В те годы все больше нарастало напряжение между старыми аристократическими идеалами рыцарства, маскировавшими милитаризм, и новым ренессансным обращением к классике, новейшими гуманистическими представлениями об идеальном правителе. В этом заключалась разница между старой артуровской «Историей британских королей» Гальфрида Монмутского и новой историей, заказанной Генрихом VII итальянскому гуманисту Полидору Вергилию, который с трудом скрывал свое презрение к «басням» Гальфрида. Гуманисты не были склонны следовать куртуазной идеологии. Сам Эразм Роттердамский (в английском переводе, опубликованном Эдмундом Беком в 1540-х годах) заявлял[110]:
Представь себе наглядно, сколь некрасиво, сколь бессмысленно любить, бледнеть, изводиться, плакать, льстить и постыдно умолять наиотвратительнейшую развратницу; петь ночью у дверей, зависеть от кивка госпожи, терпеть власть бабенки, требовать, гневаться, снова попадать в милость, добровольно давать волчице себя высмеивать, бить, изувечить, обобрать[111].
Но Маунтджой (подобно Энтони Вудвиллу до него) сумел преуспеть как в старом, так и в новом мире. Оба они окажут определенное влияние на его ученика Генриха.
Сменив Скелтона в качестве наставника, Джон Холт, друг Томаса Мора, учил юного принца по классической учебной программе, разработанной для его брата Артура: Гомер и Вергилий, Цезарь и Ливий, стоические парадоксы Цицерона и наблюдения Плиния. Однако существовал еще и Джайлс Дювес, который обучал Генриха игре на лютне и французскому языку и служил в Ричмондском дворце библиотекарем коллекции книг (в основном французских), собранной Эдуардом IV и Генрихом VII.
Смерть старшего сына, принца Артура, преподнесла Елизавете Йоркской новое испытание: у Англии все еще был наследник в лице Генриха, но, поскольку третий брат Эдмунд умер, пока родители возвращались из Кале, теперь у нее не было «запасного» принца. К лету Елизавета снова забеременела.
По ее свидетельству, в декабре был награжден некий монах, преподнесший королеве «пояс Богоматери», который должны были носить роженицы. Елизавета посетила Тауэр с проверкой, как идет подготовка к родам: там ее ждали «роскошная кровать», украшенная красными и белыми розами и облаками, новое постельное белье и целый штат нянь. Сравнительно весело отпраздновав в Ричмонде Рождество с карточными играми и музыкой (и обнадеживающим пророчеством астролога о том, что у Генриха родится много сыновей, а Елизавета доживет до 80 лет), в конце января она отправилась в Тауэр. Всего через неделю у нее родилась девочка.
В дальнейшем записи о личных расходах Елизаветы принимают несколько зловещий оборот. В них указана покупка «трех ярдов фланели для миледи Екатерины» – дочери, которой оставалось жить всего несколько дней. Дальше указаны «Расходы Джеймса Наттреса на поездку в Кент, с тем чтобы к королеве прибыл врач Холлисворт по приказу короля». Прокат лодок от Тауэра до Грейвсенда и обратно (3 шиллинга 4 пенни); наем лошадей и проводники «ночью и днем». Это была экстренная поездка. Но усилия врача не увенчались успехом. 11 февраля 1503 года Елизавета Йоркская умерла. Ее муж настолько обезумел от горя, что серьезно заболел: его мать переехала в Ричмондский дворец, чтобы за ним ухаживать. А сын Елизаветы, тот самый Генрих, годы спустя будет с горечью вспоминать смерть матери, запечатлев это «ненавистное известие» как основу своей меланхолии. На одной из иллюстраций тех времен изображен маленький мальчик, предположительно Генрих, стоящий на коленях у кровати матери в слезах.
Разумеется, предполагалось, что король Генрих VII может снова жениться. Он действительно коротко обсуждал идею брака со вдовой своего умершего сына, Екатериной Арагонской, но ее мать Изабелла в ужасе отвергла эту идею: «Это истинное зло, никогда раньше не виданное, и простое упоминание о нем оскорбляет слух – мы ни за что на свете не хотели бы, чтобы это произошло». Кроме того, стороны вели переговоры о браке Екатерины с принцем Генрихом. К концу июня они были обручены. Учитывая молодость Генриха, дело не могло продвинуться дальше. А пока нужно было разобраться с одним вопросом: Екатерина была замужем за братом Генриха, и для брака потребовалось бы благословение папы римского. Но в чем состояла конечная цель этого благословения? Чисто формальный неконсумированный брак, который можно было легко расторгнуть, или полноправный консумированный союз?[112]
В сумбуре дипломатических домыслов не сохранилось свидетельств о каких-либо заявлениях самой Екатерины (по крайней мере, о них пока неизвестно). Пререкания по поводу ее семейного положения относились к сфере политической целесообразности и были связаны не только с деньгами, но и с вопросом непорочности.
Если брак был консумирован и Екатерина стала полноправной женой Артура, то ее родители были должны Генриху VII невыплаченный остаток ее приданого. И пока он его не получил, он не мог даровать ей доход, на который она впоследствии имела бы право как вдовствующая принцесса Уэльская. Такова в общих чертах была позиция англичан.
Если же брак не консумировали (как считали испанцы) и если бы в планах не появился еще один брак с англичанином, Екатерине предстояло вернуться к родителям в целости и сохранности… и, конечно, вместе с частью приданого, которую за нее выплатили ранее. В проекте брачного договора упоминалась необходимость папского благословения, поскольку брак был заключен «и впоследствии консумирован». Испанские правители настаивали на том, что это не так, но послу Фердинанда в Риме все же было поручено сообщить папе римскому, что они готовы уступить англичанам в формулировке.
Папское благословение, наконец отправленное в конце 1504 года, содержало одно решающее слово, добавленное к исходному тексту. Брак Екатерины с Артуром был заключен… forsan. «Возможно». К тому времени произошло еще кое-что: умерла мать Екатерины Изабелла, и Кастильское королевство унаследовал не муж, а их старшая дочь Хуана. Брак с дочерью Фердинанда Арагонского Екатериной внезапно оказался гораздо менее привлекательной перспективой. Поистине, нелегко было быть принцессой в XVI веке.
Тем временем еще одну принцессу, недавно оставшуюся без матери, 13-летнюю Маргариту Тюдор, отправили на север, чтобы скрепить ее брак с 30-летним королем Шотландии. Когда пять лет назад обсуждался этот союз, ее мать Елизавета и бабушка Маргарет Бофорт в редкий, но показательный момент единства объединили силы, чтобы убедить ее не отправляться туда до тех пор, пока она не созреет, «из опасения, что король шотландцев не станет ждать, причинит ей вред и поставит под угрозу ее здоровье». (Точно так же другие мать и невестка, Элеонора Прованская и Элеонора Кастильская, более двух столетий назад объединили свои усилия, чтобы предотвратить еще один ранний брак.) Маргарет Бофорт, чей муж «не стал ждать», чтобы консумировать брак, и завладел ее землями, знала, о чем говорит.
Церемония заключения брака по доверенности в январе 1502 года в Ричмонде, официально сделавшая Маргариту королевой и равной матери, предусматривала ее отправку в Шотландию лишь через полгода, и в июне 1503 года Маргарита отправилась в путь.
Путешествие Маргариты Тюдор на север сопровождалось большой свитой, и было сделано все возможное, чтобы поездка прошла в крайней степени торжественно, с церемониальными входами в города, которые попадались ей на пути. Яков IV, который с такой готовностью принимал романтического претендента на английский трон Перкина Уорбека, тоже попытался обставить их встречу в куртуазном духе. Чиновник Сомерсет Геральд свидетельствует, что, когда Маргарита пересекла границу и прибыла в замок Хаддингтон как «Леди и Госпожа» Якова, он приехал встретить ее и они, поцеловавшись, отошли в сторону «и общались долгое время». В лучших традициях рыцарских легенд он предстал перед Маргаритой в легком костюме охотника, с лирой за спиной.
Если верить Геральду, Яков продолжал делать все как положено. Похоже, его чему-то научили донжуанский опыт и целый выводок внебрачных детей – либо то, что он был известным покровителем искусств и наук. Яков был полиглотом и творцом, сознательно ставшим принцем эпохи Возрождения, чьи придворные поэты, или макары, такие как Уильям Данбар, Роберт Хенрисон и Гэвин (или Гавейн) Дуглас, исследовали как старые, так и новые традиции. Считается, что ныне утраченное сочинение «Дворец чести» Дугласа построено на старом понятии судов любви, а «Чертополох и роза» Данбара, которое было написано в честь этого брака и действие которого происходит в майском саду, изображает Маргариту Тюдор в образах красной или белой розы, а Якова – в образах Льва, Орла или Чертополоха. Новый дом Маргариты не был лишен куртуазного флера: Якову I, прадеду Якова IV, приписывают авторство поэмы начала XV века «Королевский квартал», посвященной Чосеру и Гауэру, которая в куртуазной форме описывает собственные приключения поэта. Легенды о короле Артуре действительно обрели в Шотландии особую форму. В «Истории шотландского народа» (Historia Gentis Scotorum), впервые написанной и опубликованной в 1527 году Гектором Бойсом и позже расширенной, Гвиневра, о чьем прелюбодеянии узнали, бежит на север, а Артур приказывает, чтобы ее бросили диким зверям на растерзание.
Наш же герой, более поздний король Яков IV, играл для Маргариты, страстно любившей музыку, на лютне и клавикорде и выразил искреннее сочувствие, когда в огне погибли ее любимые лошади (впрочем, он мог ей сочувствовать просто потому, что помимо охоты питал страсть к верховой езде на рыцарских турнирах). Яков даже настоял на том, чтобы за ужином Маргарита занимала его статусное кресло, поскольку скамья, на которой она сидела, по его словам, была недостаточно удобной. Что еще более важно, есть вероятность, что Яков действительно «подождал» Маргариту, поскольку она забеременела лишь через три года после свадьбы, хотя обычно в те времена с беременностью не затягивали. Тем не менее молодая жена горестно писала отцу: «Я бы хотела быть сейчас рядом с Вашим Величеством, в этот день и еще много дней впереди». Маргарита чувствовала себя отвергнутой. Однако если вспомнить другие браки королевских принцесс, можно считать, что ей крупно повезло.