В конце апреля выяснилось, что никакой беременности у королевы не было и в помине, после чего политические акции Елизаветы, которые рождение Марией наследника или наследницы могло обесценить, сильно возросли в цене. В то, что королева, стоящая на пороге сорокалетия, сможет реально забеременеть, никто уже не верил, в том числе и сама Мария…
В сложившейся ситуации было бы верным решением не объявлять о мнимой беременности королевы, а отыскать здорового новорожденного мальчика и представить его обществу как сына Марии и Филиппа, тем более что по Лондону ходили слухи о том, будто королева родила мальчика. Но то ли Мария не могла пойти на подобный обман, то ли не имела возможности провернуть все с соблюдением строжайшей тайны, то ли была настолько потрясена неприятной новостью, что плохо соображала… А ведь у нее был шанс оставить Елизавету ни с чем.
Филипп, к которому Мария, судя по свидетельствам современников, питала довольно сильные чувства, отбыл на континент, где Карл V воевал с французским королем Генрихом II. Согласно легенде, Мария влюбилась в Филиппа заочно, еще до их первой встречи, когда увидела портрет работы Тициана, который доставил ей упомянутый выше Антонис Мор. Что ж, Филипп и впрямь был красивым мужчиной, этого у него не отнять.
Мария расценила спешный отъезд мужа как очередную кару свыше – не дав ей возможности родить наследника и наполовину отобрав у нее мужа, Господь словно бы говорил: «Я дал тебе власть, которую ты так вожделела, чтобы ты очистила Англию от еретиков, но ты не смогла достойно распорядиться Моим даром и не оправдала Моих надежд».
На этом моменте история доброй королевы Марии Католички заканчивается и начинается другая история – история недоброй королевы Марии Кровавой. Впрочем, нужно понимать, что прозвище «Кровавая» закрепилось за Марией в правление Елизаветы. Елизавета имела кучу причин для того, чтобы ненавидеть свою старшую сестру, а, кроме того, многим правителям свойственно всячески очернять и принижать своих предшественников, чтобы на их фоне выглядеть как можно лучше. Если уж говорить начистоту, то «Кровавой» Мэри было далеко до «Доброй» Бесс[107], которая, не моргнув глазом, отправила на плаху свою кузину Марию Стюарт (а Мария Кровавая, заметим, так и не казнила ненавистную ей Елизавету). Но в истории за королевой Марией I закрепилось прозвище «Кровавая», и этого уже не вычеркнуть…
Еще в ноябре 1554 года, в самом начале своей мнимой беременности, королева Мария инспирировала принятие парламентом «Акта о восстановлении законов о ереси», которые были отменены при Генрихе VIII и Эдуарде VI. Первым из трех восстановленных законов стал «Закон о ереси» 1382 года, принятый при короле Ричарде II, вторым – «Закон о подавлении ереси» 1401 года, когда правил король Генрих IV, и третьим – «Закон о подавлении ереси» 1414 года короля Генриха V.
«Во избежание ошибок и ересей, которые в последнее время возникли, разрослись и значительно усилились… – говорилось в законе, – да будет установлено и введено в действие властью нынешнего парламента, что закон, принятый на пятом году правления короля Ричарда II, касающийся ареста ошибочных и еретических проповедников, и еще один закон, принятый на втором году правления короля Генриха IV, касающийся подавления ересей и наказания еретиков, а также еще один закон, принятый на втором году правления короля Генриха V, касающийся подавления ереси и учения лоллардов, и каждая статья, раздел и предложение, содержащиеся в тех же трех Актах, и каждое из них, с двадцатого дня следующего января будут возрождены и навсегда пребудут в полной силе…».
Отныне протестантизм из «простой» ереси превратился в преступление, караемое по закону. Английская церковь вернулась под власть Рима, возродились монашеские ордена, а в храмах снова появились алтари, статуи, иконы и прочие атрибуты католичества. Правда, в области землевладения возврата к старому не произошло, поскольку новые владельцы отказывались возвращать свои поместья монастырям, и это было справедливым, ведь люди получили земли в качестве пожалований за службу от короля или же приобрели их на свои деньги. Сколь бы ни тверда была Мария в своем намерении повернуть историю вспять, отбирать земли у лордов она не рискнула, боясь вызвать восстание, по сравнению с которым все прежние беспорядки показались бы детскими забавами. Возрожденные монастыри жили за счет милостей королевы и ее окружения и могли только грустить о былом величии. Определенную помощь в реставрации католицизма Марии оказал Филипп, которому, как сыну и потенциальному преемнику императора Карла V, благоволил папа Юлий III.
Мария возрождала католицизм столь же жестко, сколь его искоренял ее отец. Первой жертвой «реставрации» стал священник и богослов Джон Роджерс, переводчик и комментатор первой авторизованной английской Библии. Епископ Гардинер приговорил Роджерса к сожжению, которое состоялось 4 февраля 1555 года в Смитфилде[108]. На казни присутствовали жена и одиннадцать детей Роджерса, младшего из которых держала на руках мать… Вина Роджерса заключалась в протестантском понимании причастия и в том, что он дал англичанам возможность читать Библию на родном языке. Следующим протестантским мучеником стал епископ уэльской епархии Сент-Дэвидс Роберт Феррар, сожженный 30 марта 1555 года… Перечислять поименно всех сожженных «еретиков» нет смысла, достаточно сказать, что на костер угодило не менее трехсот человек и что самым известным из сожженных был Томас Кранмер, встретивший свою смерть 21 марта 1556 года. Кранмер вернулся в католическую веру и несколько раз отрекся от «протестантской ереси», но ни одно покаяние не могло отменить его главного греха в глазах королевы – будучи архиепископом Кентерберийским, Кранмер аннулировал брак ее родителей. Такого Мария простить не могла. «Его вина и упорство против Бога и церкви были настолько велики, что ваше милосердие и милость здесь совершенно неуместны», – сказала королева членам Тайного совета, просивших ее помиловать Кранмера.
Тучи сгущались и над головой Елизаветы, которой так и не удалось убедить старшую сестру в своей приверженности католической вере. Скажем прямо – Елизавете, окруженной шпионами Марии, следовало демонстрировать гораздо больше религиозного рвения и крепко держать язык за зубами, а она не делала ни того ни другого. В какой-то момент Мария начала подумывать о том, чтобы сделать наследницей престола леди Маргарет, дочь старшей сестры Генриха VIII Маргарет Тюдор от ее второго мужа Арчибальда Дугласа.
Маргарет Дуглас воспитывалась при английском дворе и сдружилась с Марией, благо разница в возрасте у них была незначительной – каких-то четыре месяца. Король Генрих хорошо относился к своей племяннице (пожалуй, даже лучше, чем к дочерям), но та лишилась его расположения после того, как самовольно заключила помолвку с Томасом Говардом, дядей Анны Болейн и младшим братом Томаса Говарда, 3-го герцога Норфолка. Король узнал об этой помолвке после казни Анны Болейн и воспринял ее как попытку Томаса заполучить английский престол посредством брака с внучкой и племянницей королей. Жених и невеста угодили в Тауэр, где сэр Томас умер от болезни в конце октября 1537 года, не дождавшись исполнения смертного приговора. После его смерти Генрих VIII сменил по отношению к леди Маргарет гнев на милость, вернул ей свободу и даже включил в свиту своей четвертой жены Анны Клевской. Но вскоре Маргарет, бывшая весьма привлекательной женщиной, завела роман с другим представителем клана Говардов – с сэром Чарльзом, внучатым племянником герцога Норфолка и братом пятой жены короля Генриха Екатерины Говард. Но на сей раз опала была легкой и даже не сопровождалась удалением от двора, просто король перестал замечать леди Маргарет, но тем не менее она оказалась в числе фрейлин его последней жены Екатерины Парр. А в 1544 году леди Маргарет вышла замуж за шотландского аристократа Мэтью Стюарта, 4-го графа Леннокса, будущего регента Шотландии…
Королева Мария отвела леди Маргарет покои в Вестминстерском дворце, проводила в ее обществе много времени и как-то раз сказала Симону Ренару, что Маргарет лучше всего подходит на роль ее преемницы. Тем не менее Мария не стала изменять порядок наследования престола из политических соображений, опасаясь гражданской войны, которую неминуемо бы развязали сторонники Елизаветы, если бы новой королевой была провозглашена Маргарет Дуглас. Да и печальный пример Джейн Грей не располагал к передаче престола по линиям сестер Генриха VIII при наличии живых дочерей короля-реформатора.
В январе 1556 года Филипп получил от своего отца-императора Испанию, Нидерланды и все заморские владения испанской короны. К полученному наследству прилагался огромный долг в тридцать шесть миллионов дукатов. Филипп жил своей жизнью, в которой Марии не было места, однако в марте 1557 года он явился к ней для того, чтобы вовлечь Англию в очередную испано-французскую войну.
Мария и ее советники не были расположены сражаться за интересы испанской короны. Тем не менее 7 июня 1557 года война Франции все же была объявлена при следующих обстоятельствах. 25 апреля в Скарборо[109] высадился отряд из тридцати французских солдат во главе с Томасом Стаффордом, участником восстания Томаса Уайетта – младшего. Захватив местный замок, Томас провозгласил себя протектором королевства… Смешно? Нет, не смешно. Французы надеялись на то, что Стаффорд получит поддержку в народе и новое восстание отвлечет Марию от мыслей о войне с Францией. Вышло наоборот – Стаффорда никто не поддержал и 28 мая он лишился головы на Тауэр-хилле, а разгневанная Мария объявила Франции войну, которой прежде ей хотелось избежать. Главным событием этой войны стало взятие французами в январе 1558 года Кале[110], последнего английского владения на французской земле. Для Марии потеря Кале стала тяжелым потрясением. Перед смертью она сказала: «Когда я умру и меня вскроют, то найдут там Филиппа и Кале, которые будут находиться в моем сердце». Так, во всяком случае, сказано в «Хрониках Англии, Шотландии и Ирландии», составленных в XVI веке известным хронистом Рафаэлем Холиншедом.