отказался от выборов правителя, власть велел передавать по наследству. Как в Европе. То была грубейшая ошибка, свидетельствующая о его не царском происхождении, ею «покоритель Вселенной» перечеркнул все, что отвоевал.
Увы, желание передать власть детям, создать их благополучие – это желание простолюдина: отказ от выборов правителя лишает общество развития, оставляет сильных не у дел… Видно, вправду говорят, безошибочной стрельбы не бывает. Даже у Чингисхана, который отменил ханские турниры, эти поединки за право называться сильнейшим.
В древности имя правителя тюрков «каган» звучало как «кёкхан», то есть «небесный хан», «верховный правитель». Считалось, что выбор делал сам Господь.
Кагана выбирали из ханов, право на выборы хан добивался подвигами… Была череда подвигов во имя Бога Небесного и народа… Вот что в XIII веке писал Марко Поло: «Правителей областей они выбирают; выберут достойного и доложат о том великому хану; великий хан избранного утверждает и дарует ему золотую пластину», то есть знак власти. Ярлык. Так стало после Чингисхана. Выборы правителей областей пока сохранялись.
Но великий хан, или царь лица уже не имел. Он был никто. Да, на трон садился потомок Чингисхана, ну и что? Своего лидера тюрки уважали не за происхождение – за поступки. Все знали, подвиг во имя Бога Небесного делает из батрака хана, из хана кагана… Никто из сынов Чингисхана и близко не походил на отца. Серые, ординарные личности с красными носами. Они решили, страной, «созданной верхом на коне, нельзя управлять верхом», огромное царство поделили на части, что и стало началом его конца. Старший сын, Джучи, взял земли к западу от Алтая, но правил там его сын Батый, которого и ханом-то не называли. Говорили с усмешкой «Саинхан» – «Увалень». Он любил роскошь, долгие беседы за столом, его жизнь была сладкой забавой, от которой народ не видел пользы.
Поразительно. Чингисхан, властелин миллиарда подданных, обладатель несметных в мире богатств, чуждался роскоши, носил простую одежду из холста, которая до сих пор хранится в музее Пекина, внук же не испытывал интереса ни к государству, ни к войнам. Полный бездельник… Батый воевал. И воевал успешно, но не по своей воле!
Под его знаменем стояли триста тысяч всадников – казаки Днепра, Дона и Итиля, из них «монголов» (то есть пришедших с Алтая) всего четыре тысячи, их прислал дядя Батыя, хан Октай. Он назначил ему и главнокомандующего Субутая. Вот кто был настоящий воин! Почтительно приказывая, Субутай заставлял Батыя шевелиться.
Так, в 1237 году ордынцы приобщили к Ясе Чингисхана рязанских татар, успокоили русского князя во Владимире. В 1240 году Киев, «матерь городов русских», узнал, какова плата за измену вере. Потом на пути армии были Буда и Пешт, Прага, Краков, Пожега и другие города, вдруг ставшие «христианско-славянскими». Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… И будь он прям, как стрела, злопыхатели нашлись бы, о татарах пишут лишь гадости. Слишком сильны были они, а такое не прощают.
Однако факты, факты.
В руках Субутая сходились нити, которые тянулись из европейских столиц, он – не папа! – вел тогда политику Европы. Впрочем, и папа римский был доступен ему, особенно после женитьбы французского рыцаря Балдуина Гэно на тюркской княжне в 1240 году. Брак был явно политическим, он открывал дорогу во двор французского короля, который настойчиво искал сближения с Востоком.
Эдуард Гиббон о тех тяжелых для христиан днях писал: «Вся страна к северу от Дуная была утрачена в один день, в течение одного лета лишилась населения, а развалины городов и церквей были усыпаны костями туземцев, поплатившихся за прегрешение своих тюркских предков». Он так и назвал венгров, чехов, поляков «туземцами».
Европа, оказывается, помнила «своих тюркских предков», знала, что Батый следует Ясе Чингисхана – идти вперед, пока не кончится тюркский мир. Знание это и вызывало страх у европейцев, потрясало неотвратимостью расплаты. Ужасная пора. В «нашествии» Батыя прочитывался сюжет Апокалипсиса, люди сами заговорили о суде Божием.
Первым поплатился венгерский король: ему последовал ультиматум, затем разгром. Поляков громил хан Бандар, он нанес им поражение под Шидловом, потом сжег Краков, Бреславль. Европа стонала. Но верила в справедливость нагрянувшего суда.
Любопытно, Субутай не вступил на земли императора Фридриха II Гогенштауфена. Того самого… Почему? Этот немецкий император, как известно, враждовал с папой римским, водил дружбу с мусульманами. Но не это заслуживает внимания. А первые пять букв фамилии, которых до избрания на престол (то есть до 1138 года) у династии не было: «гоген» так пишут теперь, «каган» произносили тогда.
То последние каганы Дешт-и-Кипчака, с 1197 года они правили и в Сицилийском королевстве. Верные Алтаю реликты. Свою державу они упрямо называли Гунния. Вот с кем боролся папа. С Фридрихом I Барбароссой, Генрихом VI, Фридрихом II, предки этих знаменитых немцев были воинами Аттилы, его полководцами, говорили по-тюркски, верили в Вечное Синее Небо. Среди их родовых имен особо почиталось имя Конрад. Субутай поэтому и не тронул земли братьев по крови, он обошел их.
Подобных земель на Западе было немало. Например, графство Анжу, что в нижнем течении Луары, там тюркская речь звучала особо чисто, реку называли Лу-арык (речка Дракона). Графство прославилось в V веке тем, что сюда сбежала орда из войска Аттилы. Собственно, она и утвердилась на северо-востоке Франции. Какая именно орда? Сказать трудно, но ее тотемом был дракон.
Топоним Анжу (и другие производные от «аджи») весьма распространен на карте Евразии, он – визитная карточка Алтая. И разумеется, тюрков. Анжеро-Судженск, Аджодаха, Анжи, Анга, Анджана, Андижан, Аджитархан, Аджиюрт… то были места, где укрывались беглецы. Бог хранил их там.
Графы Анжу были суверенами, как и графы Фландрии, Тулузы. Официально династия, уже европейская, оформилась в IX веке, ее основатели – Ингельгер и его сын Фульк Рыжий, ставший первым графом Анжу. Этот род оставил след в истории и Франции, и Англии, и Европы в целом. Анжуйский дом был очень знаменит в Средние века, его представители вполне могли бы служить эталоном тюркской внешности. Они, как правило, были «высокого роста, широкоплечие, с шеей быка и крепкими руками, рыжие, с грубым резким голосом, со светлыми глазами, очень приятными, когда спокойны, и в минуту гнева мечущими громы и молнии». Это характеристика Генриха II, анжуйского хана и английского короля, он не считал достойным для себя говорить по-английски.
А 9 апреля 1241 года под Лигницем в бою сошлись две лучшие силы Востока и Запада. Они не могли не сойтись. Вновь численное превосходство европейцев склонило победу к себе. Плотно окружив неприятеля, рыцари приготовились закончить битву. Но Субутай не спешил уступать, маневрируя войском, он наголову разбил сначала один фланг противника, потом другой. Неповоротливые рыцари даже не поняли, что произошло. И как… Больше войска у католиков не было.
Наступили самые страшные минуты, всадники медленным маршем пошли на Рим и на берегу Адриатического моря встали на отдых. Исход кампании сомнений не оставлял: тюрки-католики должны подчиняться своим правителям, а не папе римскому, так решил Алтай. Здесь показательна фраза, ее прокричал гласник (глашатай) Батыя обороняющимся хорватам и венграм: «Передает вам хан Батый, вождь непобедимого войска, чтобы вы не защищали чужих вам по крови короля и его людей, передайте их в наши руки» (выделено мной. – М. А.).
Та фраза звучала на «гуннском» языке, понятном и хорватам, и венграм, и самим татарам. Надо заметить, языковых проблем в той войне не было, все понимали друг друга и в прямом, и в переносном смысле.
Невозможно представить, что творилось в Европе. Царили паника, страх, люди ждали Божиего суда, говорили о нем. Страшили не сами татары, а порядок, который несли они, европейцы боялись Ясы Чингисхана. Боялись ответственности перед сородичами. Западное общество было деморализовано, умер от переживаний папа Григорий IX, за ним последовал вновь избранный папа Целестин, с выбором нового папы возникли трудности. Суеверный страх завладел епископами, они не торопились примерять папскую тиару. Выборы тянулись два года.
Католики, кажется, вспомнили слова Чингисхана о том, что папа – это лишний на земле человек. Словом, Церковь осталась без власти.
А тем временем отряд разведки Батыя вошел в пределы Австрии и, не встретив сопротивления, разместился на отдых. Безразличие окутало потерявшую себя Европу. Но жители Готландии (Швеции) паниковали откровеннее других, они не ловили селедку, не выходили в море, боясь привести следом Батыя. Рынки закрылись, улицы городов заполняли люди, ослепленные страхом и не знавшие, куда бежать. Вторжения ждали день и ночь, как осужденный на виселицу ждет часа избавления. «Боже, спаси нас от ярости татар», – молили европейцы.
В Англии появилось выражение: «To catch a tartar» (схватиться с татарином), то есть «столкнуться с заведомо более сильным противником».
Случай спас Европу. В марте 1242 года, перед наступлением, в ставку пришла весть о кончине дяди Батыя, и того словно подменили. Он метался в слезах, ни о каком походе не желал слышать. В трудном положении оказался главнокомандующий: узлы были завязаны, а наступать без хана он не мог, такова традиция.
Армия, созревшая для победы, стояла на перепутье.
Дел осталось месяца на полтора-два, чтобы завершить одну из самых блестящих страниц в военной истории человечества. Батый на коленях молил Субутая отпустить его домой, ничто не прельщало тщедушного, даже победа. Он бросил армию на произвол судьбы, демонстрируя позорное бегство победителя. Подобное, наверное, не встречалось в истории.
Однако Субутай знал, мудрость преуспевает во всем. Чтобы сохранить лицо армии, он выдвинул отряд разведки, показывая, что намерения его серьезны. От имени Батыя послал письмо королю Франции, оно начиналось так: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны?..» Ответ был печальным, но не без вдохновения: «Небесное утешение поддерживает нас! Ибо, если татары дойдут до нас, или мы пойдем за ними, все равно, – мы попадем на небеса».