жна не только заботиться о благе королевства, но и дать понять всем своим подданным, что это и есть ее главная цель. Пусть во всех своих делах она будет таковой, какой она должна быть, – доброй англичанкой, и пусть она не дает повода думать, будто желает действовать по своему собственному усмотрению, вместо этого создавая видимость того, что во всех государственных делах стремится действовать с помощью и с согласия главных людей королевства, а также парламента. Вы также должны указать ей, что для управления государством и прочих не женских дел ей необходимо вступить в брак с человеком, который покажется ей наиболее подходящим для этой цели. И если ей будет угодно сообщить нам об этом до того, как она примет решение, мы не откажемся помочь ей в выборе [супруга] и откровенно сообщить наше мнение [о нем]».
Неделей позже император отправил своим послам новое письмо, в котором говорилось: «Относительно восстановления [католической] религии, вы можете сказать королеве, что мы одобряем рвение, с которым она собирается выполнить свой долг по ее восстановлению, дабы выразить тем самым свою благодарность Богу за ниспосланный им успех, но мы не можем не указать ей еще раз на те трудности, которые неизбежно возникнут на ее пути с самого начала. Следует опасаться, что основные ее сторонники, среди которых много еретиков, могут выступить против нее, и она, скорее всего, столкнется с оппозицией в лице большинства ее Совета и подданных, поскольку проповеди фальшивых учений совратили многих, особенно в Лондоне и в его окрестностях, в том числе и тех, кто выступил на ее стороне».
Пятидесятитрехлетний император был не только искушенным политиком и опытным правителем, но и хорошим психологом, знатоком человеческих душ. Он обоснованно опасался, что у Марии от успехов может закружиться голова и она наделает глупостей.
Имперские послы облекали инструкции императора в более категоричную форму. «Поскольку покойный король исповедовал новую религию, католическая церемония на его похоронах будет излишней, – писали они Марии 24 июля 1553 года. – Когда настанет время заняться религиозными делами, появится возможность выбрать более подходящий момент, и парламент, руководимый богословами, прелатами, священнослужителями и прочими лицами, назначенными Вашим Величеством, сможет издать соответствующий закон. Но спешка в этом трудном деле легко может помешать желаемому исходу, вместо того чтобы ускорить его».
С одной стороны, будучи рьяным протестантом, покойный король Эдуард VI заслуживал быть похороненным по протестантскому обряду, этого требовало элементарное уважение к его памяти. Но, с другой стороны, кроме уважения, была еще и любовь к брату, сохранившаяся в сердце Марии, несмотря на все былые трения между ними. Мария не могла позволить, чтобы ее брата «зарыли в землю, словно бродячего пса» (католики воспринимали протестантские похороны не как проводы к Богу, а как простое предание земле). Но совет, данный послами Карла, был хорош и от него не стоило отмахиваться. Мария нашла компромиссное решение – Эдуарда похоронили по протестантскому обряду, но накануне похорон и после них были проведены заупокойные католические мессы.
Что же касается главного совета кузена Карла, то его Мария исполнила наилучшим образом – королева опустилась на колени перед членами Тайного совета и со смирением молила их о помощи в делах правления. Стрела попала в цель – лорды сочли королеву неопасной и управляемой, однако же вскоре после коронации, состоявшейся 1 октября 1553 года в Вестминстерском аббатстве, Мария показала, что в некоторых важных для нее вопросах она может быть весьма и весьма неуступчивой.
Короновалась Мария по полному обряду, как и положено монарху, и стала первой коронованной правительницей в истории Англии – «королева девяти дней» короноваться не успела, как и королева Матильда[104], недолго правившая в далеком 1141 году.
Добиться чего-то значимого может только тот, кто подчиняет все свои стремления достижению заветной цели, кто не разменивается по пустякам и не позволяет себе идти на поводу у эмоций, ибо худших советников найти невозможно. По приходу к власти Мария освободила из Тауэра таких видных деятелей католической партии, как Стивен Гардинер, которому она вернула сан епископа Винчестерского и должность лорда-канцлера, и Томас Говард, 3-й герцог Норфолк. Если по поводу Гардинера вопросов не возникало, то благосклонность королевы к герцогу Норфолку выглядела странно, ведь он содействовал браку Генриха VIII со своей племянницей Анной Болейн, а в глазах Марии, пожалуй, не было худшего преступления. Более того, герцог устроил женитьбу короля на другой своей племяннице – Екатерине Говард, ядовитой «розе без шипов», и нельзя сказать, чтобы этот брак пришелся Марии по душе, ведь ее отец получил в нем ветвистые рога. Тем не менее герцог получил от Марии свободу, конфискованные ранее владения и должности, которых он был лишен по воле Генриха VIII. Мария смогла отринуть прочь гнев и понять, что видный католик, проведший в заключении около семи лет, будет верно служить королеве, вернувшей ему былое достоинство. И Мария не ошиблась – и в устройстве брака королевы с Филиппом Испанским, и в поддержке иных ее интересов, и в подавлении мятежей герцог Норфолк проявлял великое старание. Вдобавок ко всему, будучи истовым католиком, герцог не мог переметнуться в лагерь принцессы Елизаветы. Можно сказать, что лучшего слуги у Марии и не было.
Вот еще один штрих к портрету королевы Марии. В начале своего правления, когда позиции ее были непрочными, она издала прокламацию, в которой объявляла, что не станет принуждать своих подданных к возвращению в лоно католической церкви. Собственно, английский народ этого лона и не покидал. Простым людям было сложно усвоить нововведения короля Генриха VIII, которого на пути реформы швыряло из одной стороны в другую, будто корабль в шторм, а образцовый протестант король Эдуард VI прожил слишком мало для того, чтобы превратить Англию в «протестантский рай». Среди знати тоже было много сторонников католицизма, а сила протестантов заключалась в том, что они занимали все важные должности и могли диктовать свою волю остальным. Не стоило дразнить собак, пока в руке не было палки, поэтому Мария отложила решительные действия до коронации, а уж после дала себе волю – одних протестантских лидеров бросила в Тауэр, других сместила с должностей и удалила от двора, заставила парламент признать брак своих родителей действительным и отменить все религиозные установления короля Эдуарда, а с сестрой Елизаветой повела себя точно так же, как в свое время вел себя с ней самой Эдуард, – потребовала от нее посетить заупокойную мессу по Эдуарду.
Коса нашла на камень – Мария считала, что ее сестра не имеет права быть еретичкой, а Елизавета не могла посещать мессу без веры. Дело закончилось удалением строптивой сестры от двора, но ее опала длилась недолго, потому что Елизавета была умна и хорошо просчитывала расклады. А расклады были такими: Елизавета стояла следующей в очереди наследников престола после тридцатисемилетней сестры-королевы, не имевшей ни мужа, ни детей. В случае чрезмерного обострения отношений Мария могла лишить сестру права наследования престола, а то и казнить. Мало ли чего не случается между родственниками? К месту можно вспомнить хотя бы о судьбе несчастной Марии Стюарт, казненной по воле Елизаветы.
Елизавета избрала лучший способ примирения – изобразила следование душевному порыву, которому невозможно было не подчиниться. Явившись к Марии, она пала перед ней на колени, протянула к ней руки и сказала: «Я много думала и сожалею. Когда я не могла заснуть ночью, мне послышался ваш голос, говоривший: “Моя вера истинна и я с радостью умру за нее”. Если моя любимая сестра-королева могла бы умереть за свою веру, тогда и мне, Елизавете, надлежит прислушаться к голосу истины». Испросив в наставники католического священника, Елизавета приобщилась к «истинной» вере, чтобы отказаться от нее сразу же после своего восхождения на престол (тысячекратно правы те, кто считает, что Богу важны не условности, а искренность и усердие). Но вот усердия Елизавете не хватило – она не демонстрировала должного рвения во время посещения месс и вообще не старалась казаться доброй католичкой, что впоследствии сослужило ей плохую службу…
В вопросе выбора мужа Мария проявила упорство, которого ни лорды Тайного совета, ни парламент от нее не ожидали. После коронации позиции Марии существенно окрепли и теперь она могла позволить себе многое. Брак с английским лордом, тем более – с таким человеком, как Эдуард Кортни, проведший свои лучшие годы в заключении и ни на что не способный, означал для Марии полную и окончательную зависимость от английской знати, а королева стремилась быть игроком, разыгрывающим шахматные партии, роль фигуры, передвигаемой чужими руками, ее совершенно не прельщала. Испанский принц Филипп, сын императора Карла V, представлялся гораздо более перспективным кандидатом в мужья. Но у лордов было по этому вопросу другое мнение. «Мы усадили ее на престол, и мы ее с этого престола сбросим!» – сказали лорды и составили заговор незадолго до того, как 7 декабря 1553 года королева представила на одобрение Тайного совета брачный договор с принцем Филиппом. Договор был весьма благоприятным для Англии, но сам факт династической связи с вечно воюющими и крайне коварными Габсбургами не сулил английской знати ничего хорошего. Опять же – что такое договор? Слова, написанные пером на бумаге. История знает великое множество примеров того, как договоры с легкостью нарушались теми, кто мог себе позволить такое…
Было еще одно обстоятельство, побуждавшее англичан, вплоть до епископа Гардинера, выступать против брачного союза королевы с испанским принцем. В 1478 году Фердинандом Арагонским и Изабеллой Кастильской был создан Трибунал священной канцелярии инквизиции, который поддерживал чистоту католической веры довольно жесткими способами, памятью о которых служит известное выражение «костры инквизиции» (в этих кострах сжигались не только люди, но и книги). Ни Гардинеру, ни другим видным английским католикам не хотелось устраивать гонения на протестантов, которые еще сильнее раскололи бы и без того далеко не монолитное английское общество. Гардинер и его сподвижники придерживались принципа «куда свернет вожак, туда свернет и вся стая». Королева указала своим подданным верный путь, оставалось дождаться, пока жизнь общества войдет в старую привычную католическую колею. Костры только испортили бы дело (и жизнь показала, что они и впрямь его испортили).