Не считая смертной казни, до сих пор практикующейся в большинстве штатов США, это самая крайняя мера наказания, которая законным образом может быть наложена на заключенных. Одиночное содержание сначала широко и систематически использовалось в Европе и Северной Америке в «изолированных» и «безмолвных» (запрещающих общение заключенных между собой) пенитенциарных учреждениях XIX столетия с целью перевоспитания преступников. Считалось, что оставленные наедине со своей совестью и Библией заключенные предадутся размышлениям, осознают свои ошибки и, исправившись, станут законопослушными гражданами. Однако в скором времени выяснилось, что вместо того, чтобы исправляться, многие заключенные становились психически больными. Этот установленный факт вкупе с растущим числом заключенных и неотложной потребностью в дополнительных местах в тюрьмах привел к демонтажу системы изоляции в большинстве стран к концу XIX века. К тому времени, однако, одиночное заключение стало неотъемлемым элементом тюремных систем во всем мире, применявшимся, главным образом, в качестве формы краткосрочного наказания за проступки, совершенные уже в тюрьме, для содержания политических заключенных, а также для обеспечения личной безопасности и как метод «обработки» задержанных лиц, особенно подозреваемых в преступлениях против государства, перед проведением допросов и в промежутках между допросами.
В США применение длительного, свыше пятнадцати суток, одиночного заключения всегда являлось «нормальной» практикой. Оно еще более возросло в последние годы в контексте «войны с терроризмом», не в последнюю очередь в Гуантанамо, где задержанные содержались в одиночках в течение многих лет, по большей части без предъявления какого бы то ни было обвинения и без суда, и в секретных центрах содержания под стражей, где изоляция используется в качестве неотъемлемой составной части практики ведения допросов.
Тем временем США подписали и ратифицировали Конвенцию ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Конвенция против пыток была принята Генеральной ассамблеей ООН в 1984 году и вступила в силу в 1987 году. Статья 1 Конвенции предусматривает, что:
«Для целей настоящей Конвенции определение „пытка“ означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо, или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо…»
Международные эксперты квалифицировали одиночное заключение как психологическую пытку.
Исследование Совета Европы в 1977 году показало, что длительное заключение со строгим режимом изоляции заключенных приводит к тому, что было названо «синдромом изоляции», включавшим эмоциональные, познавательные, социальные и соматические расстройства. Объективные данные прямо указывают на то, что уже одно только одиночное заключение, даже при отсутствии физической жестокости и антисанитарных условий, может стать причиной психологической травмы, привести к снижению умственной деятельности и даже самым крайним формам психопатологии, таким как деперсонализация, галлюцинации и бред.
В 1993 году исследователь Ханей при обследовании случайной выборки, состоявшей из ста заключенных одной из тюрем категории «супермакс» в Калифорнии (тюрьма строгого режима Пеликан-Бэй), констатировал очень высокую распространенность симптомов психологической травмы: у 91 % выбранных для обследования заключенных отмечались патологическое состояние тревоги и нервозность, у более чем 80 % – головные боли, апатичность и расстройство сна, а у 70 % – страх перед неминуемым «срывом». Более чем у половины заключенных имели место кошмары, головокружения и учащенное сердцебиение, а также другие проблемы психического здоровья, вызванные изоляцией, включая навязчивое многократное явление в сознании одних и тех же мыслей (риминация), иррациональный гнев и спутанность мыслительных процессов (более чем у 80 % отобранных для обследования заключенных), хроническую депрессию (77 %), галлюцинации (41 %) и общее ухудшение состояния.
Хотя наиболее часто отмечаются и преобладают психологические последствия, часто также сообщают и о физиологических последствиях одиночного содержания. Некоторые из них могут быть физическими проявлениями психологического стресса, однако отсутствие доступа в необходимой мере к свежему воздуху и солнечному свету и длительные периоды бездеятельности, вероятно, также имеют физические последствия. Грассиан и Фридман (1986) сообщают о желудочно-кишечных, сердечно-сосудистых и мочеполовых расстройствах, мигрени и глубокой усталости. Другие признаки и симптомы, отмеченные в некоторых из рассмотренных выше исследований, включают: учащенное сердцебиение (ощущение сильного и/или быстрого сердцебиения в состоянии покоя), бессонницу, боли в спине и суставах, ухудшение зрения, плохой аппетит, потерю веса и иногда диарею, апатичность, слабость, дрожание, ощущение холода, ухудшение имевшихся ранее проблем со здоровьем.
В исторических исследованиях, касающихся тюрем изолированного содержания заключенных, приводятся данные об актах аутоагрессии, членовредительстве и самоубийствах. Современные исследования также показали, что членовредительство (включая эпизоды, когда заключенный бьется головой о стену камеры) и самоубийство более распространены в блоках изолированного содержания, чем в целом среди заключенных тюрьмы (Haney & Lynch 1997:525). В Калифорнии, например, 69 % зарегистрированных в 2005 году самоубийств в тюрьмах было совершено в изоляторах (USA Today, 27.12.2006).
Лишенный значимого и сочувствующего социального контакта и взаимодействия с другими людьми заключенный в одиночной камере может замкнуться в себе и регрессировать. Даже когда содержащиеся в условиях изоляции заключенные не обнаруживают очевидных симптомов, после освобождения из изолятора они могут испытывать дискомфорт в социальных ситуациях и избегать их, что будет иметь отрицательные последствия для социального функционирования в дальнейшем как в тюремном сообществе, так и на свободе, ставя под сомнение вероятность успешной реинтеграции.
Исследования в области долгосрочных последствий одиночного заключения содержат сообщения о нарушениях сна, кошмарах, депрессии, чувстве беспокойства, фобиях, эмоциональной зависимости, спутанности сознания, ослаблении памяти и концентрации (Hocking, 1970) долгое время после освобождения из мест содержания в условиях изоляции. Эти симптомы схожи с симптомами, которые отмечались у заключенных, содержавшихся в изоляции, и могут означать наличие определенной степени необратимости[5].
Вот, например, как описываются условия содержания в американской тюрьме Florence ADMAX, называемой «Алькатрасом Скалистых гор», где сидят некоторые из самых известных в мире преступников – террористы и убийцы.
Заключенные в отделении повышенного риска содержатся в строгой изоляции, и им позволяется выходить из камер лишь на один час в день, в течение которого за ними строго наблюдают. Тех, кто очень старается хорошо себя вести, выпускают на два часа. Только самые примерные получают доступ к радио и простым черно-белым телевизорам, по которым транслируются лишь определенные одобренные телеканалы.
Размер камер – три с половиной на два метра. Большая часть обстановки – стол, кровать и стул без спинки – отлита из бетона. Все закреплено. У заключенного есть умывальник, туалет, лампа, зеркало и душ с таймером. Окно шириной в десять сантиметров пропускает немного света, причем заключенный может видеть только небо – место, куда он, вероятно, мечтает поскорее попасть. Столовой нет, все приемы пищи совершаются в камере.
Тому, кто хорошо себя ведет, разрешают выходить из камеры на несколько часов в неделю, чтобы побродить в изолированном дворе или немного позаниматься спортом в бетонном помещении, напоминающем пустой бассейн. Бесчеловечные условия сводят многих заключенных с ума. Несмотря на постоянный надзор, нескольким заключенным удалось покончить жизнь самоубийством.
Многие заключенные кричат и лезут на стены. Другие режут себя лезвиями бритвы, осколками стекла, заточенными пишущими ручками или даже куриными костями. Часть заключенных разговаривают сами с собой или с голосами, которые они слышат у себя в голове. Кто-то размазывает фекалии по стенам или швыряет какашки в охранников. Тех, кто начинает голодовку, кормят насильно.
В «Алькатрасе Скалистых гор» содержат преступников, приговоренных к смертной казни, или отбывающих несколько пожизненных сроков. Например, Джохара Царнаева, который был приговорен к смерти за участие в теракте на Бостонском марафоне 15 апреля 2013 года. Во время того теракта три человека погибли и двести тридцать были ранены прямо перед завершением этой классической беговой дистанции. Или, например, Теда Казински, который прославился как Унабомбер. С 1978 по 1995 год он рассылал бомбы в письмах и посылках, убив троих и ранив еще двадцать три человека, многих – очень серьезно. Также в этой тюрьме содержали Абу Хамза аль-Масри (Abu Hamza al-Masri), близкого соратника Усамы бен Ладена. Он был осужден за организацию похищений двух граждан западных стран в Йемене и попытку организовать тренировочный лагерь для террористов в отдаленной местности американского Орегона. И это далеко не полный список заключенных Алькатраса.
Но постойте, секундочку, я была не бородатым террористом с автоматом Калашникова, которого поймали в горах Кандагара. Меня не приговорили к пожизненному сроку или смертной казни. На тот момент я – лишь российская гражданка, находящаяся под следствием за общение с американскими политиками и общественными деятелями по вопросу построения мира между Россией и США, которая только что получила степень магистра в области политологии и работала помощником профессора на кафедре менеджмента Бизнес-школы Американского университета. Но условия моего содержания были те же, что и для террористов и убийц, а именно: двадцать два часа одиночной камеры размером не больше салона обычного минивэна с приваренной к стенам и полу железной мебелью и единственным маленьким окошком под потолком. Но и это, как потом оказалось, было еще далеко не все.