В конце концов мы добрались до подвала. Тут было довольно простенько, по сравнению с другими этажами. Никаких вам пластмассовых рыбок и поддельных водорослей. Только зелено-синий ковер и сине-зеленые стены. Морж не переставал бормотать, но я почуял, что, пожалуй, тур наконец-то заканчивается.
— После Тихоокеанской войны… мы слушаем голоса с моря… потеряны под килем, на глубине девять саженей… переход к миру… конституцией японскому флоту запрещается… однако тридцать шесть процентов промышленных транспортных судов, производящихся в мире… Япония по-прежнему нация любителей рыбы, рыбаков, поклонников аква культуры…
Он все говорил, а мы прошли мимо ниши, где притулился автомат, продающий пиво «Кирин», свернули за угол и остановились посреди коридора. В конце холла на двери висела картина в раме. Старая, поблекшая ксилография женщины с бива, старинной лютней. На женщине было традиционное красное кимоно, а у ног кольцами свернулись четыре белые змеи. Номера на двери не было, и, по-моему, картинка и море не имели ничего общего. Встав передо мной, Морж загородил гравюру.
— Господин Чака, на этом наш скромный тур заканчивается, — сказал он, вдруг прибавив громкость. — Я искренне надеюсь, что он был для вас познавательным и приятным. Если у вас есть вопросы о том, что я рассказал, или о самом отеле «Лазурный», буду счастлив ответить на них сейчас же.
— Что это за картинка там висит?
— Картинка? — удивился Морж. Глянул через плечо, потом снова повернулся ко мне. — Ах, эта картинка. Это Бэнтэн. Одна из Сити Фукудзин — Семи Богов Удачи. А я упомянул, что сейчас наша страна производит целых тридцать шесть процентов мирового количества промышленных транспортных…
— Не против, если я поближе взгляну?
Морж дернул усами из стороны в сторону, но промолчал. Не знаю, с чего вдруг меня заинтриговала эта картинка, но чуяло мое сердце, что адмирал Хидэки, он же Морж, не хотел, чтоб я ее увидел. Ясное дело, от этого мое любопытство только разгорелось. Обогнув Моржа, я бесшумно зашагал по ковру через холл.
Гравюра оказалась маленькой, не больше квадратного фута. Богиню Бэнтэн изобразили с загадочной миной, какие нередко видишь на японских портретах. В ее чертах сквозило веселье, как будто она знает про вас какой-то секрет, но никому не расскажет. У ног ее покоилась черная деревянная шкатулка, которую сторожили белые змеи, а на заднем плане виднелся пруд, заросший лотосами. Морж встал рядом со мной и откашлялся.
— Вам знакомы японские Семь Богов Удачи? — спросил он.
— Есть такое дело, — ответил я.
— Изначально Бэнтэн была индийской богиней удачи по имени Саварти. В Японии она стала покровительницей музыкантов, писателей, гейш и азартных игроков. В деревнях она также охраняет родники, ручьи и пруды. Змеи служат ей, выполняют ее повеления. Говорят, это очень ревнивая богиня.
— А какое отношение Бэнтэн имеет к навигации?
— Некоторые верят, что она также морская богиня, — ответил Морж. — Каждый год она вместе с другими Богами Удачи плывет на Такарабунэ — корабле сокровищ, который привозит новогодние подарки. В праздник Нового года многие люди совершают паломничество в храмы Семи Богов Удачи, веря, что это принесет им счастье. А сейчас позвольте проводить вас в номер?
И тут я заметил, что дверь запечатана сваркой. Я слыхал, что некоторые японские гостиницы запечатывают номера, где останавливался его императорское величество. Но как-то я сомневался, что император когда-нибудь спал в этом подвальном номере, меньше чем в миле от императорского дворца.
— А зачем вы дверь запаяли? — спросил я.
Морж слегка дернул усами, выдавая неловкую улыбку. Снова откашлялся и уставился в пол.
— Пожалуйста, примите мои самые искренние извинения. Официальная политика отеля «Лазурный» запрещает обсуждать именно этот момент.
— Это еще почему?
— Мне очень жаль, но политика отеля запрещает мне обсуждать политику отеля.
— Ну тогда, сдается мне, вы только что нарушили политику отеля.
Он на секунду задумался.
— Кажется, и правда.
— Тогда, может, вы продолжите и расскажете остальное?
Я одарил его самой невинной из своих улыбок. Морж подумал, а потом выдохнул объяснение:
— При покупке здания прежние владельцы настояли на том, чтобы номер остался запечатанным. А еще настояли, чтобы картина по-прежнему висела на двери. Это было условием продажи. Видите ли, за свою короткую историю отель много раз менял хозяев. Но всегда оставались пустой номер и гравюра Бэнтэн.
— Но почему?
— Простите?
— Ну, она удачу приносит или…
— Да! — воскликнул Морж. — Да, точно так. Как вы говорите, это на удачу. Это давняя и благородная традиция, и отель «Лазурный» гордится ею.
Этот город вечно находит новый способ сбить меня с панталыку. Гостиничный управляющий в прикиде флотского офицера девятнадцатого века, золотая рыбка вместо карпа, гравюра Бэнтэн на двери пустого номера, запечатанного в честь почетной традиции, которую отелю запрещено обсуждать. В отеле «Лазурный» все было как-то мутно, но я лишь уверил Моржа, что буду нем как могила, и поблагодарил его за тур.
Сунув руку в карман, Морж вытащил часы — с откидной крышкой, на золотой цепочке. Открыв часы на секунду, Морж захлопнул их и вернул в карман. Затем отвесил мне небрежный поклон, развернулся на каблуках и потащился к лифту.
Что-то в его шагах напомнило мне унылую походку Накодо после нашей утренней встречи. Я припомнил свои жизнерадостные утешения, как я практически в открытую разнес в пух и прах его беспокойство о пропавшей дочери. Конечно, я ничего не мог сделать для них с Миюки. Но все равно утром что-то было не так. Я снова уставился на Бэнтэн. Все не так.
8РЕКА НИХОМБАСИ
На следующий день никаких чуваков в белом, дымящих в моем номере, так что начало удачное. Однако, так и не научившись не искать от добра добра, я решил позвонить частному детективу Ихаре — одному знакомому мудозвону из Роппонги. Хотя было еще рано, я знал, что Ихара уже торчит в своем офисе. Этот чувак первый на очереди на кароси — смерть от сверхурочной работы. Только японцы могли придумать такой термин.
— «Глаз Сыскаря», — ответил усталый голос.
— Доброе утро, могу я поговорить с Ихарой-сан?
— Ихара на проводе.
По-моему, он не в восторге быть Ихарой или быть на проводе. И я не ждал, что от моей следующей фразы он забьется в экстазе.
— Это Билли Чака.
На семь секунд трубка наполнилась нерешительной статикой. Я смотрел, как на другом конце комнаты золотая рыбка нарезает круги в аквариуме, и так и видел Ихару — как он сидит за огромным столом в навороченном офисе, пялится на телефон сквозь очки толщиной с бутылочное донышко и жалеет, что не заставил свою дорогущую секретаршу приходить в офис пораньше, чтобы отсеивать звонки.
— Значит, тебя снова пустили в страну.
— Соскучился?
— Как по своей опухоли.
— Не знал, что у тебя опухоль.
— Больше нет. И я по ней не скучаю.
Мы с Ихарой знаем друг друга сто лет. Когда мы познакомились, он был заурядной ищейкой и еле сводил концы с концами, а я был безбашенным репортером, у которого слишком много свободного времени и вечно свербит в одном месте. Наши дорожки пересеклись в Иокогаме, когда из-за его страсти к приемчикам «упреждающего слежения», как он это называл, меня едва не угробила куча оболваненных рогоносцев из морской пехоты. С тех пор Ихара превратился в крутейшего частного детектива и открыл шикарный офис в районе Роппонги — Аояма. Название своей шарашки — «Глаз Сыскаря» — он произносил с таким смаком, что брызгал слюнями прямо вам в лицо. Ихара особенно перся от того, что когда-то его наняли проверить родословную потенциальных невест наследного принца Нарухито, чтобы Императорское придворное агентство могло дать от ворот поворот тем кандидаткам, в чьих родословных оказались намеки на рак, болезнь Альцгеймера, церебральный паралич, менингит, агнозию на лица, проказу, плохие зубы или — о ужас! — «иностранные влияния».
Я давным-давно рассчитался с Ихарой за Иокогаму, и с тех пор мы стали не то чтобы друзьями, но вынужденными союзниками. Полностью я ему не доверял, но этот парень знает о сильных города сего больше, чем кому-либо полезно для здоровья. А Накодо со своим особняком за миллионы баксов, уютно пристроившимся в Арк-Хиллз, как раз из тех, на кого у Ихары наверняка есть досье.
— Мне нужна кой-какая информация, — сказал я.
— Попробуй поисковик.
— Мшу купить тебе конфеты и сочинять любовные вирши про луну, но я рассчитывал все это пропустить и сразу перейти к делу. Мы оба знаем, что я у тебя не интервью беру.
— А какие конфеты? — спросил он.
Тут уж я воззрился на телефон с недовернем.
— Я серьезно, — повторил Ихара. — Какие конфеты?
— А хрен его знает. «Поки Стикс».[21]
— Хмм. Шоколадные или клубничные?
— Шоколадные.
— Шоколад мне нельзя, — пожаловался он. — Врач запретил.
— Ну, значит, клубничные.
— Терпеть их не могу.
— Слушай, Ихара…
— Да не парься ты, Билли, — захихикал он. — Что, от жары чувство юмора засохло?
Кровь ударила мне в голову, но я постарался успокоиться. Если я доживу до отставки из «Молодежи Азии», обязательно наваяю книжку под названием «Дзэн и искусство обращения с идиотами». А детективу Ихаре посвящу целую главу со множеством сносок.
— Мне нужна информация на чувака по имени Накодо, — сказал я.
Обрушилась тишина. Паническая. В этой тишине вопила сигнализация, орали сирены, кипели беспорядки на улицах. Потом безмолвный хаос вымер, и заговорил Ихара:
— Я вешаю трубку.
— Ихара…
— Ты по сотовому говоришь? Блин, скажи, что не по сотовому, пожалуйста. По сотовому, да?
— Да у меня вообще мобилы нет.
— И все равно я вешаю трубку. Встретимся на кладбище Лояма. В полпервого, скажем. Принесешь пятьдесят штук йен, упакуешь их в сегодняшний номер «Дейли Емиури». И вообще я передумал — тащи конфеты.