ина, видимо, еврейка.
– Здравствуйте, – осторожно начала я, чувствуя себя не в своей тарелке, что отвлекаю женщину от чтения, – но вы просили зайти.
Она жестом показала мне наклониться ближе.
– Я знаю, кто ты, – шепнула мисс Новак, – не волнуйся, я никому не скажу. Как он?
– Извините, я не понимаю, кто он?
– Твой любовник?
– Что, простите?
– Ну, Манафорт.
Пол Манафорт не был моим любовником, мы вообще никогда не встречались, но в каком-то смысле были очень близкими людьми, так как долгое время отбывали срок под одной крышей – в здании Александрийской тюрьмы, где он, как и я, находился под следствием и провел больше года в одиночной камере, после чего, как и я, превратился в безмолвную тень. С апреля по август 2016 года политтехнолог Манафорт работал руководителем предвыборного штаба Трампа. Он с самого начала был ключевым фигурантом расследования об «иностранном вмешательстве» в президентские выборы 2016 года. Однако ФБР не предъявляло ему обвинений, связанных с Россией, – консультанта отправили под суд за отмывание денег, дачу ложных показаний, незаконное лоббирование интересов Украины и работу в качестве незарегистрированного иностранного агента.
– Извините, но вы меня, верно, с кем-то путаете, – смутилась я.
– Нет, нет, я разбираюсь в политике, не то что эти, – кивнула она головой в сторону группы чернокожих заключенных, громко смеявшихся в кубе напротив, – животные. Завтра утром приходи ко мне в семь утра, пойдем вместе на завтрак. Я познакомлю тебя с нужными людьми. А теперь – пока-пока, – помахала она мне рукой, показывая, что на сегодня это все.
– Хорошо, мэм, – кивнула я, – буду точно в семь.
– Мисс Новак, – поправила меня она.
Когда я вернулась в свой куб и устроилась на нарах, я еще долго не могла заснуть, обдумывая только что произошедшую странную встречу, в которой мою истинную личину опять раскрыли неправильно.
Ты будешь Раша
– Первое, что ты должна зарубить себе на носу, – наставляла меня Нарцисса, когда мы шли по бетонной дорожке через двор в сторону большого двухэтажного здания из красного кирпича с вековым дубом справа от входа, – это то, что у тебя здесь нет друзей. Ты – известная личность, и это плохо. Я тебя понимаю, потому что я сама такая, – загадочно улыбнулась мисс Новак. – Ты должна придумать себе новое имя и жизненную историю, чтобы пресечь все вопросы. Нужно что-нибудь неприметное, скучное и обычное, за что тут сидит половина тюрьмы. Скажем, ты сидишь за сговор по отмыванию денег. И зовут тебя, положим, Раша. В Америке ты давно, даже школу тут окончила, но родители – иммигранты, а оттуда акцент. Поняла?
Я покорно кивнула. Идея мне понравилась. Чем меньше я привлекаю к себе внимания, тем вероятнее, что меня не отправят «для моей собственной безопасности» в изолятор.
– Тут мало правильных людей, но я представлю тебя членам нашей еврейской общины. Там качество получше, да и молчать мы все умеем, – продолжила она инструктаж, когда мы уже поднимались по ступенькам столовой.
На входе вытянулась длинная очередь. Когда мы, наконец, попали внутрь, моему взгляду открылись две высокие, на уровне моего подбородка, сервировочные стойки друг напротив друга, из-за которых на нас смотрели сонными глазами заключенные в кулинарных шапочках-сеточках и пластиковых перчатках, ровно таких же, какие носила я, когда была еще Золушкой, а не Рашей.
Следуя примеру мисс Новак, я взяла с высокой стопки пластиковый поднос и поставила на стойку. В него мне тут же большой поварешкой ляпнули овсяную кашу, следующая женщина положила мне два куска хлеба и маленькую пластиковую упаковку джема, а затем на подносе оказалось и красное яблоко. Получив еду, мы прошли в основной зал, где стояли бесконечные ряды пластиковых столов. Устроившись друг напротив друга за средним столом, мы продолжили беседу, вернее, мисс Новак продолжила свой монолог:
– Так, дальше тебе нужно бегом идти к мистеру Торнтону. Он – начальник учебной части. Я попрошу, чтобы он принял тебя на работу. На кухне потеть – последнее дело. Будешь там у них репетитором. Сегодня после обеда на 10-минутной перебежке…
– Мисс Новак, извините, – перебила ее я, – а что такое «десятиминутная перебежка»?
– Ох, – тяжело вздохнула она, – тебя что, ничему не научили? Удивительно, как ты еще не вляпалась. Десятиминутки в начале каждого часа – это единственное время, когда тебе разрешено находиться на главном дворе, перемещаясь между зданиями. Стоять нельзя, только быстро идти из пункта А в пункт Б. Поняла?
Я кивнула, хотя, если честно, было совсем непонятно, но дальше спрашивать, показывая собственную глупость, не хотелось, так что я решила разобраться, как говорится, по ходу пьесы.
– Так вот, после обеда зайдешь за мной, я познакомлю тебя с Финни. Она руководитель нашей еврейской общины. Хорошая и умная женщина. Прикидывается, правда, что она вся такая, – мисс Новак развела руки в стороны и изобразила кривлявшуюся модницу. – Но если отбросить это, она очень даже ничего. Вы поладите, – сказала она, поднимаясь с подносом в руках, который, оказывается, нужно было сдать в окошко посудомойки, откуда валил белый пар и виднелись раскрасневшиеся от жары уставшие лица заключенных.
Американский ГУЛАГ
Узники, как я потом узнала, делали в тюрьме абсолютно все – от приготовления еды и уборки до электричества и ремонта зданий. Получали они за этот труд сущие копейки – хорошей зарплатой считалось 27 долларов в месяц, за подметание дворовых дорожек платили всего 10–12 баксов в месяц, а отпуск полагался только раз в год на одну неделю. Некоторые работали полный день, а те, кто совмещал работу с обязательной учебой, – полдня. На кухне, к примеру, утренняя смена поваров заступала в 04:30 и оставалась до полудня, а вечерняя помогала им готовить обед и уходила после 17:30, когда подавали ужин. Кстати, мы действительно поладили с моей банки Лизой – она уходила к 04:30, а вернувшись в 11, ложилась спать до самого ужина.
Отказаться работать в тюрьме нельзя. За попытку прописывался воспитательный карцер. Самое интересное в том, что это было вовсе не самоуправство тюремной администрации, а закрепленная основным законом Америки обязанность рабского труда. Тринадцатая поправка к Конституции США, запрещающая рабство в стране, была принята в 1865 году. Раздел первый гласит: «В Соединенных Штатах или в каком-либо месте, подчиненном их юрисдикции, не должно существовать ни рабство, ни подневольное услужение, кроме тех случаев, когда это является наказанием за преступление, за которое лицо было надлежащим образом осуждено». А это означает, что для полутора миллионов заключенных в тюрьмах США рабский труд – прописанная в законе норма. Большая часть заключенных работает в качестве обслуги заключенных и надзирателей в самой тюрьме, но некоторые могут заслужить особую привилегию и заработать немного больше, подписав обязательство молчать об увиденном и услышанном.
Американское правительство внимательно читало книжки про ГУЛАГ и решило перенять некоторые полезные для свободы и демократии элементы. Так, например, в федеральных тюрьмах еще во времена Великой депрессии в 1934 году появилась специальная, принадлежащая американскому правительству организация под названием «Federal Prison Industries» (Федеральная тюремная индустрия), торговая марка UNICOR. В ее задачи с целью «прививания полезных для жизни на свободе знаний и навыков» входили сбор хлопка, работы в шахтах, возделывание почвы и строительство путей сообщения между городами – железных и автомобильных дорог.
Американским властям бесплатная и бесправная рабочая сила пришлась по вкусу – эффективная бизнес-модель прижилась, и заключенных решили использовать и для армии. Так, узники периодически «бросаются» на производство солдатских шлемов, униформы, обуви и бронежилетов, а кроме того, изготавливают и мишени для тренировок военных США. Пригождаются заключенные и в производстве ракет, в частности, например, зенитного ракетного комплекса Patriot PAC-3 (Patriot Advanced Capability (PAC-3) missile)[26], военного истребителя, находящегося на вооружении ВВС США Макдоннел-Дуглас F-15 «Игл» (McDonnell Douglas F-15 Eagle/Boeing F-15), американского многофункционального легкого истребителя четвертого поколения General Dynamics / Lockheed Martin F-16, который стоит на вооружении ВВС США и поставляется военно-воздушным силам Израиля, Турции и Южной Кореи, военного вертолета Bell / Textron Cobra, «Кобра» (общевойсковой индекс AH-1). Разработанный фирмой «Белл Геликоптер Текстрон» в начале 1960-х годов, он считается первым в мире специально спроектированным серийным боевым вертолетом, с большим успехом применялся во Вьетнамской войне и других вооруженных конфликтах. В начале XXI века вертолеты AH-1 продолжают находиться на вооружении вооруженных сил ряда государств, в том числе и США. Нашлось применение заключенным и в производстве электрооптического оборудования для лазерного дальномера BAE Systems Bradley Fighting Vehicle бронемашины M2 Bradley, которые являются одной из критически важных машин в армии, позволяющей перевозить солдат, обеспечивать огневую поддержку и поражать технику и пехоту врага. «В свете увеличения числа заключенных и увеличения числа осужденных за насильственные преступления, отмечают в компании, программы занятости помогают снизить напряженность в местах лишения свободы. Тюрьмы без полезной занятости для заключенных – опасные тюрьмы, а опасные тюрьмы дорого стоят»[27].
Конечно, заключенные работают не только на армию. В списке полезных для американского общества товаров есть и офисная мебель, аккумуляторы, удлинители, сетевые фильтры, солнечные панели, защитные очки, номерные знаки, простыни и одеяла.
Но и это еще не все. Дальше – больше. Оказывается, лишенные права голоса заключенные все-таки участвуют в политике. Например, в 1994 году узники штата Вашингтон занимались обзвоном избирателей в пользу Джека Меткафа, кандидата на пост конгрессмена США от Республиканской партии, особо подчеркивая в беседах с гражданами, что кандидат – сторонник распространения практики смертной казни в их штате. А уже в наши дни Майкл Блумберг заявил, что «не имел ни малейшего понятия» о том, что в предвыборной президентской кампании тоже работают заключенные