но, тюрки, — слова тажик, или, по тюркскому произношению, тäзiк или теджик. Известно, что это слово теперь имеет совсем другое значение, и уже в XI века оно обозначало людей иранской, а не арабской национальности. По-видимому, сначала так называли арабов, потом — вообще людей мусульманской культуры, потом — иранцев как народ, составлявший большинство среди известных тюркам мусульман.
В отличие от иранцев, тюрки и впоследствии не были покорены мусульманским оружием. После завоевания культурных областей по Амударье, Зеравшану и Сырдарье арабы еще в VIII веке перешли к оборонительной политике и, подобно своим предшественникам, для защиты культурных областей от кочевников строили длинные стены и валы. Известно, что такие сооружения для защиты от вторжений варваров воздвигались некогда на всем пространстве культурного мира, от Великобритании до Китая и Маньчжурии. В Средней Азии первое сооружение этого типа относится к эпохе задолго до ислама и было выстроено в III веке до н.э. для защиты культурной области Мерва, вероятно против кочевников нетюркского происхождения; до арабов был построен вал для защиты северо-восточной области Согда, уже против тюрок; остатки этого вала сохранились до сих пор, как и остатки валов, построенных арабами для защиты Бухарской области и области окрестностей Ташкента. После арабов, начиная с иранской династии Саманидов[34], такие валы уже больше не строились и не поддерживались; Саманиды перешли к наступательной политике, но их походы большей частью носили характер набегов, и область завоеванной исламом территории и при них увеличилась незначительно; к мусульманским владениям были присоединены только местности от долины Чирчика до Таласа.
Если тюрки мало подвергались действию мусульманского оружия, то влияние культуры с запада после мусульманского вторжения в Среднюю Азию значительно усилилось. Еще раньше, в эпоху Сасанидов[35], на Среднюю Азию постепенно усиливалось влияние Персии, которой принадлежало господство над путями мировой торговли на суше и на море; причем государство Сасанидов и в этом отношении, как во всех других, достигло величайшего блеска накануне своего падения. Сасанидская Персия не представляет, подобно большинству других восточных империй, картины постепенного развития и упадка; в истории Сасанидов падение наступило разом, тотчас после величайших внешних успехов, как результат крайнего напряжения сил. Эти успехи были одержаны преимущественно на западе, в борьбе с Византией; на востоке на короткое время были достигнуты некоторые успехи благодаря союзу с тюрками, но потом с тюрками произошел разрыв; кроме того, в эпоху Сасанидов войны на западе не давали возможности охранять восточную границу. У персов была отнята тюрками область по реке Гюрген, впадающей в Каспийское море; захватив эту область, тюрки здесь подчинились влиянию персидской культуры и приняли зороастризм.
Этот пример показывает, что сасанидская Персия, благодаря своему культурному и экономическому значению, могла оказывать влияние на своих соседей даже без военных успехов. Этим же, вероятно, объясняется факт вытеснения из Согда буддизма и восстановление значения зороастризма. Благодаря описанию путешествия китайского паломника Сюань Цзана, проезжавшего через Среднюю Азию в 630 году, мы можем установить, что этот факт относится к концу эпохи Сасанидов. При Сюань Цзане в Согде буддизма уже не было; покинув Восточный Туркестан, где буддизм тогда был в полном расцвете, Сюань Цзан снова нашел буддийские монастыри, только переехав южную границу Согда и приехав в То-харистан. В главном городе Согда, Самарканде, еще стояли два пустых монастыря, но зороастрийцы не давали отшельникам собираться там и прогоняли их горящими головнями. Рассказ Сюань Цзана о Самарканде показывает, что вытеснение буддизма из Согда произошло только незадолго до его путешествия.
Археологические экспедиции в Туркестане установили, что на согдийском языке была буддийская литература, что произведения этой литературы переводились на тюркский язык и вообще имели влияние на тюрок. Главный исследователь этих памятников, покойный иранист Готьо, относил их ко времени не раньше VII века. Если так, то они не могли быть написаны в Согде, но этим еще не опровергается предложенная Готьо датировка; возможно, что в многочисленных колониях, основанных в Средней Азии согдийцами, буддизм еще некоторое время продолжал существовать.
В эпоху влияния буддизма к тюркам приезжали не только индийские миссионеры, но и индийские купцы. Отголоском этой эпохи является слово сарт, первоначально употреблявшееся тюрками в смысле «торговец» и еще в XI веке имевшее только это значение; теперь доказано, что это слово перешло к тюркам из Индии — очевидно, в то время, когда приезжавшие к тюркам торговцы были преимущественно индийского происхождения. Постепенно торговля с тюрками переходила от индийцев к иранцам, но только в мусульманскую эпоху, притом после XI века, слово сарт получило у тюрок и монголов этнографическое значение и стало обозначать тех среднеазиатских иранцев, на которых тюрки, очевидно, смотрели как на народ купцов.
Влияние Персии на Среднюю Азию в эпоху ислама должно было значительно увеличиться. Теперь уже Персия имела на Среднюю Азию не только культурное влияние; впервые после Александра Македонского и Селевкидов иранцы Средней Азии и иранцы Персии объединились в одно государство. Вместе с арабами в Туркестан, очевидно, проникли в большом числе персы; среднеазиатскими иранцами были усвоены предания о древних персидских царях; иранские наречия Средней Азии постепенно были вытеснены персидским языком, образовался общий для иранцев в Иране и Туркестане персидский литературный язык. Единственным соперником персидского языка был тюркский, и борьба с этим соперником большей частью была для персидского языка неудачной. С первых веков ислама начались два процесса: 1) постепенное вытеснение иранских наречий персидским литературным языком; 2) постепенное вытеснение иранских наречий и литературного персидского языка тюркским языком. В самой Персии область распространения тюркского языка все более расширялась; если в одной и той же деревне жили персы и тюрки, общим языком населения постепенно становился тюркский.
Тотчас после утверждения в Средней Азии ислама мусульмане стали пользоваться известными торговыми путями. Из китайской истории мы знаем, что мусульманские караваны уже в VIII веке ходили через страну карлуков к Верхнему Енисею, в страну киргизов; в мусульманской литературе также сохранились сведения о путях в эту страну, отчасти совпадающие со сведениями орхонских надписей; Саянский хребет носит одно и то же название — Кёгмен — в надписях и в мусульманском рассказе. Иртыш также упоминается в орхонских надписях, где говорится о нескольких походах туда восточно-тюркских ханов, но ни надписи, ни китайские источники не сообщают сведений о живших на Иртыше тюркских народностях; названия этих народностей впервые приводятся в мусульманской литературе. Больше всего арабы, конечно, интересовались путем в Китай; об этом пути и о живших вдоль его тюркских народах в мусульманской литературе есть немало сведений.
О народах Монголии и о происходивших там событиях мусульманская литература домонгольского периода почти ничего не сообщает, хотя мы знаем из китайских источников, что уже в 924 году в Монголии были мусульманские купцы. Крайним пределом сведений мусульманских авторов была страна киргизов; по их представлению, эта страна простиралась до Восточного океана.
Вообще сведения мусульман о Средней и Восточной Азии менее ясны и отчетливы, чем можно было бы ожидать по значительности мусульманской торговли и обширности мусульманской географической литературы; пользование этими сведениями представляет большие трудности, на которые часто не обращают внимания и потому приходят к неверным выводам. Больше всего трудностей представляет определение времени, к которому относятся отдельные известия. Как все отрасли арабской письменности, арабская географическая литература была по преимуществу книжной; по крайней мере, до нас дошли не столько рассказы путешественников, которые бы описывали то, что видели сами, сколько сочинения, составленные на основании письменных источников. Часто один и тот же рассказ повторяется бесконечное число раз авторами, жившими в разное время, без оговорки, что этот рассказ относится не к тому времени, когда жил приводящий его автор, но ко времени за сто или больше лет до него. Иногда автор соединяет в одну картину сведения, собранные им самим и его современниками, со сведениями, заимствованными из книг, не делая никакой разницы между ними; читатель выносит ошибочное впечатление, что все, что сказано в такой книге, относится к одному времени — времени автора. Часто даже выдающиеся ученые без всякой надобности прибегали к рискованным предположениям, стараясь объяснить, каким образом автор такого-то времени мог высказать такое-то мнение, когда это мнение в действительности буквально выписывалось из составленной гораздо раньше книги. Еще недавно такое недоразумение произошло с текстом писавшего в XII веке географа Якута[36], где тюрки упоминались рядом с византийцами как враги мусульман, причинившие исламу много вреда. В сочинении, относящемся к XIII веку, когда тюркам уже принадлежало значительное место среди мусульманских народов, эти слова казались странными; чтобы объяснить их, в них видели указание на широкое распространение среди тюрок шиитства и других ересей. На самом деле слова Якута оказались буквально заимствованными из сочинения автора конца X века Макдиси[37], который, вероятно, также взял их из письменного источника; следовательно, слова о вреде, принесенном тюрками исламу, были написаны в то время, когда, кроме тюркской гвардии халифов и других мусульманских властителей, еще не было тюрок-мусульман и тюрки, наравне с византийцами, были внешними врагами мусульманского мира, какими они вообще являются у авторов X века.