Сворачивать некуда, остается только идти прямо; я толкнул дверь и вошел внутрь.
Помещение встретило меня непроглядной тьмой. Стоило сделать шаг вперед, и дверь захлопнулась. Я чувствовал себя слепым котенком. Рука искала дверную ручку, чтобы впустить хоть немного света, но все безуспешно.
Я глубоко вздохнул и, выпустив носом воздух, начал оглядываться по сторонам.
Глаза привыкали к мраку, рядом со мной начал проявляться сгорбленный силуэт какого-то карлика.
Я напряг зрение, словно это могло как-то помочь, но, на удивление, мне удалось разглядеть горбатого, который оказался обычным стулом.
– Есть кто-нибудь?
– Есть кто-нибудь… нибудь… будь, – ответило мне эхо.
– Эй! – Я крикнул снова, и стены вторили мне моим голосом.
Потолки были высокими, трудно было понять насколько, но я ощущал себя в оперном зале.
Погружаться в неизвестность совсем не хотелось, но я обернулся и понял, что уже поздно. Дверь исчезла, да что там дверь, стена пропала.
Пустота пугала, стул был единственным видимым островком, поэтому я добрался до него широкими шагами. Мои пальцы скользнули по изогнутой деревянной спинке и собрали слой пыли, который осыпался в разные стороны. Ноздри защекотало, и я пару раз громко чихнул, но никто не пожелал мне здоровья.
«Кажется, здесь никого».
Я присел на жестковатую сидушку и, закинув ногу на ногу, уставился вперед. Стоило мне сделать это, как я почувствовал на себе тяжелый взгляд. Передо мной кто-то сидел. Глаза, уши, нос говорили – здесь никого, но это было неправдой, здесь был человек, и он напротив меня.
– Кто вы? – обратился я к невидимому соседу.
– Вопросы здесь задаю я, – раздалось где-то внутри меня.
Я встал, чтобы подойти поближе к человеку, находившемуся в паре метров, но стоило мне покинуть стул, и он словно исчез. Я немного постоял, помахал перед собой руками, но ничего не происходило, тогда я снова сел на стул, и человек вновь появился.
– Что я здесь делаю?
– Вопросы здесь задаю я, – повторил голос, который звучал как мой собственный, но при этом был по-философски нетороплив и по-учительски строг.
Я хотел было что-то сказать, но он не дал мне и без остановки продолжил:
– Пять лет назад, десятого июля в 17:36, по вашей вине погиб не рожденный ребенок. Вы признаете вину?
Перед глазами тотчас снова возникла картинка того дня. Удушливая духота, запах раскаленного асфальта и пота, распухшие от слез глаза молодой матери.
– Признаю, – не раздумывая, сказал я, все еще мысленно находясь там. Я не знал, кто передо мной, но сейчас я готов был признать вину перед кем угодно.
– Эта вина делится поровну между вами и водителем такси, он частично заплатил за нее, отсидев срок в тюрьме, но окончательный суд и приговор ждет его гораздо позднее, в отличие от вас.
– И какой приговор меня ж…
– Четырнадцатое апреля, три года назад, – кража пятитысячной купюры.
– Но…
– Двадцать третье июля того же года, из-за вашего удара в больницу со сломанным носом попал электрик.
– Да этот козел мою жену схватил за зад! – выкрикнул я, не в силах сдерживаться.
Голос в моей голове не обращал внимания на мои оправдания, он без запинок продолжал говорить в заданном темпе:
– Вследствие чего он пропустил смену, во время которой отключился свет в нескольких домах, одним из домов была клиника, где проходила операция на открытом сердце. Аварийная бригада, в которой он числился, выехала на место, чтобы устранить последствия короткого замыкания. В бригаде, кроме него, работали два стажера и один опытный электрик, через три дня уходивший на пенсию. В итоге из-за нехватки квалифицированной помощи…
Я чувствовал себя спортсменом-любителем, взявшим непосильную штангу на грудь, а голос нагружал меня тяжелыми блинами неизвестных мне фактов, которые так или иначе были связаны с моими действиями. Постепенно штанга становилась все тяжелее, и если поначалу я мог привести какие-то доводы в свое оправдание, то спустя немного времени гриф уже давил на мою грудную клетку так, что еще немного – и послышится хруст.
Он говорил и говорил, а я чувствовал себя полным дерьмом, совершившим столько зла, что по сравнению со мной Аль-Каида[1] была благотворительной организацией.
Больше я не пытался перебивать, молча обрастая слоем собственных грехов.
Факты, о которых я даже не догадывался, лупили меня кусками грязи. Грязь лилась со всех сторон. Она зловонной жижей стекала на голову, заползала в уши, хрустела на зубах, по пищеводу спускалась в желудок, а оттуда – в кишечник. Под ногтями ее скопилось столько, что, высыхая, она отваливалась кусками. Хотелось бежать, встать под кипящий источник и металлической щеткой содрать с себя эту мерзость вместе с кожей.
«Неужели это все сделал я? Так много. Я даже не представлял, какое я чудовище. Мне следует гореть в аду за такие дела!»
– Ада не существует, – сказал голос, подытожив, словно прочел мои мысли.
– А что тогда есть? – с грустью спросил я.
– Судебная система до и после жизни мало чем отличается. Человек может существовать только в двух формах – свободной и несвободной. Если вы несете зло и разрушение – будете вечно торчать в заключении, а если нет – будете жить дальше, и так до бесконечности от тела к телу, до тех пор, пока не оступитесь.
– Вы бог? – с благоговейным трепетом прошептал я.
– Я – судья, а вы подсудимый, вопросы здесь задаю я, – в третий раз повторил он. – Итак, проанализировав все ваши деяния на протяжении жизни, суд выносит окончательное решение.
– Уже? Так быстро? Я… я не готов.
Вдруг что-то кольнуло в груди. Потом еще раз и еще, уколы сменились тупыми ударами, кто-то или что-то невидимое било меня по груди. Судья продолжал говорить, но я уже не слушал, не мог слушать, что-то происходило с моим нефизическим телом. Руки и ноги наливались тяжестью, возвращались запахи, в голове шумело, как будто она была радиоприемником и кто-то пытался настроить его на нужную волну.
Окружающая тьма быстро расползалась, ей на смену вырисовывались бледно-серые оттенки бетона. Из пола выросли стены, на них решетки, над головой навис потолок.
Весь мир вокруг затрясся, но голос судьи продолжал говорить в моей голове. Кажется, я уже не сидел на стуле, а лежал на спине, ожившее тело кололо тысячами жал.
Последнее, что сказал мне голос, перед тем как я окончательно переместился обратно в тюремную камеру, было:
– Вердикт – невиновен.
Перед глазами все плыло, кости изнывали от боли, холодная каменная ладонь била меня по щекам. Тело колотило от озноба, кажется, я лежал раздетый по пояс. Несколько лиц склонились надо мной, одно из них принадлежало тому уроду, с которого я стянул пиджак, теперь он вернулся на плечи своего хозяина.
– Ну что, очнулся? – произнесло противно улыбающееся лицо.
Я жадно хватал воздух ртом, боясь, что он закончится.
Немного приподняв голову, я увидел на себе кучу кровоподтеков. Кажется, меня тыкали чем-то острым.
– Поздравляю, вы были мертвы примерно, – он взглянул на наручные часы, словно врач, – примерно полторы минуты!
– Почему я опять здесь?
– А что не так? Мы вообще-то жизнь вам спасли, или вы не рады?! – Этот персонаж торжествующе кривлялся, казалось, сейчас оближет губы от удовольствия.
– Пошел ты! – Я хотел плюнуть ему в лицо, но во рту было сухо.
– Зря, зря-зря-зря, вы очень неблагодарный человек. Мы ведь решили пойти вам навстречу
– Да неужели?!
– Вот именно! Представьте себе, мы подготовили для вас новый контракт, вы не только выйдете из камеры, но и сможете продолжить работать! Как вам такое предложение? А? Не хочется больше дерзить?!
– Можете (засунуть свое предложение себе по глубже в ж**у), – хотел я сказать, но не сказал; его слова наконец дошли до меня.
– Ну что, согласны?
– А у меня есть выбор?
– Ну конечно, можете оставаться в камере сколько вам угодно, мне, честно говоря, без разницы. Но, как вы уже поняли, для таких заключенных, как вы, наша тюрьма не предназначена, потому что не оборудована. Так что решать вам, второго такого предложения не будет.
– И что от меня требуется?
– Как и в прошлый раз, подписать договор, но на сей раз своим именем.
Я присел. В заднем кармане чувствовался недавно засунутый туда блокнот. В камере, помимо меня, находились пять охранников, и несколько стояли в коридоре.
В камере повисла напряженная тишина. Кажется, времени на раздумья у меня было немного, и я кивнул в ответ.
Зам протянул мне новый договор и шариковую ручку. Я принялся читать.
– Все то же самое, никаких изменений, даже сроки остаются прежними, и мы готовы заплатить вам за время отсутствия на рабочем месте, – заговорил он, не дав мне дочитать первое предложение.
Я старался пропускать мимо ушей его слова и не отрывал взгляда от договора.
«Что-то изменилось, не зря он так сладко щебечет».
Вчитываясь в каждое слово, я выискивал междустрочия, мелкий шрифт, опечатки, все что угодно, но договор действительно был один в один как предыдущий.
Пальцы крепко сжимали ручку, не решаясь ставить подпись. Холодные взгляды со всех сторон давили на меня. Я чувствовал, что если буду тянуть, то рано или поздно они выбьют из меня эту подпись или еще раз отправят на тот свет, тем же способом, чего мне ужасно не хотелось. Но я все равно медлил.
«Почему они решили меня выпустить, это какой-то развод, но я не понимаю, в чем его смысл?»
Мне вдруг вспомнился Витя, его лицо, когда он узнал, что я ничего не подписывал. Он пытался меня предупредить, намекал на то, что я должен схалтурить, плохо выполнить работу, и тогда они меня не возьмут. А я – дурак – думал, он место для кого-то держит; да уж, место просто завидное.
– Я могу подумать?
– Нет, – резко оборвал он, еле дав мне договорить.
– Почему вы решили меня выпустить?
– Потому что вы специалист, и вы нам нужны.