Эмили, несмотря на то что она вмиг потеряла всю свою жизнь, была очень жизнерадостной женщиной. Она также сохранила свою любовь к домашним животным. Я часто видела ее с книжкой под осиной на стадионе, где она поджидала маленькую черную кошечку. Для этого создания мы прятали в пластиковых перчатках маленькие кусочки мяса и куриные косточки. Кормить кошку было, конечно, против правил, но это была наша маленькая тайная тюремная любовь.
Несмотря на симпатию к Эмили, моей единственной подругой все равно оставалась моя еврейская «матушка» Финни. У мисс Новак наше с ней единение восторга не вызывало, она старалась держать меня поближе к себе, яростно доказывая, что дружба с Финни меня до добра не доведет, и при этом очень активно интересуясь подробностями моего уголовного дела. Эти вопросы меня настораживали, и я уклонялась от них как могла, памятуя о моем печальном опыте дружбы с Хелен в Александрийской тюрьме, которая стоила мне больше месяца одиночной камеры. Финни же, напротив, ничего у меня не спрашивала, а только заботливо помогала поправить здоровье. А также мы много говорили о философии и истории. Она была прекрасно образованна. С ней я поняла, что такое получать удовольствие от беседы как таковой. Все свободное время мы или занимались спортом (Финни в свои 62 года давала мне фору в физических упражнениях), или вели долгие философские беседы, прогуливаясь по стадиону, или по очереди вслух читали книги.
История мисс Новак
– Мария, – сказала однажды Финни, когда мы неспешно гуляли кругами по беговой дорожке уличного стадиона, – а что у тебя случилось с мисс Новак? Она приходила ко мне на днях и в очень негативных красках описывала тебя и ваши взаимоотношения.
– Ничего, Финни, – ответила я, ничуть не удивившись такому поведению мисс Новак. – Она просто слишком много задает мне вопросов по теме, о которой я не хотела бы говорить. Мое нежелание вести беседы в этом направлении, видимо, ее оскорбило, но я ничем не могу помочь в этой ситуации, потому что категорически не готова менять свое поведение по этому вопросу.
– Я так и думала, – улыбнулась Финни. – Ты правильно поступаешь, доча. Дело в том, что мисс Новак, наверное, не была с тобой полностью откровенна о причинах ее нахождения здесь. Впрочем, я не тот человек, кто должен тебе об этом рассказывать. Лучше ты сама ее спроси.
Спросить мисс Новак мне уже не удалось. Она отказалась со мной даже здороваться, так что информация попала ко мне совсем из других рук. Из маленькой книжки, которая имелась в тюремной библиотеке. В одном мы с мисс Новак все-таки действительно были похожи – в известности наших уголовных дел.
Нарцисса Велиз Пачеко родилась в Эквадоре в 1947 году. Молодой девушкой она иммигрировала в Штаты, где устроилась на работу стриптизершей под псевдонимом «Сильвия». Именно на месте своей работы, во время исполнения экзотического танца, она и познакомилась с будущим супругом Беном Новаком-младшим. Он был богатым наследником. Его отец построил в Майами-Бич, во Флориде, роскошный отель «Фонтенбло», в котором с удовольствием отдыхали Мэрилин Монро, Фрэнк Синатра и другие звезды первой величины. Сам Бен занимался более скромным бизнесом: его компания организовывала массовые мероприятия, в основном для одного клиента – компании Amway. В свои 53 года Бен оставался большим ребенком. Он скупал раритетные комиксы о Бэтмене и даже переделал Lincoln 1977 года в подобие бэтмобиля. Его коллекция, состоявшая из кукол, масок, значков и прочих предметов, связанных с образом любимого супергероя, стоила около $1 млн.
Нарцисса и Бен поженились в 1991 году. Пара вела довольно странную семейную жизнь: так, как-то Нарцисса обратилась с заявлением в полицию на собственного супруга за то, что однажды она легла под нож пластического хирурга, чтобы поправить нос, а очнувшись, обнаружила в груди огромные силиконовые импланты – непрошеный подарок от мужа. Тем не менее мисс Новак выносила любые выходки мужа из-за его миллионов. Однако, когда Бен завел роман с бывшей порнозвездой Ребеккой Блисс, которая не нуждалась ни в каких имплантах, терпение супруги лопнуло. Дело могло кончиться разводом, а брачный контракт не позволял ей рассчитывать на половину совместно нажитого имущества. Между тем на кону стояло 8 миллионов долларов. Нужно было что-то придумать, и она придумала.
Сразу разобраться с мужем было нельзя. Первая проблема, которую предстояло решить, была 87-летняя мать Бена, Бернис Новак, которой в случае смерти сына перешло бы все состояние. Нарцисса со своим братом наняли двух киллеров, которые в мае 2009 года убили пожилую женщину в ее собственном доме ударом лома по голове. Смерть старушки сначала была квалифицирована как несчастный случай в результате падения с лестницы. Через три месяца эти же люди связали скотчем, придушили подушкой, а затем размозжили голову гантелями Бену Новаку в номере отеля Hilton в городке Рай-Брук в нью-йоркском графстве Вестчестер, где он проводил слет работников компании Amway. По данным следствия, среди вещей мисс Новак обнаружили остатки клейкой ленты, которой связывали ее экс-супруга, а также установили, что дверь в номер Бена была открыта магнитным ключом Нарциссы. Нанятые киллеры выступили в качестве свидетелей обвинения, Нарцисса с братом виновными себя не признавали, но это за них сделал суд. Перед вынесением приговора прокурор назвал их «исчадием зла» и потребовал для обоих пожизненного лишения свободы. Присяжные с этим согласились.
– Финни, – сказала я однажды вечером после прочтения книги, – знаешь, я не верю, что мисс Новак на такое способна. Она, может быть, не самый приятный человек, которого мне пришлось повстречать в своей жизни, но это не делает ее виновной в преступлении. Знаешь, про меня тоже массу всего писали, и ни слова из этого не было правдой.
– Не буду спорить, доча, – вздохнула Финни, – американская пресса очень много врет. Я тоже не думаю, что она это сделала, но не нам с тобой судить. А пока просто будь осторожней. На тебя тут всегда будет спрос. Есть такая штука в нашем законодательстве, которая называется «Правило номер 35», по которому заключенный может получить сокращение срока за помощь следствию. Об этом тут мечтают все. А в таком публичном деле, как твое, любая не откажется оказать содействие следствию, придумав что-нибудь этакое на тебя и получив за это вычет тюремного срока.
– Спасибо, мам, – грустно улыбнулась я, зная, что правило номер 35 я уже однажды проверила на себе. Снова наступать на эти грабли мне не хотелось.
Джим и странное письмо от Патрика
В тюрьме разрешались посещения родственников и друзей по выходным дням и праздникам. Этому предшествовал процесс оформления документов, занимавший около месяца-двух. Моих родителей в США я бы не пустила ни за что на свете, я уже достаточно хорошо знала, на что способны американские власти, а друзей в Штатах у меня можно было посчитать по пальцам одной руки. Первым разрешение удалось оформить, конечно же, моему лучшему и верному другу Джиму – Джеймсу Бэмфорду.
Посещения в тюрьме проходили в специальной зоне, которая состояла из небольшого дворика с тремя круглыми железными столами с приваренными к ним лавками и холла для посещений, он представлял из себя просторное прямоугольное помещение с тусклыми серо-бежевыми стенами и большими грязными окнами, которые прикрывали когда-то очень давно бывшие белыми деревянные жалюзи. В зале стояло около пяти оранжевых железных столов с пластиковыми столешницами и приваренными к ним четырьмя железными стульями. У одной из стен зала возвышался на постаменте стол надзирателя, чтобы от его зоркого взгляда не скрылось ни одно лишнее прикосновение людей друг другу. Касаться заключенного разрешалось только для дружеского объятья и рукопожатия при встрече и при прощании. Каждое посещение начиналось с 8 утра и заканчивалось в 15:30 перед пересчетом заключенных в 16 часов, когда надзирателей меняли на ночных дежурных.
На одной из стен висели два холста с весьма причудливым и явно не очень уместным здесь творчеством: на одном – какие-то аллюзии на тему «Алисы в Стране чудес» или сцены из любимого американцами рождественского фильма «Чарли и шоколадная фабрика» – деревья-леденцы, радужная дорожка и голубые облачка. А на втором – совершенно странное кривое деревце с летающими бабочками и прыгающими нездорово веселыми зверушками на ярко-зеленой травке. Но эти холсты были там не просто так. Это «потемкинские холсты», использующиеся как фон для фотографий с посетителями, чтобы, так сказать, внешнему миру казалось, что тюрьма – это, как там говорят, college campus, или университетский городок.
Проход в зону встреч осуществлялся через небольшой домик, где размещался только стол надзирателя и три комнаты – туалет для заключенных, туалет для охранника и комната для обысков с полным раздеванием после окончания визита. В маленьком дворике под бетонным навесом имелось несколько автоматов для покупки чипсов, печенья и газировки. Деньги для покупки посетители приносили в пластиковом прозрачном мешочке – не больше 30 долларов на человека.
Мой верный друг приехал издалека, чтобы увидеть меня. От Вашингтона до ближайшего к тюрьме крупного аэропорта было 2 с небольшим часа летного времени, а потом еще три часа на машине до тюрьмы. Джим приезжал ко мне раз в месяц на выходные и на это время снимал гостиницу неподалеку.
В первый раз мы встретились утром в пятницу еще до 8 утра. Он никогда не опаздывал и в очереди на проход в тюрьму – посетителей сперва досматривали, а потом заставляли заполнять специальные формы-заявления – тоже оказывался первым. Как только все процедуры им были пройдены, меня вызвали на свидание по громкоговорителю. Я быстро пересекла двор, меня зарегистрировал и обыскал надзиратель, и я влетела в зал, где у одного из столиков уже ждал меня Джим.
Он было поднялся поприветствовать меня, но я знаком показала, что сперва должна отметиться у надзирателя на постаменте в центре зала и отдать ему сво