Тысячная ночь — страница 8 из 17

витками, виднелась аммонитовая улитка миниатюрного циклотрона. Я узнал лучемет, стреляющий потоком заряженных частиц. Выпущенный из него луч мог рассечь с одинаковой легкостью и нас, и корпус корабля Лопуха.

— В случае чего я им воспользуюсь, — сказал незнакомец, — так что прошу делать, что я говорю. Перейдите на середину помещения, подальше от приборов.

Мы с Портулак подчинились, встав друг подле друга. Я взглянул на незнакомца, пытаясь как-то вписать его в загадку Лопуха. По обычным меркам его возраст соответствовал поздней зрелости. Лицо покрыто морщинами, особенно вокруг глаз, в шевелюре и бороде — проседь. Что-то в его поведении подсказывало, что он и на самом деле стар. Он был одет в коричневатый костюм из жесткой обтягивающей ткани, которую испещряли металлические разъемы и гнезда. Шею окружало непонятного предназначения металлическое кольцо.

— Мы не знаем, кто ты, — сказал я. — Но мы не замышляли ничего дурного.

— Вторжение на этот корабль — по-вашему, ничего дурного? — Он говорил на языке Горечавок внятно и грамотно, будто выучил его специально для этого случая.

— Мы просто искали информацию, — объяснила Портулак.

— Информацию? Какого рода?

Портулак покосилась на меня и тихо проговорила:

— Лихнис, мы вполне можем сказать правду. Нам нечего терять.

— Мы хотели узнать, где побывал этот корабль. — Я понимал, что она права, но ее решение мне все равно не нравилось.

Незнакомец ткнул лучеметом в мою сторону.

— Зачем? Какое вам дело?

— Очень даже есть дело. Лопух, законный владелец этого корабля, похоже, не рассказал всю правду о том, где он побывал после прошлого сбора.

— Это дело Лопуха, а не ваше.

— Ты знаешь Лопуха? — рискнул спросить я.

— Прекрасно знаю, — ответил незнакомец. — Полагаю, лучше, чем ты.

— Сомневаюсь. Он один из нас. От плоти Горечавки.

— Гордиться тут вовсе нечем, — сказал незнакомец. — По крайней мере там, откуда я родом, это не принято. Окажись сейчас здесь Абигейл Джентиан, я бы проделал в ней дыру, через которую ты запросто смог бы помочиться.

Ледяное спокойствие незнакомца не оставило ни малейших сомнений, что он говорит серьезно. Меня пробрал страх. Этот человек с радостью уничтожил бы не только Абигейл, но и всю ее Линию.

Странное чувство, когда тебя презирают.

— Кто ты? — спросила Портулак. — И откуда ты знаешь Лопуха?

— Я Гриша, — ответил незнакомец. — Единственный, кто выжил.

— Выжил после чего? — спросил я. — И как ты оказался на корабле Лопуха?

Гриша взглянул на меня, и на округлом лице отразилось некое подобие мыслительного процесса, который, похоже, завершился принятием решения.

— Ждите здесь, — сказал он. — Сейчас вернусь.

Он выпустил из руки лучемет. Вместо того чтобы упасть на пол, оружие просто повисло в воздухе, продолжая целиться в нашу сторону. Гриша скрылся за дверью.

— Я знала, что это ошибка, — прошептала Портулак. — Думаешь, эта штука в самом деле...

Я слегка отодвинулся от Портулак, и лучемет переключил свое внимание на меня. Вздохнув, я вернулся на прежнее место. Оружие следило за моими движениями.

— Да, — кивнул я.

Вскоре вернулся Гриша и, сомкнув ладонь на рукоятке лучемета, опустил его чуть ниже. Оружие больше не целилось в нас, но мы все еще оставались во власти Гриши.

— Пойдемте, — сказал он. — Вы должны кое с кем увидеться.

Ближе к центру корабля находилось помещение без окон. Как я понял, это была спальная камера, где обитатели корабля погружались в метаболический стазис перед долгими межзвездными прыжками. На некоторых кораблях имелись достаточно мощные двигатели, способные разгоняться до скорости настолько близкой к световой, что субъективное время полета сжималось в произвольно короткие промежутки. Но этот корабль к быстроходным не относился. Экипаж был вынужден проводить среди звезд по меньшей мере годы. Именно по этой причине помещение было оборудовано медицинскими системами для многократных модификаций и омоложений тела.

Было там и тело. Бледное, наполовину сожранное хрупкой серебристой коростой, которая покрыла его сплошь от пояса до пяток и уже заползла на половину груди, правое плечо и одну сторону лица. Тело покоилось в подрагивавшем герметичном пузыре, искажавшем его облик. Вокруг него суетились машины цвета слоновой кости.

— Можете взглянуть, — разрешил Гриша.

Мы с Портулак взглянули, и у обоих вырвался судорожный вздох. Тело на койке принадлежало Лопуху.

— Ничего не понимаю, — проговорил я, всматриваясь — Тело, которое у него на острове, в отличном состоянии. Зачем поддерживать жизнь в этом, если оно отказало?

— Это не дубликат, — сказал Гриша, кивая на пузырь. — Это его единственное тело. Это и есть Лопух.

— Нет, — возразил я. — Когда мы улетали, Лопух все еще был на острове.

— Там не Лопух, — устало вздохнул Гриша, показывая лучеметом на пару стульев возле койки. — Садитесь, и я попытаюсь объяснить.

— Что с ним? — спросила Портулак, когда мы выполнили распоряжение Гриши.

— Его отравили. Наемные убийцы. Чем-то утонченным, медленным и смертоносным. — Гриша погладил поверхность пузыря. Оставляя на ней мерцающие розовые вмятины от пальцев. — Защита предназначена скорее для вас, чем для меня. Если бы я подцепил эту заразу, все обошлось бы неприятной сыпью на коже. Вас же она убила бы точно так же, как убивает сейчас его.

— Нет, — сказал я. — Он из Линии Горечавки. Нас не может убить никакая инфекция.

— Это оружие против конкретной Линии. Оно создано для того, чтобы убивать подобных вам.

— Кто с ним это сделал? — спросила Портулак. — Ты, Гриша?

Вопрос, похоже, нисколько его не задел.

— Нет, не я. Это был один из вас. Лопух подозревал, что кто-то из Сторонников.

Я нахмурился, глядя на изъеденное серебром тело.

— Лопух сказал тебе, кто именно?

— У Лопуха имелись подозрения. Но точно знать, кто его отравил, он не мог.

— Не понимаю. Что, собственно, произошло? Как вообще Лопух может лежать здесь при смерти, если мы всего лишь пару часов назад видели, как он носился по острову?

На губах Гриши возникла едва заметная улыбка — первое проявление чувств с момента нашей встречи.

— Тот, кого вы видели, не Лопух. Это конструкт, подделка, созданная его врагами, которая заменила настоящего Лопуха почти три недели назад. А настоящего Лопуха отравили, прежде чем он вернулся на свой корабль.

Я взглянул на Портулак и кивнул:

— Если Гриша говорит правду, это, по крайней мере, объясняет перемены в поведении Лопуха. Мы считали, что он боится задавать новые вопросы о Великом Деянии. А на самом деле его просто подменили.

— Значит, он задавал слишком много вопросов, — сказала Портулак, наморщив симпатичный лобик. — Хотя погоди. Если он знал, что его отравили, почему ничего не сказал остальным? И почему остался на корабле, прячась от всех, в то время как его двойник бегал по острову?

— У него не было выбора, — ответит Гриша, — Когда он прилетел сюда, корабль обнаружил заразу и не позволил ему уйти.

— Весьма благородно, — заметил я.

— Он сам запрограммировал корабль на это. Думаю, подозревал, что враги могут предпринять нечто подобное. Не хотел вернуться и распространять заразу. Он думал обо всех остальных.

Какое-то время мы с Портулак молчали. Полагаю, нас обоих одолевали одни и те же печальные мысли. Нам никогда не приходило в голову, что Лопух может повести себя достойно, даже героически. Вне зависимости от того, что еще мне предстояло узнать за этот вечер, я понял, что уже неверно оценил того, кто заслуживал лучшего.

— И все равно, — сказал я, — это никак не объясняет, почему он не предупредил остальных. Если знал, что его отравили, и хотя бы догадывался, кто способен это сделать, то преступник мог всерьез поплатиться.

— Вне всякого сомнения, — кивнул Гриша. — Но Лопух понимал, что риск слишком велик.

— Риск чего? — спросила Портулак.

— Того, что станет известно о моем существовании. Если бы его враги прознали обо мне и о том, какими сведениями я обладаю, они бы сделали все возможное, чтобы я не заговорил.

— Имеешь в виду, что тебя тоже убили бы? — спросил я.

Гриша издал кудахчущий смешок.

— Да, меня наверняка бы убили. Но не только меня. Этого им было бы недостаточно. И этим кораблем они бы не ограничились. Они бы уничтожили все корабли в окрестностях острова, потом сам остров, а затем, возможно, и планету.

Я с безмолвным ужасом переваривал услышанное. Но в правдивости слов Гриши можно было не сомневаться.

— Хочешь сказать, они убили бы всех нас?

— Речь идет не просто о Линии Горечавки, — сказал Гриша. — Потеря одной Линии стала бы для остальных ударом, но не сокрушительным. Другие Линии заполнили бы образовавшийся пробел. Это не помешало бы Великому Деянию.

Я посмотрел на него:

— Что ты знаешь о Великом Деянии?

— Все. — ответил он.

— Может, расскажешь нам? — спросила Портулак.

— Нет. — сказал Гриша. — Предоставлю это Лопуху. У него еще осталось несколько минут сознательного существования, и, думаю, он предпочел бы потратить их на рассказ. Однако, прежде чем я его разбужу, думаю, вам не повредит, если я поведаю вкратце о себе и о том, как я тут оказался.

— У нас впереди весь вечер, — ответил я.


Гриша был родом с планеты археологов. Они жили в одной и той же системе два миллиона лет, с тех пор как ее заселили прибывшие в Ковчеге поколений. Происходящим в масштабах галактики они почти не интересовались, и, похоже, их вполне устраивала продолжительность жизни в двести лет. Большую часть этого срока они отдавали упорному, как монашеский подвиг, изучению цивилизации Предтеч, обитавших в этой системе в те времена, когда человечество было лишь искоркой в глазах эволюции.

Предтечи называли себя Наблюдателями. Будучи многоногими существами с твердым панцирем, они проводили половину жизни под водой. Их биология и культура выглядели столь чуждо, что на изучение того и другого не хватило бы жизни даже современного человека. Но хотя внешне они во всех отношениях отличались от народа Гриши, между двумя цивилизациями имелось определенное сходство. Наблюдатели тоже были своего рода археологами.