низкопоклонство перед Западом…» можно было схлопотать очень и очень, а что считать низкопоклонством, было вопросом, открытым для интерпретаций…Так что в удивительной формуле подсчета богатства словаря М. М. Морозова следует видеть все-таки не глупость, а спасительную осторожность, и винить автора книги за такой абзац мы не будем.
Но вот Марк Андерсон такого оправдания не имеет.
Ему бояться было нечего, кроме разве что собственной лихости, – и он соорудил огромный том, размером в 597 страниц весьма убористого шрифта, добрую треть которого составляют детальные примечания очень научного вида, с указанием источников и страниц в этих источниках, и весь этот том заполнен полной и абсолютно бездоказательной чушью. Метод он избрал абсолютно беспроигрышный – берется любой эпизод из жизни Эдварда де Вера и произвольно соотносится с каким-нибудь куском из любого, произвольно взятого произведения Шекспира. Ясное дело, что всякий раз он попадает прямо в десятку. Берется некий любовный эпизод из жизни пылкого графа – и к нему тут же прикручивается что-нибудь, позаимствованное из «Ромео и Джульетты», с замечанием, что вот тут-то автор и выразил свои личные чувства и пережитый им момент восторга.
Ну, таким методом можно доказать, что Шекспиром был Мао Цзэдун.
Честно говоря, я сильно усомнился в качествах американской астрофизики при таких кадрах, как Марк Андерсон, – но потом глянул в его биографическую справку и несколько успокоился. Астрофизик он липовый – у него всего-навсего степень бакалавра с 4-летним циклом обучения, и сразу после получения этой вожделенной «научной степени» он решил, что специальность не для него и он должен заняться «…расследовательским репортажем…». В общем-то – и слава богу, но мы остаемся все на той же точке. Да, по-видимому, «пайщик Шекспир» – маска, которой прикрылся кто-то другой. Кто же это был и почему он это сделал?
Что у нас есть в сухом остатке?
IX
Эдвард де Вер, 17-й граф Оксфорд, находится у нас под серьезнейшим подозрением. Собственно, я мог бы здесь сослаться на авторитет – так думал В. Набоков. Но тень великого Фрэнсиса Бэкона, чьему методу мы по мере сил следуем, не рекомендовал доверять авторитетам. Мы уже видели, какие глупости они способны писать, не так ли? Какие факты свидетельствуют в пользу предположения об истинном авторстве, принадлежащем де Веру?
1. Факты его жизни действительно тесно сплетены с эпизодами, попадающимися у Шекспира. Он знал языки – и латынь, и французский, и итальянский. Он, как истинный вельможа, понимал и в законах, и в придворных интригах, и в аристократических видах спорта вроде соколиной охоты – все это тесно коррелирует с Шекспиром-автором и совершенно не коррелирует с Шекспиром-актером.
2. Подпись Shake-Speare, «Потрясающий Копьем», в его случае имеет смысл. Во-первых, подпись двумя словами, разделенными дефисом, по тем временам была стандартной формулой псевдонима. Например – Mar-Prelate, etc. Во-вторых, у графа Оксфорда был еще один титул, виконта Балбека, гербом которого служил лев, потрясающий копьем.
3. Первые сонеты цикла Шекспира посвящены уговорам некоего юнца, которого человек постарше, любящий его, уговаривает жениться, дабы запечатлеть свою красоту в градущих поколениях. Юнца мы с большой долей вероятности знаем – это граф Саутгемптон, с этим не спорит даже М. М. Морозов. А как раз в это время Эдвард де Вер, сильно растрепавший по ветру свое достояние, изо всех сил пытается пристроить одну из своих дочерей, у которой, увы, нет серьезного приданого, за этого самого графа Саутгемптона – который, однако, жениться упорно не хочет.
Удалось ли нам доказать наш основной посыл – Шекспиром был граф Оксфорд? Нет, не удалось. Им мог быть человек, тесно пристегнутый к кругу Эдварда де Вера, беспутного графа Оксфорда, – почему бы и не актер Шекспир?
Эту гипотезу самым лучшим образом – даже в стихах – оформил мой друг, Е. М. Майбурд:
В пабе, которого имя и адрес для памяти
Мудрая Клио достойными не посчитала,
Там вечерами за кружкою темного эля
Сиживал граф, и беседа неспешно текла.
Слушал его со вниманьем актер-сочинитель.
Так говорил ему граф: расскажу я тебе,
Где побывал я, каких повидал я людей,
Образ их жизни тебе опишу без утайки,
Жизнь королей и о принцах легенды, что знаю…
Прямо так просятся эти персоны на сцену!
Только загвоздка одна, я скажу тебе честно:
Много пытался писать я – но нету таланта.
Ты же поэтом от Бога рожден, тебе Муза
Благотворит и подсказкой ведет к совершенству,
Драмы законы познал ты и сцены законы.
Переложить, претворить, что услышал, ты сможешь
В образы великолепные, сильные, чудные,
Словом уверенным, мощным, что дал тебе Бог,
Так, что столетьями будут смеяться и плакать,
И в восхищеньи падут пред тобой на колени
Все, кто услышал, узнал от тебя эти песни,
Ими прославится Англия наша в народах,
И не померкнет вовек, никогда это имя,
Славное имя Вильяма Шекспира! Амен!
X
Теория Е. М. Майбурда хороша как инструмент сомнения. Его «…быть может…» трудно опровергнуть – да, могло быть тесное сотрудничество между графом Оксфордом и кем-то из его окружения, обладавшим великим поэтическим даром. К тому же предложенная «…гипотеза о сотрудничестве…» содержит важный новый элемент возможного решения задачи: а кто, собственно, сказал, что «автор Шекспир» – это одно физическое лицо? Интересно, что подобное предположение делают и другие люди, не только Е. М. Майбурд. В качестве примера можно сослаться на Бертрама Филдса, у которого есть книга «Актеры»[66].
Так вот, Бертрам Филдс полагает, что наиболее вероятным сценарием было бы тесное сотрудничество графа Оксфорда, писавшего тексты, с актером Шекспиром, хорошо знавшим сцену, – и тогда становится понятным, почему в «Гамлете» после долгих разговоров, и все больше о высоком, в конце вдруг наступает суматоха с дуэлями, смертями, отравлениями – и появлением на сцене военного отряда Фортинбраса с речами и барабанами.
Но, кто бы ни входил в предполагаемый «творческий союз», по-видимому, можно считать доказанным некий важный тезис: Шекспир отнюдь не «…невинное дитя Природы…», которое поет себе вольные песни, не заботясь о деталях и о правдоподобии.
В этом смысле, надо сказать, сторонникам традиционной, «стратфордианской» версии наиболее сильные удары нанесли не их непосредственные противники, а люди сугубо нейтральные. Одним из них мог бы считаться итальянец, профессор Эрнесто Грилло.
Он совершенно не сомневался в Шекспире-актере, простолюдине из Стратфорда. Он просто формально доказал, что все слова о «…невежественном фантазере Шекспире…» в той части, в которой дело касается Италии, – полная чушь[67].
«Стратфордианцы» указывали, что в «Двух веронцах» простодушный Уильям Шекспир, нахватавшийся случайных сведений в таверне «Русалка», заставляет своих героев путешествовать водой между Миланом и Вероной, городами сугубо сухопутными. Нет – отвечает им итальянский профессор – это не так. В XVI веке знатные и богатые люди как раз и предпочитали передвигаться, где только возможно, по воде, используя каналы. Баржа везла их с любым мыслимым количестом груза и слуг и при этом – со всеми удобствами. Дороги в ту пору были такие, что ехать по ним надо было верхом, ибо кареты с мягкими рессорами изобретены еще не были. Шекспира бранили за невежество, потому что в «Укрощении строптивой» он поместил призводство парусов в очень сухопутном городе Бергамо. Однако он был прав – их там действительно делали. Более того – указание на ошибку Шекспира в «Ромео и Джульетте», когда он говорит о «вечерней мессе», в то время как месса служится по утрам, само оказалось ошибочным – в Вероне вплоть до XVI века мессу служили именно вечером. Получается, что Шекспир либо сам побывал в Италии, либо тесно сотрудничал с кем-то, кто разбирался в итальянских делах.
Но кем же был Шекспир? Увы, задачу мы так и не решили… Попробуем использовать путь, рекомендованный Фрэнсисом Бэконом, – перечислим все известные нам варианты решения вопроса.
Глядишь, методом исключения мы и дойдем до какого-нибудь разумного предположения?
XI
Насколько мы можем судить, самым сильным кандидатом на роль Шекспира-автора в настоящий момент является Эдвард де Вер, граф Оксфорд. Он знал лорда Берли и не любил его. Он был, разумеется, прекрасно знаком с его сыном, Томасом Сесилом, человеком не слишком мудреным, но сильно сердившимся на графа Оксфорда. У того плохо складывались отношения с его женой, Анной, – а она доводилась Томасу Сесилу сестрой, и он ее любил. Ситуация, как мы видим, сильно напоминающая треугольник между Гамлетом, Офелией и Лаэртом, – однако сама по себе аналогия ничего не доказывает. Если уж Марк Андерсон нас чему и научил, так это тому, что «…методом аналогий…» можно доказать что угодно.
Фрэнсис Бэкон в качестве претендента на роль Шекспира сейчас популярностью не пользуется, но все же мы его упомянем, потому что есть и еще парочка уж совершенно фантастических кандидатов на эту роль.
Во-первых, это Кристофер Марло, который, согласно выдвигаемой теории, вовсе не был убит в драке, а напротив, смерть его попросту имитировали, а самого Марло заботливо спрятали где-то в Италии, и тут уж он развернулся в качестве автора пьес, приписываемых Шекспиру. Отбросим ввиду явной нелепости?
Во-вторых, совершенно неожиданно в роли автора предлагается сама королева Елизавета. Ну, что сказать? При жизни ее считали женщиной умной, как бес, и способной решительно на все. По-видимому, некую часть этой репутации она сохранила и за гробом – но рассматривать это версию мы все-таки не будем.