В Брюгге де Костер побывал, верно, на каждом из восьмидесяти двух мостов. Город всюду нашептывает легенды. У круглой крепостной башни, на зеркале «озера любви», перед странником оживала Минна, дочь главаря пиратов. Минна бежала из отчего дома к возлюбленному, кинулась вплавь через озеро и погибла.
Минна такая же верная, как Неле…
Но пока еще нет Неле — подруги Уленшпигеля. Не обрисовался и сам великий гез. Нет и Ламме Гоодзака.
В книге, выпущенной де Костером в 1858 году, фламандские легенды и предания, им записанные и обработанные. Главная его книга выйдет через девять лет.
Чтобы создать ее — «Легенду о Тиле Уленшпигеле»— писателю нужно отобрать самое лучшее, мудрое, прекрасное из народного творчества, самые яркие эпизоды революции.
Окиньте мысленно взглядом широчайший исторический фон повествования — восстание гезов, его победы и жертвы. Мучителей испанцев во главе с герцогом Альбой, злых святош-инквизиторов. Вспомните, как нарастает народный гнев против злодеев. Враги уничтожают близких Уленшпигеля, но он сам неуловим, недосягаем для палачей. В нем — бессмертие народа.
Беззаветно любит Тиля нежная, ласковая Неле. Всюду следует за ним Ламме, хоть и жалуется порой на лишения. Нам симпатичен этот добродушный толстяк, любитель колбас, окороков, пива — он полон истинно фламандского грубоватого жизнелюбия. Много друзей, соратников у Тиля. На гребне войны против захватчиков, против мракобесов высится фигура Тиля Уленшпигеля — национального витязя.
Гигантский труд писателя-патриота, многокрасочная эпопея жизни борющейся Фландрии!
Нам странно читать в биографии де Костера, что автор этой замечательной книги умер в нищете, не дождавшись признания современников. Книга не привлекла большого числа читателей. Критики отнеслись к ней равнодушно.
Тиль — дитя восстания. Возродись он в начале века — он поднялся бы на баррикады 1830 года, помогал бы сбрасывать с фасадов гербы голландского королевства. Был бы с теми, кто провозгласил независимость Бельгии.
В 1867 году, когда вышла книга де Костера, в Европе сравнительно тихо. Давно разобраны, забыты баррикады революции, национальных восстаний.
Помните фразу Тиля: «пепел Клааса стучит в мое сердце»? Клааса, его отца, сожженного на костре. В Бельгии шестидесятых годов прошлого века было мало сердец, способных отозваться на это. На отчетливый призыв к борьбе, которым проникнута «Легенда об Уленшпигеле».
Правда, в 1868 году в Брюсселе состоялся конгресс I Интернационала. Бельгийские шахтеры роптали на притеснения хозяев, жандармы усмиряли недовольство штыками и пулями.
Карл Маркс писал:
«Существует лишь одна страна в цивилизованном мире, где каждую стачку немедленно и рьяно превращают в предлог для официального избиения рабочего класса. Эта обетованная страна — Бельгия, образцовое государство континентального конституционализма, уютный, хорошо отгороженный маленький рай помещиков, капиталистов и попов».
Книга де Костера направлена против всякого угнетения. Но рабочее движение в ту пору было еще в зародыше, в становлении. Шахтеры тогда книг не читали. И уж кто-кто, а попы усердно постарались не допустить «Легенду» к простым людям.
Не вовремя явился вожак гезов…
Его ввели в строй в нашем веке бойцы-антифашисты. Имя Тиля Уленшпигеля носили в годы оккупации отряды Сопротивления в Бельгии и в Голландии.
Прогулка с беспощадным спутником
У Клода насмешливые глаза, жесткие седеющие волосы. Движения резкие, упрямые.
С Анатолием он, увы, не встречался. А слышать о нем приходилось. Да, бежал из оккупированной Голландии, воевал тут, неподалеку, в отряде фламандских партизан. Но недолго…
— Произошла занятная история. Вы не поверите, такое случается обычно только в фильмах.
Пришлось упрашивать Клода. Он отмалчивался, чтобы помучить меня. Наконец уступил.
— Анатоль, — начал он, — стал шахтером. Только он мог решиться…
Но ведь шахты были в руках гитлеровцев. Анатолий, следовательно, работал у них. И добровольно!
— Партизаны перехватили возле Ауденарде грузовик. Боши везли русских пленных в провинцию Лимбург, копать уголь. Все обошлось бы отлично, если бы не подоспели каратели…
Фашистов было много. Они окружили в жиденькой рощице кучку партизан и русских. Анатолий вырвался. С ним был один пленный, раненный во время перестрелки. Он вскоре умер, Анатолий снял с него куртку, обувь, надел все на себя. В тот же день его поймали. Он сказал, что был в машине, с конвойным, что партизаны убили солдата и шофера, повели всех русских в рощу. Назвался именем погибшего…
— Словом, еще раз обманул бошей. Знали бы они, кто попался, живым бы не оставили. Сослали его на шахту. А оттуда сбежать Анатолию труда не составляло. Такому человеку, как он… Там он быстро связался с кем нужно. Я слыхал, его переправили в Арденны.
Это все, что Клод мог сообщить про Анатолия.
Мы идем по набережной. Легкий туман клубится над каналом. Тень горбатого мостика чернеет в воде.
Клод спрашивает, как мне понравился Брюгге. Я шумно восхищаюсь. Город-музей! Город Уленшпигеля!
— Уленшпигель? Не очень-то он в почете…
Я слушаю рассеянно. Брюгге покоряет меня. Над входами даты, внушающие уважение, — тысяча пятьсот, тысяча шестьсот…
— Хорош город-музей? — улыбается Клод. — А вы жили когда-нибудь в музее?
— Нет.
— А я вот живу…
Меня манит каждая улочка. Рука поминутно извлекает из кармана путеводитель. Эти низкие, невзрачные зданьица — тоже достопримечательность, им полтысячи лет! Возведены они, оказывается, купцами и графами по обету, для бедных.
— Заметьте, — слышу я голос Клода, — тут и теперь та же публика обитает. Грузчики, ломовые извозчики, уборщики мусора.
Мы на главной улице. Пылают, раскачиваясь на проводах, ангелы, сконструированные из электрических лампочек. И здесь дома-ветераны, только чище, выше. В нишах застыли гипсовые святые, рыцари.
— Вы читали «Туманы Брюгге»?
Нет, он не позволяет мне просто глазеть и уноситься в прошлое, мой беспощадный спутник. Он напомнил мне книгу, которая наделала здесь немало шума. Да, я читал ее. Роман Даниеля Жиллеса, виднейшего бельгийского прозаика, стоит у меня дома на полочке с любимыми книгами.
— Не зайти ли к ван Беверам? — смеется Клод. — Их тут много.
Это персонажи романа. В их богатом особняке исполинские гардеробы с медными накладками, монументальные ночные столики, старинное серебро. Но в комнатах холодно из-за мелочной, нелепой экономии. Ведь на людях не жаль проиграть в рулетку сотню тысяч франков, — пусть не думают, что ван Беверы обеднели! Деньги взяты обманом, из кошелька фермера, рабочего, но это секреты фирмы, до поры до времени скрытые.
В особняке томится хорошая, душевная молодая женщина. Она вышла за ван Бевера-младшего и надеялась вырвать мужа из его мирка. Напрасно! Даниеле надо спасать себя, бросить никчемного, умственно убогого Ги. Она пошла против ван Беверов. Но такие жестоко мстят тем, кто не подчиняется их уставу. На пуховых перинах мягко спать, но они могут и задушить. Даниела должна одолеть множество препятствий. Черный фронт ханжества способен затравить, лишить куска хлеба…
Мой спутник добился своего — я уже не читаю даты, а вглядываюсь в прохожих. Та, в синей стеганой курточке из нейлона, может быть, Даниела? Но таких курток десятки в неяркой, неторопливой толпе.
— Вот вы говорите — город Уленшпигеля, — продолжает Клод. — А вы полюбопытствуйте, как с ним поступили… Ну, зайдите хотя бы в лавку сувениров, попросите что-нибудь, связанное с Уленшпигелем!
Я так и сделал.
Потомки инквизиторов
— Уленшпигель? Кто этот господин?
Лавочница смотрела на меня с искренним недоумением. Да, она фламандка. Но, к сожалению, не припомнит…
— Карл! Иди сюда!
Из-за перегородки вышел лысоватый мужчина.
— Уленшпигель? — он задвигал бровями. — Да, да, слышал. Есть книга… Но я не читал.
И это здесь, на родине Тиля! Не хотелось верить…
— Видите, каков город-музей! — говорит Клод, выходя со мной на улицу.
Оказывается, потомки инквизиторов не простили великого геза. Греховную, безбожную книгу де Костера не допускают в школьные библиотеки. И не рекомендуют читать верующим.
— А церковь сильна. Особенно здесь, ведь Брюгге оплот католичества. У нас же тут святая реликвия…
Рыцарь Тьерри — участник крестового похода, воевавший в Палестине, привез в Брюгге сосуд с «кровью христовой». Для сохранения дара построили часовню. И вот уже восьмое столетие в годовщину события по городу движется многолюдная, пышная процессия. Гарцуют латники, шагают лучники, копьеносцы. Певчие поют псалмы. На праздник стекаются паломники со всей Бельгии и из других католических стран. Тысячи туристов любуются ярким зрелищем.
— Доход для церкви, — заключает Клод, — вы сами понимаете, не маленький. А с бегинажем вы знакомы? Тогда идемте!
Стены обители отражаются в зеркальце озерной воды. Дорога тянется по дамбе, к широко распахнутым воротам. Они не запираются ни днем, ни ночью.
— Орден полумонашеский, — объясняет Клод. — Бегинка может в любое время покинуть келью, вернуться в город.
Однако что же это такое — бегинаж? Ловкий способ уловления душ, придуманный церковью еще в средние века. Принимают женщин, обычно одиноких, перенесших горе, потерявших мужа-кормильца, семью. Жить в келье постоянно необязательно. Требуется лишь не пропускать мессы и, пока находишься в стенах обители, повиноваться «старшей даме». Правила, стало быть, не очень стеснительные. А сулит бегинаж утешение, участие. В мире наживы каждый только за себя. А в бегинаже человек не один…
Есть еще немаловажная приманка: можно научиться ремеслу. В бегинаже мастерят знаменитые, так называемые брюссельские кружева. В теплые дни бегинки сидят во дворе.
Сейчас осень, спускаются сумерки. Окна келий светятся. Я вижу через окно распятие на стене и под ним чью-то склоненную голову…