунуться сюда.
– Да… – проговорил Хаук, чувствуя, как сердце его сжимается, в предвкушении нерадостной встречи.
– А вот и берлога, – сказал Чен.
"Берлога" – длинный низкий дом, похожий на сарай, и, судя по внешнему виду, нежилой, был обнесен забором, густо увитым плющом и вьюнком. Несмотря на вездесущий мусор и заброшенность, место было по-своему привлекательным и даже живописным.
– Раньше, – сказал Чен, – здесь жили эти козлы… как их… такие настырные умники, мать их так…
– Тригаты?
– Да вроде… А сейчас вот, эти долбанные уроды. Но они хоть не лезут со своими, всякими там…
Слушая Чена, Хаук с безмерным удивлением понял, что мальчик не знаком с понятием бога. Бог существует в человеке с младенчества, более того, Хаук был убежден, что процесс рождения божественен, и, следовательно, ребенок впитывает эту сущность в кровь. Также Хаук всегда полагал, что у бедных людей есть только он, и надежда, которую он дает. Но не здесь. Высшие силы забыли про этот несчастный и убогий край.
– Чен, скажи мне, кто такой бог? – мягко спросил он.
– Так, дядя, не лезь ко мне с этим дерьмом! – грубо отрезал пацан.
– Но неужели ты ничего не знаешь о боге?..
– Не знаю и знать не хочу! Я же сказал, не лезь ко мне! Ложил я…
– Все, все! – Хаук поспешил прервать мальчика, боясь, как бы он не наговорил лишнего. – Ты меня подождешь?
– Икабей. Итого – три золотых. А если еще накинешь, соглашусь послушать про твоего главаря, хм… бога. Наверно, крутой мужик, раз все должны про него знать.
Хаук остолбенел.
– Эх, ну ты и делец, – растерянно проговорил он. – Что ж делать, без тебя я пропаду. Жди.
– Не вопрос. Хоть до вечера.
Настала пора рассказать немного о дхенах. Дхены – легендарное племя, обитавшее в доимперскую эпоху в лесу Деодар, около южных отрогов Вечных гор. До наших дней дошли предания о могущественных шаманах (или волхвах по-марнийски) этого племени. Шаманы дхенов могли усилием воли передвигать целые горы, покидать свое тело и управлять сознанием людей. Мифы о них положил в основу своего учения некто Хёнан Черный, о происхождении которого ничего неизвестно, так же, как и о жизни. Сохранился его трактат – "Дхен, или расширение сознания с помощью чудодейственных трав". В этой книге перечислялись все "волшебные" травы и способы их приготовления. Книга стала знаменитой и нашла множество приверженцев по всему миру, коих народ так и окрестил – дхены. У дхенов особой популярностью пользовались орехи – плоды редкого растения под названием чудница. Орехи – ядовитые и несъедобные, вызывали, если их правильно приготовить, сильнейшие галлюцинации, а также неземное чувство блаженства. С другой стороны, орехи разрушали организм, и быстро приводили к мучительной смерти. Общины дхенов презирали все, даже жители Гатии; их гнали