а ярко описала процесс обращения своего «упрямого, неумолимого и несговорчивого сердца», однако не указала, когда именно это произошло. Но именно ее протестантские связи, по всей видимости, сыграли важную роль в избавлении ее мужа от серьезного наказания после подавления восстания.
В марте 1543 года Латимер умер. Есть основания полагать, что два первых брака Екатерины были заключены скорее по велению рассудка, чем по любви. В третий раз ей должно было повезти? Впрочем, мужчиной, который пришелся ей по душе, оказался вовсе не стареющий король Генрих. Это был Томас Сеймур, удалой брат погибшей королевы Джейн. И хотя он был лишь четвертым сыном в семье, брак его сестры с королем и успешное рождение наследника обеспечили ему стремительное возвышение, а сам Генрих радостно восхвалял «способности» и «значительные заслуги» Томаса, а также его «похотливость и молодость».
Позже Екатерина напишет Сеймуру: «Я была полна решимости… обвенчаться с тобой прежде любого мужчины, которого я знаю». Но существовала сила, перед которой не устояла бы даже самая решительная женщина, и это была воля короля.
Интерес Генриха к Екатерине вовсе не был предрешен. Ходили разговоры о том, что он снова вернулся к мысли об Анне Клевской, обратил взор на даму по имени Энн Бассетт или Элизабет Брук, жену Томаса Уайетта, которая вскоре овдовеет (хотя Шапюи упоминает о ней как о «довольно юном существе», поэтому не исключено, что речь шла о племяннице Уайетта). Нам почти ничего не известно об ухаживаниях Генриха в отношении Екатерины Парр, если это можно так назвать. Она приняла руку и сердце короля, будучи уверенной, что на то воля Божия, а также, по-видимому, в надежде на то, что ее возвышение может сыграть реальную роль в продвижении религиозной реформы. Она писала Сеймуру о своих тяжелых сомнениях. Но в конце концов «своей милостью и благостью [Бог] сделал возможным то, что казалось мне невозможным: заставил меня полностью отречься от своих желаний и с готовностью следовать Его воле».
В любом случае ей было бы очень нелегко сказать «нет».
12 июля, всего через несколько дней после венчания, влиятельный государственный секретарь Генриха Томас Ризли (бывший товарищ Кромвеля, при этом консерватор в религиозных вопросах) писал, что Екатерина «по добродетели, мудрости и мягкости наилучшим образом подходит его Высочеству, и я уверен, что у его Величества никогда не было жены, более благоугодной его сердцу, чем она». Исторически сложилось, что Екатерину изображали скорее сиделкой, чем женой короля, которого в худшие дни приходилось возить по его дворцам в кресле-коляске. Но на самом деле она, вероятно, даже надеялась родить ему детей. Один иностранный гость описывал ее «живую и приятную внешность» и великолепное платье из пунцовой парчи, отороченной золотом, а королевская финансовая отчетность свидетельствует о ее страсти к обуви, цветам и благовониям.
В честь венчания не проводили никаких грандиозных церемоний – ни речной процессии, как у Анны Болейн, ни, разумеется, коронации. Но (отчасти из-за лондонской эпидемии чумы, продолжавшейся всю осень) они провели вместе очень продолжительное время, часть которого с ними были и дети Генриха. Мария была всего на четыре года моложе Екатерины и придерживалась совершенно других религиозных убеждений, но их родственная связь через Екатерину Арагонскую способствовала их сближению. В конечном итоге Екатерине удалось наладить отношения со всеми членами семьи Генриха: не только с Эдуардом, желанным наследником, который заботливо воспитывался в собственном доме и в письмах обращался к Екатерине как к «дражайшей матери», но и с Елизаветой, чью не по годам сильную любовь к учебе поощряла Екатерина. До сих пор Елизавета брала уроки у гувернантки Кэт Эшли и, возможно, изредка – у наставников Эдуарда, но теперь, когда она полностью овладела грамотой, ей были назначены собственные наставники.
В начале 1544 года был принят новый Закон о престолонаследии, заменивший собой редакцию 1536 года. Отныне «исключительно от веления и воли Всемогущего Бога» зависело, будут ли у короля дети от шестой королевы и будут ли когда-либо собственные дети у шестилетнего Эдуарда. Если же этого не произойдет, преемственность права на престол после Эдуарда восстанавливалась за Марией, а после нее – за Елизаветой.
Весной 1544 года произошло еще одно важное событие. Как и в начале своего правления, Генрих решил развязать войну – снова в союзе с Габсбургами и против французов. И так же, как он когда-то оставил руководить Англией Екатерину Арагонскую, в этот раз он поручил страну новой королеве Екатерине Парр. Как заявил Тайный совет 7 июля, «Его Величество Король принял решение в свое отсутствие назначить регентом Ее Высочество Королеву». Екатерине был предоставлен совет из пяти человек, но решения короля принимались от ее имени.
В одном из писем Генриху во время его отсутствия Екатерина пишет: «Я бы так хотела, чтобы рядом были вы, столь желанный и любимый мной, что не могу ничем спокойно наслаждаться, пока не получу известие от Вашего Величества». Далее читаем: «Я отвечаю перед Вашим Величеством так же, как перед Богом за Его блага и дары, которые я во множестве получаю ежедневно». Перед нами явно язык куртуазной любви, только в роли влюбленного здесь выступает Екатерина.
В длинном ответе Генриха, написанном во время похода на Францию, он многословно рассказывает о послах и оружейных складах («для тебя больше ничего нет в этот раз, дорогая») и подписывается: «Твой любящий муж ГЕНРИХ R». Больше никаких упоминаний «слуг» – и он был слишком «занят», чтобы писать большую часть письма собственноручно, – но эта подпись выражала и уважение, и привязанность.
Екатерина обрела известность в опасное для ее религиозных убеждений время. За несколько месяцев до венчания с королем началось реакционное наступление на реформы – особенно преследовалось распространение религиозных книг среди мирян. Именно в такой обстановке королева Екатерина намеревалась не только прочитать, но и самостоятельно написать некоторые из них. Возможно, она осмелела, обретя вкус к власти в роли регента. Кроме того, со временем в ее окружении произошла определенная «смена караула», так что теперь Екатерина была окружена женщинами, разделявшими ее страсть к реформам. В конце сентября, когда Генрих вернулся домой, его ждал сюрприз.
В июне 1545 года королевский книгопечатник опубликовал труд «Молитвы, или Размышления» Екатерины («Молитвы, побуждающие разум к небесным размышлениям»), который содержал в себе фрагменты, «отобранные из святых писаний», и стал первой книгой в Англии, опубликованной женщиной под ее настоящим именем. Книга Екатерины имела огромный успех. Ее падчерица Елизавета, которая многому научилась за время пребывания при дворе новой королевы, перевела труд на латынь. Может быть, успех был слишком большим? Как сообщил Генрих парламенту в канун Рождества 1545 года, он набирался решимости ограничить распространение народного Писания, которое привело к тому, что Слово Божие «оспаривали, распевали и оскверняли в каждой пивной таверне». Два месяца спустя – и, конечно, не случайно – новый императорский посол, сменивший Шапюи, сообщил на родину, что «здесь ходят слухи о новой королеве… О мадам Саффолк много говорят, и она пользуется большой благосклонностью». Фактически же Кэтрин Уиллоуби, недавно ставшая вдовой Чарльза Брэндона, была не менее ярой приверженкой Реформации, чем Екатерина Парр.
В какой-то момент, навещая больного и угрюмого короля в его покоях, Екатерина имела неосторожность затронуть в разговоре тему религии. После ее ухода Генрих посетовал: «Хорошенькое дельце, когда женщины становятся такими клириками». Это свидетельство приведено в более поздних протестантских сочинениях Джона Фокса и его «Книге мучеников», и Фокс утверждает, что в ответ на эту фразу консервативный архиепископ Гардинер призвал короля «к гневу и неудовольствию». Возможно, Генрих становился все более уязвимым для манипуляций со стороны его окружения. Но события, по словам Фокса последовавшие за этим разговором, без сомнения, можно назвать странной и тревожной игрой.
Генрих разрешил Гардинеру арестовать фрейлин и соратниц Екатерины, конфисковать их книги и сопроводить в Тауэр саму королеву. Но король поделился этим планом со своим врачом, тот рассказал обо всем Екатерине, призывая ее к «смиренной покорности» королю, и она снова отправилась к своему мужу. Когда Генрих попытался спровоцировать дискуссию о религии, Екатерина не клюнула на предложенную наживку. У нее не было собственного мнения: ее умудренный муж был для нее «единственным якорем… следующим после Бога». Если она когда-либо и вступала с ним в споры, то только для того, чтобы отвлечь его от боли незажившей раны на ноге… Это было отрицанием как ее принципов, так и высокого морального облика, на который она могла претендовать как куртуазная дама. Но, по всей видимости, это спасло ей жизнь. Скрывалось ли за этими разговорами, допрашивал ее Генрих, что-то еще? Нет? Ну нет так нет, дорогая. И они снова стали друзьями.
На следующий день, когда король и королева прогуливались по саду, во дворец прибыл Ризли с отрядом стражников и ордером на задержание Екатерины. Генрих обрушился на него, обозвав мошенником, скотиной и глупцом. Екатерина выиграла битву… Или нет? Играл ли с ней Генрих в извращенную версию проверки, столь очевидного сюжета куртуазной традиции? И действительно ли представителям рода Тюдоров была свойственна некоторая жестокость, отвечающая потребностям куртуазной ролевой игры? (Елизавету в последующие годы даже будут изображать в образе кошки.) Но если это было так, то в той битве победили оба игрока. Генрих добился подчинения от Екатерины, а той пришлось придержать язык лишь на ограниченное время. 28 января 1547 года Генрих скончался.
Он умер всего через несколько дней после последней казни своего правления – казнили поэта Генри Говарда, графа Суррея, сына герцога Норфолка, по обвинению в государственной измене, которое плохо скрывало его истинное преступление: он был слишком близок к трону. За ним должен был последовать и сам герцог, но от неминуемой смерти его спасла кончина Генриха. Но если ближайшее будущее Англии будет находиться в руках детей Генриха, еще одному из выживших соавторов Суррея по Девонширской рукописи будет суждено сыграть свою роль в истории страны.