– Не спорю, – согласился Хаук и против воли улыбнулся. Принц заражал своим весельем и его шутка, как ни крути, все же несла в себе положительный заряд.
– Неужели вам не хотелось овладеть ею?
Хаук задумался.
– Это было так давно, что я и позабыл… что это такое.
– Невозможно забыть вкус любви! Невозможно забыть бархат юного тела и пленительную сладость влажных губ! Если вы ничего не почувствовали, во что я не верю, значит вы либо немощны, либо никогда не встречали ее – свою богиню. Но вы не немощны. Голос вас выдал.
– Да вы поэт, ваше высочество.
– Так и есть! Я люблю, я обожаю всё прекрасное! Вот, пожалуй, попробуйте это.
Словно по команде выбежала девушка с кубком в руках. Принц принял его и с наслаждением отпил.
– Попробуйте, – повторил он, протягивая кубок. – Нет. Вчувствуйтесь. Именно – вчувствуйтесь!
Вино было восхитительным. Даже более чем – Хаук никогда не пробовал ничего подобного. Нежнейшее, расцветающее яркими красками вино освежало, расслабляло, и богатое послевкусие обволакивало рот, заставляя блаженствовать, заставляя забыть всё на свете.
– Нет слов, – сказал Хаук, поставив кубок на стол. Отчего-то ему захотелось рассмеяться и выпить еще.
– От такого вина можно опьянеть, – изрек принц, – но нельзя опьянеть. Вы не находите?
– Вы к тому еще и философ.
– Всего по чуть-чуть. Итак, вы, наверное, хотите знать, зачем я вас пригласил?
– Да, ваше высочество.
– Тогда пройдемте со мной.
Хаук, чувствуя себя совсем разбитым, нехотя побрел за принцем. Принц, размашистым жестом откидывавший в сторону непослушную тюль, вошел, нагнувшись, в низкую, непримечательную дверь.
– Осторожно, мой друг, – сказал он, улыбнувшись, – здесь довольно-таки крутые ступени. И весьма скользкие.
Словно в подтверждение его слов, Хаук тотчас споткнулся, и, чтобы не упасть, машинально оперся на плечо принца.
– Простите, – пробормотал Хаук, отдернув руку.
– Ничего, – ответил принц, вынув из кольца на стене факел. – Ведь если бы не мое плечо, мы бы вместе кубарем скатились вниз. Должно быть, это выглядело бы забавно – принц Вередора Акурос, голый, в одном лишь халате, в обнимку с воняющим Гатией оборванцем, летит, вопя во все горло в Субтерру! Ха-ха-ха!
Принц поднял факел повыше и оглядел Хаука.
– Простите, – сказал он, – но вы действительно выглядите и пахнете не очень хорошо. Но это поправимо. Пойдемте и будьте осторожны.
Субтерра – хранилище сокровищ, оружия, рукописей, свитков, артефактов и прочего тому подобного добра, – находилась довольно глубоко – до нее пришлось спускаться без малого десять минут. Миновав огромный зал, доверху набитый сундуками, ящиками и лежащими ничком статуями, принц, заботливо поддерживающий под локоть своего спутника, прошел в крохотный кабинет, в котором, кроме стола и двух лавок, больше ничего не было.
На столе лежал толстый свиток и подсвечник со свечей. У стены неподвижно стоял Дагда.
– Вот здесь и поговорим, – сказал принц, поискав кольцо для факела и не найдя его, вышел наружу и оставил факел там. – С командиром моей гвардии вы знакомы. Присаживайтесь.
Хаук сел, а принц с ванаксом устроились напротив.
– Итак, – сказал принц, взглянув на воина, – с чего начнем?
– Ваше высочество, – укоризненно произнес Дагда, – ваши авантюры мне порядком надоели…
– Дагда, дорогой мой! – ответил принц, похлопав ванакса по спине. – Жизнь, на мой взгляд, всего лишь песчинка в пустыне и я хочу, чтобы эта песчинка натерла большую мозоль в пятке Вселенной! Быть песчинкой не так уж и плохо, мой друг, – Вселенной можно изрядно досадить, тебе же ничего, кроме вытряхивания из сандалий истории обратно в пески забвения, где мы и так существуем, ничего не грозит. Ведь песчинку не раздавишь, на то она и песчинка!
– Песчинка не песчинка, – проворчал Дагда, – а голову потерять можно. Меня гораздо больше беспокоит наличие собственной головы на плечах, нежели судьба Вселенной, обутой в сандалии Истории. Вот Сандур – ваш несчастный брат – доигрался ведь…
– И оставил о себе память, – улыбаясь, ответил принц. – Весь Вередор знает его историю, и никто не знает даже имен остальных семерых братьев.
Хаук тоже знал эту печальную историю. Сандур, старший брат Акуроса, с детства проявлял интерес ко всему необычному. И этот интерес привел его к "ищущим истину". Увлекшись учением Шаранна, Сандур однажды заявил, что отказывается от престола и вообще от мирской жизни в пользу отшельничества в Великих Песках. "Познать истину – вот главная цель в моей жизни", – объявил во всеуслышание Сандур и преспокойно ушел на юг, имея при себе одну лишь котомку с хлебом, да бурдюк с водой; и весь город провожал его. Обычно миролюбивый и неконфликтный драган Муиргерн пришел в ярость, узнав о случившимся. Имя Сандура было навсегда вычеркнуто из священных списков, где хранилась память обо всех членах правящей династии. Более того – жрецы Каидада потребовали предать смерти изменника. "Династия Хафнаидов, – говорили они, – олицетворяет приверженность вере Великого пророка Амбхаса, в этом море ложных верований. Появление неверного в семье невозможно. Убей Сандура, либо марнийская зараза распространится так далеко, что мы схватимся за голову".
Спустя две недели, посланные по следу Сандура воины, вернулись с обезображенным до неузнаваемости телом бывшего принца.
– В общем, – вывел Хаука из задумчивости принц, – Дагда не в настроении. Тогда скажу я. Я хочу совершить небольшое путешествие.
– Куда?
– О, отсюда недалеко. Можно сказать, рукой подать. – Принц Акурос заулыбался во весь рот.
– Фир? – произнес пораженный Хаук.
Дагда мрачно кивнул.
На следующее утро Хаук задумчиво брел через рынок по направлению к обители. Он не замечал толчков и сыплющихся на него проклятий, щекочущие нос запахи не заставляли его оборачиваться и разглядывать прилавки. Он просто думал. Напряженно и спокойно, а ноги вели его сами.
У ворот стоял, прислонившись к забору и с презрением разглядывая местные достопримечательности, Чен.
– Ты? – спросил изумленный Хаук.
– Ну да, – ответил мальчик. – Что ты так удивляешься?
– Да нет… я просто… Ну что мы стоим, пошли. Не стесняйся, проходи.
– Ругаться не будут? – подозрительно спросил Чен. – Не выгонят?
– Не будут, – со смехом ответил Хаук. – Тут тебя никто ругать не будет.
– А пожрать дадите?
– Покушать – дадим. Пошли.
Во дворе, в тени сосны стоял Иероним. Хаук, едва взглянув на него, поприветствовал его кивком, и пошел дальше, но у самых ступенек внезапно остановился.
– Ты чего? – поинтересовался Чен.
Хаук вспомнил странное выражение лица послушника и оглянулся. Иероним исчез.
– А был ли там Иероним? – пробормотал Хаук, озадаченный той дьявольской ухмылкой, никак не вязавшейся с благочестивой внешностью послушника.
– Чё?
– Ты видел кого-нибудь вон там, под сосной?
– Видел.
– Ну же, что молчишь? Опиши мне его.
– Ну… молодой…
– Чуть моложе меня?
– Я тебе не какой-нибудь там бхун, – проворчал мальчик. – Я считать умею. Парню на вид лет двадцать пять. Волосы темные, прямой нос, смуглая кожа, черные одежды. Да, еще на груди медальон. Золотой. Что там изображено – толком не разглядел, вроде как птица. Еще один приятель?
– Нет, – изумлено проговорил Хаук и, еще раз посмотрев на то место, где стоял призрак, добавил: – Нет.
Чен жадно ел, облизывая пальцы и чавкая. Рядом сидели Хаук и Иероним. Хаук рассказал ему о видении, но послушник, внимательно выслушав, ничего не сказал, зато захотел пообщаться с гостем.
– Чавкать не прилично, друг, – мягко проговорил Иероним, глядя на мальчика почти с отеческой нежностью.
– Хм, – произнес Хаук, покрутив опустевшую кружку с зеленым чаем. – Вот у нас, в заливе, чавканье – знак одобрения. Будучи в гостях, ты обязательно должен почавкать, и как можно громче, иначе хозяин сочтёт, что еда невкусная и расстроится.
Чен отодвинул тарелку и вытер рот рукавом.
– Знаешь, брат, – сказал он, серьезно взглянув на Хаука, – меня этот хмырь раздражает.
Мальчик со злостью покосился на Иеронима.
– Иероним тебя раздражает? – удивился Хаук.
– Пусть он уйдет, – наклонившись к Хауку и понизив голос, сказал Чен. – Поговорить надо.
Мужчины переглянулись и рассмеялись. Мальчик озадаченно посмотрел на них и тоже, на всякий случай, улыбнулся.
– Я пойду, – сказал Иероним, поднимаясь. – Обсудим твое видение попозже.
– Да, да! – довольно постукивая пальцами по столу, сказал Чен. – Иди, дядя. Не держи зла за хмыря! Просто сделай морду попроще.
– Хорошо, друг.
Чен подождал, пока степенная широкоплечая фигура Иеронима не скроется из виду и после этого спросил:
– Ну что? Что тебе принц сказал?
Услышав эти слова, Хаук залился смехом и смеялся так долго, что Чен вынужден был постучать кулаком по столу.
– Эй! – обиженным голосом сказал мальчик. – Ты чего?
– Ты колдун, – заявил Хаук, с притворной строгостью посмотрев на мальчика.
– Дразнишься?
– Нет. Просто я очень устал за эти дни. Как ты узнал?
– Мы – вольные ребята – всё знаем. К тому же, что ж тут странного? Только дурак не догадается. Ты вчера был грязный, оплеванный. А утром вернулся чистый, в выстиранной тунике, начищенных сапогах. И потом, только у принца бхун-страж, и только в Печке такие колесницы.
– В печке?
– Ну, во Внутреннем Городе. Так что тебе предложил принц? Прогуляться в Фир?
– Чен, мальчик мой, – сказал Хаук, чувствуя, что не способен более удивляться, – у тебя поразительные способности к логике.
– Чего?
– Ничего. Умный ты мальчик. Даже очень умный. Поумней даже, – прошептал Хаук, оглядевшись, – нашего наставника. Но на этот раз ты не угадал. Он просто хотел со мной побеседовать. Скучно ему, видишь ли.
– Ага, как же! – буркнул Чен. – Меня не проведешь. Акурос известный искатель приключений. Он бывал на Южных островах, где подхватил, хе-хе, птичью болезнь, и где, кстати, отыскал этого своего… стражника. Был он и в Гатии, где напился в таборе у тархавов, а после этого драган объявил, что всыплет ему сто плетей, если он еще раз отчебучит что-нибудь подобное. Но… как там говорится-то?