Из часовни король следует в трапезную, украшенную столь же роскошно, как и спальня. Здесь тоже висят шелковые гобелены с золотыми и серебряными нитями. Король любит гобелены, тратит на них большие деньги (он вообще не жалеет денег на то, что ему нравится) и содержит штат мастеров, которые ухаживают за гобеленами. Гобелены хранятся вместе с одеждой короля и королевским бельем в Большом гардеробе одеяний и постели, там же они чинятся и там же заказываются новые. У короля и королевы отдельные большие гардеробы, под которые отведен замок Байнардс[68], сгоревший вместе со всем своим бесценным содержимым во время Великого лондонского пожара 1666 года. Гобелены отражают статус места, в котором они висят. Шелк с золотом и серебром положен королевским покоям, в обычных помещениях можно увидеть гобелены из шерсти, а залы, предназначенные для приемов, по большей части украшены шелковыми гобеленами, но без золотого шитья. Ничего удивительного, ведь даже королям приходится считать деньги.
И в спальне, и в трапезной хорошо натоплено, но душновато, поскольку слуги, в первую очередь, заботятся о тепле, а не о доступе свежего воздуха, который изгоняет тепло и вообще считается вредным для здоровья.
В те времена основной обед подавался в полдень, но при желании король мог перекусить после пробуждения чем-то скромным, вроде холодной говядины с хлебом. Впрочем, к королевскому столу не могло быть подано всего одно блюдо, так что рядом с говядиной стояли баранина и рыба, а в завершение завтрака подавалось что-то сладкое, ведь король Генрих был известным сладкоежкой. При дворе шутили: «Зачем нужно тратиться на дорогие пряности для кухни, если король всем пряностям предпочитает сахар?» Генрих предпочитал завтракать в одиночестве, то есть в обществе своих эсквайров, но если нужно было обсудить с кем-то из приближенных срочные дела, то этот человек приглашался к завтраку и уже с рассвета был наготове, чтобы не пропустить встречу с королем. Дела, обсуждаемые за завтраком, относились к числу наиболее секретных, не предназначенных для чужих ушей. По знаку короля слуги и эсквайры удалялись до тех пор, пока их не позовут. Скромность трапезы вообще не предполагала присутствия посторонних лиц, поскольку взять со стоящего перед ним блюда кусок мяса или хлеба его величество вполне мог самостоятельно. Что же касается кубков, в которые наливалось вино или эль, то они были большими и налитого хватало надолго. Такая важная задача, как обеспечение королевских трапез чистым столовым бельем, находилась в введении хранителя королевского стула, отвечавшего и за нательное белье короля, и за столовую посуду (для короля она делалась не только из серебра, но и из золота). Надо ли уточнять, что в некотором смысле, исходя из своей близости к его величеству, хранитель королевского стула пользовался бо́льшим влиянием, нежели лорд-канцлер? Особого внимания короля удостаивалась длинная, расшитая тюдоровскими розами, салфетка, которой покрывали столовые приборы его величества. Если на этой салфетке обнаруживалось хоть малейшее пятнышко, то она летела на пол вместе с приборами и хлебом, который выставлялся на столе в первую очередь. Ложки и вилки Генриха VIII представляли собой единое целое – с одной стороны это была ложка, а с другой торчали два вилочных зубца. Король считал такой прибор более удобным, чем раздельные ложку и вилку. Многие аристократы вообще не пользовались вилками, пришедшими в Англию из далекой Византии через Италию, поскольку два зубца ассоциировались у них с рогами дьявола, но для Генриха удобство стояло выше предрассудков – лучше накалывать мясо вилкой, чем пачкать руки. По представлениям того времени, король Генрих был изрядным чистюлей, никогда не пренебрегавшим омовением рук и тела, и если бы Анна Клевская придерживалась тех же правил, то… Ну, тут все понятно, дальше тему омовений, пожалуй, можно и не развивать.
Иногда в романах или сериалах Генриха VIII изображают плохо воспитанным человеком, который хватает еду руками, а кости, недолго думая, бросает на пол. Судя по дошедшим до нас сведениям, второй король из дома Тюдоров обладал хорошими манерами, предпочитал пользоваться уже упомянутой вилкой, а кости складывал на особую тарелку, благо недостатка в посуде у него не было. Если что-то из еды, например пирожное, приходилось брать руками, то после король омывал пальцы в чаше с душистой водой и вытирал подаваемой ему салфеткой. Перед началом трапезы тоже полагалось омыть пальцы, ведь хлеб, многие сладости и фрукты брались руками. Описания официальных обедов, на которых подаваемые блюда исчислялись не только десятками, но и целыми сотнями, создают впечатление, будто без дюжины перемен король не трапезничал, но парадное следует отличать от непарадного – наедине с собой Генрих вполне мог перекусить куском холодной говядины или хлебным пудингом. Но, конечно же, то был не простой пудинг, которым питались йомены[69], – в королевский вариант в изобилии добавляли мед, орехи, кусочки сушеных фруктов, готовили его на сливочном масле и смягчали элем. По сути, то был уже не пудинг, а что-то вроде современного диетического торта без крема (да, «торт без крема» звучит абсурдно, но тем не менее подобные «торты» существуют).
Сегодня король не уезжает на охоту (середина весны с присущей ей распутицей не время для охоты) и не намерен предаваться с утра другим развлечениям. Он настроен серьезно, тем более что за последнее время накопилось много дел, требующих его внимания. Из личной столовой, которая также называется «малой», король направляется в расположенный рядом кабинет. Обычно кабинеты принято украшать портретами знаменитых людей или какими-либо диковинками, но Генрих предпочитает им собственные охотничьи трофеи, и это правильно, поскольку все, что напоминает о победах (в данном случае – над дикими зверями), настраивает короля на нужный деловой – победительный – лад. Трофеи не единственное украшение кабинета – по потолку вьется позолота, а стены расписаны картинами на библейские темы. В двух высоких книжных шкафах хранятся самые дорогие книги, которые король предпочитает иметь перед глазами, а также те книги, которые его величество любит перечитывать. Королевский библиотекарь регулярно представляет вниманию короля книги, изъятые при ликвидации того или иного монастыря, которые могут заинтересовать его величество. Многие из придворных завидуют библиотекарю, который живет на полном казенном довольствии, получая вдобавок десять фунтов в год и королевские одежды, которые его величество щедро раздаривает своим приближенным. Дело не столько в деньгах и подарках, сколько в спокойной жизни – библиотекарь, в отличие от многих других, не рискует навлечь на свою голову гнев короля. Важно, чтобы в библиотеке был порядок и не было губительной для книг сырости, а уж с этим королевский библиотекарь и его помощники справляются хорошо.
Письменный стол короля, сделанный из каштана, отделан красным бархатом и позолоченной кожей, но главным его украшением служат разнообразные миниатюры. Среди изображений, конечно, присутствует королевский герб. Стол соответствует как внешности, так и характеру своего владельца – он крупный, массивный, крепкий, как король, и в нем много потайных отделений, совсем как в душе короля, славящегося своей загадочной непредсказуемостью.
За чтением писем, выслушиванием докладов и диктовкой время летит быстро. Незадолго до полудня секретарь напоминает его величеству, что близится время обеда. Отдав несколько последних распоряжений, король выходит из кабинета, идет облегчиться, а затем следует в трапезную, благо обед сегодня не торжественный, иначе бы он проходил в расположенном поблизости приемном зале. Королева Джейн, сославшись на недомогание, решила обедать в личных покоях, о чем королю сообщает одна из фрейлин королевы. Король велит передать ее величеству, что посетит ее после обеда. Королева уже третий месяц пребывает в ожидании, и король надеется, что уж на сей раз Господь непременно пошлет ему наследника, чтобы престол, завоеванный отцом короля, не попал бы в чужие руки.
Сегодня разделить с королем трапезу приглашены архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер и епископ Даремский Катберт Тансталл. Первому король благоволит, а второму не очень, а сами приглашенные относятся друг к другу, мягко говоря, без особой приязни, но его величество иногда не прочь позабавиться, сводя вместе каких-нибудь «непримиримых друзей», а кроме того, архиепископа Кранмера иногда полезно «щелкнуть по носу», напомнить ему, что он не является «единственной свечой, горящей во мраке». Епископы держатся напряженно, а его величество, словно бы не замечая этого напряжения, заводит разговор о мятежных «пилигримах», доставивших короне столько беспокойства[70]. Обоим епископам эта тема неприятна – Тансталла подозревают в скрытых симпатиях к католикам, а для Кранмера восстание «паломников» стало ударом, от которого он пока еще не смог оправиться. Но обоим приходится слушать короля, отвечать на его вопросы и пробовать те блюда, которые рекомендует отведать его величество. Королю нравится играть роль гостеприимного хозяина, а также нравится лишний раз подчеркнуть, что его кухня – лучшая из лучших, так что каждая рекомендация сопровождается хвалебными словами.
Согласно принятым традициям, первыми подавали супы, и сегодня то был гороховый суп с говядиной. Горох разваривали в кашу, как любил король, а перед снятием с огня суп приправляли чесноком и перцем, причем и того и другого должно было быть с избытком. После на стол подали каплунов, фаршированных свининой и луком, жареную свинину под французским соусом и баранину с тушеной капустой. Король отдал предпочтение баранине, которую нахваливал своим сотрапезникам, и потому два других блюда остались нетронутыми. С обильного королевского стола ничего не пропадало – то, что не было съедено его величеством и его сотрапезниками, доставалось слугам. Запив баранину элем, король велел подавать десерты, в роли которых сегодня выступали засахаренные вишни, тушенная в меде морковь, заварной крем с орехами и розовыми лепестками, любимые королем пирожные с начинкой из сладкого творога и модные у французов сыры, которые король не очень-то жаловал, но держал в меню, следуя просвещенным европейским традициям.