– Давай, Красавица! – взревел Кай, закидывая полную руку Тюльпинса на свою шею.
Но ноги молодого господина, ослабевшего от страха, заплетались и цеплялись за каждую кочку.
– Эй, идиоты! – позвал вдруг кто-то.
Парни резко обернулись и увидели в двух шагах от себя занесенную травой карету. Из открытой дверцы выглядывало недружелюбное грубое лицо.
– Камеж! – восторженно вскрикнул Кай и, подбежав к карете, впихнул туда Тюльпа и сам юркнул следом. Едва он захлопнул дверцу, как на карету обрушился грозный ливень, раскачивая ее и пытаясь разрушить.
– Она… она выдержит? – шепнул Тюльп, схватившийся за сердце. Он, тяжело дыша, смотрел на темный силуэт Кая, с трудом осознавая, что эта деревенщина только что спасла ему жизнь.
Когда вспышка молнии осветила карету изнутри, Тюльпинс удивленно вскрикнул. Он сразу узнал и синие глаза, и широкий подбородок, сильно выступающий вперед, и нос, такой маленький и острый, что его можно было принять за птичий клюв.
– Мистер Тваль!
– Так, миленький господин из Сорок Восьмого! – Голос мужчины стал ласковым, но никто не мог видеть его лица, потому что карету до края затопила кромешная тьма. – Вот так встреча, вот так встреча!
– Эй, Красавица, да это ведь Камеж-путник! Ты сбрендил, что ли? Какой он тебе мистер?
– Не горячись, Кай. В каждом городе меня зовут по-разному.
– Это потому, что городские – дураки. А тут не город, да, Камеж? И это твое настоящее имя, правда? Старейшина ведь говорил, что ты из наших.
– Я из всехних. И из ваших, коли у вас так говорят, и из других, ежели там так думают. Вы мне скажите, чего этот миленький господин делает здесь? И как вас угораздило, в самую грозу-то, а?
– Не время ей еще приходить, Камеж, – прошептал Кай, пытаясь выглянуть в щелку. Но в глаз его тут же налетело песка, и он громко выругался.
– Стало быть, чаще они теперь ходят, так? М-да… – Камеж причмокнул пухлыми губами. – Ладно, поехали к деревне. Стихает.
Камеж отклонился и опустил рычаг над дверью. Карета по-кошачьи заурчала и двинулась медленным ходом к холмам.
– Много рыбы наловили, Кай? Мне в этот раз очень много понадобится.
– Ну, надо будет, еще наловим, – приосанился парень. – А куда столько-то, Камеж? На что?
– Да вон в городе их есть одна госпожа… бал закатывает. Это праздник такой. Когда на него уйма всего тратится, а зачем это нужно – никому не понятно.
Карета скрипнула, закачалась на кочке, но устояла. Камеж потянул за другой рычаг, что прятался под его креслом, и карета двинула дальше чуть быстрее.
– Госпожа Полночь. Самая влиятельная госпожа нашего города, – поспешно вставил Тюльпинс. – Она близкая подруга моей матери, между прочим.
– Ох, не сказал бы я, что у Полуночи есть близкие друзья, ну да ладно. – Камеж прочистил глотку. – Одним словом, все Хранительство уже объездил, устал до смерти.
Тюльпинс хотел еще похвалиться тем, что знает Полночь с младенчества, но вдруг утих. Он даже не ожидал, что новости из родного города доставят ему столько радости. А что матушка? Не сошла ли с ума, не стало ли ей дурно от горя? Тюльпинс подивился, что подумал о матери только второй раз за все это время. Даже когда лихорадка снедала его тело, он вспоминал о детстве, о любимом рояле, о высокой траве. Но не о матери… Опротивевшие всхлипывания ее так ясно всплыли в памяти молодого господина, что он невольно скривился. Может, не стоит ему возвращаться? Раз уж к самому родному человеку он чувствует только отвращение.
– Эй, Красавица, – Кай ткнул острым локтем в пышный живот Тюльпа, – чего скис? Закончилось все, слышишь? Не бойся.
– Да, миленький господин, взбираемся на второй холм. Моя карета знатно по горам ползает, не зря столько двилингов за нее отвалил.
– Мистер Тваль, а вы… вы ведь за мной?..
Но карета остановилась, не дав Тюльпинсу договорить. Дверь отворили снаружи, и внутрь сунулась косматая голова Сатрана.
– А я навстречу вам вышел, как гроза кончилась! Уж думал, не успели ребята!
Сатран отошел от прохода, и Камеж выбрался наружу. Лицо его сразу же засветилось от теплой улыбки.
– Ну, здравствуй, друг! Ох, как ты быстро стареешь! Что говорил я тебе в нашу прошлую встречу, а?! Не старей, друг! Поживи еще, пожалуйста!
– Ну, давай, давай, не при детях. – Сатран по-дружески хлопнул Камежа по плечу и отстранился. Но лицо его лучилось такой же теплой радостью, а улыбка собрала немало морщинок вокруг глаз.
Когда они спускались с третьего холма, Тюльпинс чуть отстал и позвал Кая, мучительно краснея. Парень, удивленный смущенным видом молодого господина, подошел.
– Кай, ты спас мне жизнь. Я этого никогда не забуду, правда. Я… – Тюльпинс протянул пухлую ладонь. – Спасибо. Ты ведь и сам мог погибнуть.
– Не знаю, как у вас, городских, принято, да вот только деревенские друг друга не бросают, так-то! – Кай словно не заметил протянутую руку и вместо рукопожатия крепко обнял Тюльпинса.
На душе у Тюльпа сразу потеплело. Никогда у него не было такого друга, никогда ему прежде не казалось, что хоть кто-то кинется его спасать. Ради денег его матери – пожалуй. Но не ради его самого, ни на что не годящегося увальня. Даже Самсел был слишком слаб и труслив для такого поступка.
После обеда пришла Ниса. Она тащила на себе такие тяжелые мешки, что Тюльпинсу даже стало страшно: уж не сломается ли? Но тонкая девочка не думала о том, что совершает что-то невероятное. Видимо, ей никто не говорил, что дети чего-то не могут, вот и работала она наравне с двумя взрослыми мужчинами.
В мешках Ниса принесла муку. И пока Кай разделывал рыбу, а Тюльпинс пытался подавить приступы тошноты, она напекла хлеба и пирогов. Тюльп замечал, как изредка застывает она, разминая поясницу, как бледнеет ее лицо, когда достает она из печки тяжелый брус хлеба, как трясутся от усталости ее тонкие ручки. И только сейчас осознал он, что Амила – служанка из его дома – немногим старше Нисы. А дел порой ей приходится переделать больше. Что ж, выходит, и Амила так устает? Выходит, не так просто ей живется в господском доме?
Поздно вечером, когда песни Сатрана и Камежа стихли, а очередная буря прошла мимо, Тюльпинс вышел на улицу попрощаться с лесными звездами. Они с каждым часом разгорались ярче и ярче, и в два часа пополуночи нельзя было найти ни кусочка черного неба: все оно искрилось разноцветными блестками.
Тюльп сидел на крыльце долго-долго, запрокинув голову, пока не расслышал возмущенные голоса из дома. Парень осторожно встал и шагнул чуть левее, оказавшись около небольшого окошка.
– Хоть и друзья мы с тобой, Сатран, но не возьму я его… Сколько товара вместо него влезет в карету, а? Ты об этом не думал? Туша жирного кабана и то поменьше будет! Ты мне рыбу готовь, через пару часов уже в путь двинусь.
– Камеж, ну забери ты его… Что мне прикажешь, прибить его, что ли? Он ни на что не годится, Камеж! Он в речке чуть не утоп, пришлось с ним нянькаться. Так уж я надеялся, что сам помрет, да Кай велел за ним ухаживать… Добрый у меня сын, тяжело ему в жизни будет, ох тяжело… Потом дурак этот траву порывался косить, я уж думал, хоть какая польза от него, а он… Коль не ты, и себя б сгубил, да и Кая моего. А что я без Кая? Ничто, сам знаешь… Забери его, Камеж, а? Ну Хранителем непутевым тебя заклинаю! Не справиться мне с этим увальнем, погубит он нас!
Тюльпинс вжался в стену и до боли закусил губу. Но больнее жгло где-то в груди, там, где, матушка говаривала, сидит его большое сердце. Большое… и бесполезное, как он сам. Щеки Тюльпа уж совсем намокли от слез, а они все текли и текли, отмеряя его новый путь. Не благородного господина из города Сорок Восемь, а ни к чему не годного увальня.
Пока в ушах Тюльпа звенело, разговор кончился. Пошатываясь, молодой господин перешел через мостик и забарабанил в дверь Старейшины изо всех сил. Открылась она, как ни странно, сразу.
– Булутур, – выпалил Тюльп, яростно отирая слезы со щек, – К-ка-амеж здесь. А забирать меня не хочет. Т-т-ты же говорил, что он за мной приедет. Отвезет… Прикажи ему меня забрать! Сейчас же!
Мальчишка улыбнулся уголком рта и тихо сказал:
– Цену набивает. Проходи, у меня переждешь.
– Нет, п-прямо сейчас! Пожалуйста! – взмолился Тюльп. – Он скоро уедет! Без меня!
– Слишком много твоих прихотей сиюминутно исполнялось, парень, – сухо ответил Старейшина, и лицо его стало походить на фарфоровую маску. – Камеж без тебя не уедет, потому как приехал он сюда только за тобой. Вот и весь ответ. А пока этот прохвост хочет выторговать с Сатрана побольше денег. Ну или рыбы отхватить получше. Так что не распускай нюни, скоро будешь дома. Я с Камежем потолкую, ты не бойся. Не обворует он Сатрана на этот раз. Ты только помни, зачем я тебя отсюда вызволяю. Найди Суйли, но никому, слышишь, никому не говори о письме! Хранителя нужно вернуть. И так скоро, как только можно. Просто отдай письмо. Хоть с этим ты справишься?
– Я п-п-постараюсь, – тихо ответил Тюльп и побрел обратно к дому Сатрана, не попрощавшись.
На плечи молодого господина легло что-то непомерно тяжелое, и он шел ссутулившись, низко опустив голову. Возле реки он остановился, подошел к краю берега и долго-долго всматривался в свое отражение. Да, он несколько похудел: теперь на лице даже появилась линия скул, а щеки не переходили сразу в плечи, но в целом все оставалось так, как было прежде. Так почему тот, прежний Тюльпинс, появлявшийся каждый раз в зеркале в доме в Сорок Восьмом, был доволен собой? А этот новый, смешавшийся с речной зеленью, стал бесполезным глупцом?
Тюльпинс отошел от воды, перешел мост и сразу залез в карету Камежа. Лавка с мягкой обивкой показалась ему в сто раз хуже твердой лавки в доме Сатрана. Засыпал Тюльп, понимая, что увезет с собой отражение из реки и никогда ему больше не быть счастливым господином.