Девиз, выбранный Анной, гласил: «Самая счастливая». Возможно, в знак признательности за все, что Генрих для нее сделал, или в знак триумфа из-за неуверенности в себе. Посол Шапюи сообщал, что вдоль улиц во время коронации Анны выстроилась угрюмая толпа, хотя его послания (один из наших главных источников информации о королевском периоде Анны) окрашены враждебностью – как его личной, так и его господина Карла V.
Когда 7 сентября Анна родила не желанного мальчика, а девочку, это, несомненно, стало разочарованием для обоих родителей. Но они старались держать лицо: за здоровой дочерью наверняка последуют здоровые сыновья. В честь матерей Генриха и Анны малышку назвали Елизаветой. Турнир, на котором должны были чествовать новорожденного принца, отменили, но в заранее написанных письмах слово «принц» заменили на «принцесса», а на крестинах в качестве почетного гостя присутствовал французский посол.
По всем признакам, летом 1534 года у Анны случился выкидыш, хотя, как и в случае с частью беременностей Екатерины, данные об этом недостаточно определенны. Весной весть о беременности Анны облетела всех: в Элтеме полным ходом шла подготовка детской комнаты, и вплоть до июня говорили, что у нее «внушительный живот». Однако никаких сообщений о ее выкидыше не поступало, а в сентябре Шапюи отправил своему господину Карлу странное письмо, в котором говорилось, что Генрих начинает сомневаться в беременности Анны:
Поскольку король начал сомневаться в том, была ли его леди [Анна] enceinte[164], возобновилась и преумножилась его прежняя любовь к одной очень красивой придворной особе; и поскольку упомянутая леди желала выдворить ее со двора, король сильно рассердился, сообщив упомянутой леди, что у нее есть все основания довольствоваться тем, что он для нее сделал и чего не сделал бы теперь, если бы все повторилось вновь, и что ей следует помнить, откуда она пришла, и много чего еще.
Впрочем, по словам Шапюи, этому «не стоит придавать слишком большое значение, учитывая переменчивый характер упомянутого короля и мастерство упомянутой леди, которая прекрасно знает, как им управлять».
Но именно с учетом беременности Анны в марте 1534 года парламент принял первый Акт о престолонаследии, согласно которому все влиятельные лица должны были под присягой объявить Анну Болейн законной женой Генриха, а их детей – наследниками престола. У принцессы Марии потребовали отказа от ее титула, хотя отстраненная Екатерина ни на йоту не отказалась от своего убеждения в том, что она является истинной женой Генриха. В том же месяце, когда была коронована Анна, Екатерина писала о «великой любви, которая была между ним и мной до этого… каковая любовь во мне так же верна ему… как и всегда».
Анна поклялась, что возьмет дочь Екатерины Марию в свою свиту или выдаст ее замуж за «какого-нибудь пажа». Сообщалось также, что Анна произнесла слова: «Она моя смерть, а я – ее». Но, хотя история осудит ее мстительность, Генрих точно так же отказывался терпеть любое неповиновение своей власти. Екатерина Арагонская в одном из писем дочери пишет о своих опасениях, что сама их жизнь может оказаться под угрозой.
Дочь моя, сегодня до меня дошли такие известия, что я верю: если это правда, то пришло время Всемогущему Богу испытать тебя, и я очень этому рада… Если настигнут тебя мучения, исповедуйся, но сначала причастись; внимай заповедям Его и соблюдай их, насколько позволит тебе Его благодать, ибо тогда ты будешь наверняка вооружена… только через беды и трудности попадем мы в Царство Небесное.
Принятый в ноябре того же года Акт о соблюдении присяги престолонаследия потребовал от принесших присягу «быть верными королеве Анне, считать ее законной женой короля и законной королевой Англии, а также считать леди Марию, дочь короля от королевы Екатерины, внебрачным ребенком, не испытывая при этом никаких угрызений совести». Кроме того, требовалось, чтобы они отреклись от любой «иностранной власти или властителя».
Томас Мор и епископ Джон Фишер отказались подписать Акт и были отправлены в Тауэр, а в начале 1535 года Генрих принял Акт об измене, согласно которому «злонамеренное отрицание» королевского превосходства считалось преступлением, караемым смертной казнью. Мор и Фишер были казнены летом 1535 года. Казнь Мора обернулась скандалом, не утихавшим на протяжении нескольких веков.
В целом отношения Анны и Генриха развивались в прежнем русле, со свойственным им напряжением как в моменты горячей страсти, так и в моменты холодного отчуждения. Даже Шапюи описывал многие их ссоры как простые «недомолвки влюбленных», которые заканчивались, не успев начаться. Однако возникли два новых фактора, с которыми Анне и Генриху пришлось считаться.
Благодаря замужеству общественный статус Анны, разумеется, сильно повысился. Теперь она стала королевой-консортом Англии. Но как жене короля ей было трудно разыгрывать карту куртуазной недоступности, а беременность открывала путь другим женщинам, которые норовили занять ее место. Когда Анна поставила Генриху в укор интерес к одной из них, он сурово посоветовал ей «закрыть глаза и терпеть», как это делали «более достойные люди» – то есть Екатерина. Анна вполне могла бы возразить одним из правил Андрея Капеллана: «Кто не ревнует, тот и не любит»[165]. Но она фактически попала в ситуацию, описанную почти четыре века спустя: мужчина, женившийся на своей любовнице, оставляет открытой вакансию на эту должность[166]. «Супружество не есть причина к отказу в любви»[167], – гласит еще одно правило Андрея Капеллана. Но, по его мнению, объект такой любви находится вне брака и максимально дистанцируется от него.
В конце февраля 1535 года Шапюи свидетельствовал, что Генрих теперь влюблен в «двоюродную сестру любовницы, дочь нынешней гувернантки принцессы [Марии]». Хозяйством в поместье Марии в это время заведовала сестра Томаса Болейна, Энн Шелтон. Предположительно, на службе у Анны состояли две ее дочери: Маргарет (Мэдж) и Мэри. Какую из них следует считать любовницей Генриха, можно попытаться понять лишь по единственному небрежному письму, где ее имя можно прочитать и как «Мэдж», и как «Мэри». Есть даже предположение, что на самом деле это была одна и та же девушка, хотя вскоре мы услышим именно о Мэри. Вполне возможно, что Анна в очередной раз забеременела и клан Говардов активно распространял слухи о связи Генриха с одной из сестер Шелтон, просто чтобы не выходить за рамки семьи.
Эти события не имели такого уж большого значения: все было вполне в русле традиций куртуазного поведения. Но они показывают, что Анне было трудно приспособиться к изменившимся обстоятельствам и правилам, предписанным той же самой традицией. В конце концов, именно любовь Генриха сделала ее королевой, поэтому, в отличие от предыдущих королев-консортов, она была не в том положении, чтобы не обращать никакого внимания на его интрижки. Возможно, и она, и Екатерина Арагонская пострадали от путаницы, вызванной внедрением куртуазных правил в королевский брак.
Разница в статусе между Анной и Екатериной стала очевидна, когда в 1535 году подросший живот сестры Анны, Марии Болейн, привел к раскрытию ее тайного брака со сравнительно скромным придворным Уильямом Стаффордом. Для женщины, в которой, в отличие от ее разумной сестры, принято видеть лишь одну физическую оболочку (как в романе Филиппы Грегори «Еще одна из рода Болейн» и одноименном фильме), длинное письмо Марии в адрес Томаса Кромвеля, на заступничество которого она надеялась, выглядит удивительно выразительно:
Он [Стаффорд] молод, и любовь победила разум; и я, со своей стороны, видела в нем столько честности, что любила его так же, как и он меня; и было это похоже на рабство, и была я рада оказаться рабыней по собственному выбору… Что ж, я могла связаться с человеком более высокого происхождения, но, уверяю вас, я никогда не нашла бы человека, который любил бы меня так же сильно.
Дальше Мария пишет, возможно несколько нарочито, что она «предпочла бы просить милостыню, чем стать величайшей из крещеных королев»: но насколько нереалистично, что скандальный брак Анны и Генриха открывал множество возможностей и для других женщин? Поскольку Анна теперь была королевой, угодившей на самую верхушку социальной иерархии, брак ее сестры с человеком низших слоев общества стал несмываемым пятном на репутации семьи. История Марии напомнила всем, что Болейны, которые тут же с готовностью вычеркнули из жизни свою заблудшую дочь, вовсе не были особами королевских кровей.
Так или иначе, в ближайшие месяцы Мария будет находиться в большей безопасности за пределами покоев королевы.
По мере развития событий Анна не только не отказалась от своего религиозного реформаторства, но и настаивала, чтобы ее фрейлины ежедневно посещали богослужения, и даже упрекала одного из своих кузенов Шелтонов за то, что тот нацарапал стишок на полях богословской книги. Когда естественная убыль населения (наряду с казнью Фишера) привела к освобождению мест в ряде епископств, она поддерживала кандидатуры церковников-евангелистов. При этом, очевидно, существовал мотив преувеличить ее рвение – причем по обе стороны религиозного раскола. Шотландский реформатор Александр Алезиус позднее заявил королеве Елизавете, дочери Анны: «Истинная религия в Англии началась и закончилась с Вашей матерью». Посол Шапюи тоже считал «основной предпосылкой распространения лютеранства в этой стране» еретические учения и практики «наложницы» – именно так он называл Анну.
На самом деле Анна вовсе не была последовательницей Мартина Лютера, но поддерживала изучение и распространение библейских текстов, а также разоблачение суеверий старого папского духовенства. Статус королевы дал ей новые возможности. До нас дошли сведения о том, что она активно поддерживала сыщиков, которые обнаружили, что вечно жидкая «святая кровь» в аббатстве Хейлс – это на самом деле кровь утки, а также сама посещала монахинь Сиона и упрекала их моральное падение и продолжение использования латинского псалтыря.