Последний раз слезы я пускал лет в пятнадцать. Тогда сделать это было проще, сейчас, как ни старайся, душа – камень, ни за что не поддастся. Сначала я думал, что причина такого настроения – тоска по дому, но потом понял, что это от одиночества. Я уже привык к тому, что рядом постоянно трется Вадик, болтает без умолку, шумит инструментом… Кажется, я скучал по этому засранцу.
«Хорошо ему на свободе, делай что хочешь, говори о чем хочешь, иди куда хочешь».
Тут-то меня и осенило:
«Точно! Иди куда хочешь, говори с кем хочешь».
Вадик может добраться до Алины и передать ей от меня весточку, сказать, что все в порядке, объяснить ситуацию; уверен, плевать он хотел на местные правила. Это может сработать, главное, чтобы он не сдал меня. Но это же абсурд, зачем ему это делать, мы ведь друзья, кажется.
От этих мыслей узел внутри потихоньку ослаб, и настроение пошло в гору, я начал планировать наш разговор и продумывать детали.
Почти весь день прошел в полудремотном состоянии, поэтому спать я лег сразу после ужина. А наутро, когда вдали послышался звук вагонетки, сон моментально улетучился. А как только я увидел Вадика, волнение переполнило меня и повалило через край.
«Мы поговорим скоро».
– Олег, здорóво, ну как отдохнул? – не успев сойти на землю, замахал рукой Вадик.
«Нет, это тип меня не сдаст, он нормальный парень».
– Отоспался! – не менее резво ответил я, глядя в сторону охранника, сидевшего в вагонетке.
– Молодцом, а я тебе сигарет купил, целый блок! – Вадик кинул мне коробку самых дешевых сигарет, но я был ужасно рад и этому.
Закурив по одной, мы уселись на кровать в ближайшей камере.
– А ты что, все воскресенье тут проторчал?
– Угу.
– И не надоели тебе эти стены?
Я пожал плечами. Нас могли услышать, пока что нужно быть начеку. Лучше всего начать разговор, будучи уверенным, что рядом никого; надеюсь, такая возможность скоро представится.
День начался как обычно. Мы уже перешли на второй уровень. Еще пару недель, и весь участок будет зарешечен, а значит, нас отправят на следующий.
Прежде чем начать разговор с Вадиком, мне нужно было окончательно убедиться в его честности и открытости. Тогда я ненавязчиво начал интересоваться его жизнью, планами, его мыслями по поводу этого места, стараясь услышать в словах хотя бы что-то, что могло бы вызвать сомнения.
– Вадик, а ты на сколько подписал договор? – обратился я к нему в середине дня, когда охранник ушел из зоны видимости.
– На полгода, а ты?
– Восемь месяцев. Ну и что скажешь – протянешь?
– Ох, не знаю, Олежка. Я – птица вольная, сегодня тут, завтра там. Если честно, между нами, – он перешел на полушепот, – я больше двух месяцев нигде не задерживаюсь. Не могу, вот понимаешь, не могу, и все. То начальство меня бесить начинает, то работа, то зарплата. Я поначалу начинаю халяву гнать, потом уходить с работы раньше, опаздывать, а бывает, и мордобоем заканчивается, во как.
Я посмотрел на него с изумлением.
– Да не бо-ииись ты, – заулыбался он, завидев мою реакцию, – ты хороший парень, мы с тобой вот такая команда. – Он поднял вверх большой палец.
Я улыбнулся в ответ уголком рта и продолжил:
– А что насчет здешних правил?
– А что насчет них?
– Ну то, что вся информация строго конфиденциальна, – говоря это, я покривлялся, изображая констебля из детективного кино.
– Олежка, я же тебе говорил, мне по барабану все эти бумажки, правила и прочая ахинея, что хочу, то и говорю, когда захочу, тогда и уволюсь, а договора свои они могут засунуть себе…
– В одно место, я помню. – Я улыбался, слушая эти разглагольствования.
«Кажется, все в порядке, Вадик – свой человек, ему можно верить».
Дело оставалось за малым, собраться с мыслями и найти момент. Вскоре он представился.
На следующий день, когда мы только-только собирались начинать работать, к нам собственной персоной явился заместитель начальника тюрьмы. Оценив проделанную работу и мой здоровый вид, он оповестил нас о том, что в обед за нами приедут и заберут на один из участков, где был совершен побег.
«Побег? Снова? Вот тебе и супернадежная тюрьма».
Зам словно считал выражение моего лица и начал отвечать на незаданные вопросы.
– Вы должны будете провести наружный осмотр решеток, рассказать, как, по-вашему, были переломлены прутья, и, собственно, исправить ошибку предыдущего сварщика.
Затем он как бы в никуда добавил:
– Жаль, что он не понес наказания, за такие косяки следовало бы руки оторвать на месте.
Я не понял, была это игра слов или он реально так думал. Возможно, с кем-то здесь так уже поступали, я не знал, не хотел знать, но мне стало немного легче от того, что я не был замечен в плохой работе. Видимо, все, что ни делается, – к лучшему.
Вагонетка с охранником приехала примерно через полчаса.
К тому времени мы успели собрать весь инструмент и, загрузив его, двинулись к очередному месту работы. По дороге молчали; даже Вадик, на удивление, был каким-то тихим. Он сидел рядом с охранником и выглядел очень напряженным. Мне даже показалось, что я заметил отблеск страха в его взгляде, в том самом взгляде, который постоянно говорил: «Мне на все плевать, я сам себе хозяин!»
Камера, из которой сбежал заключенный, находилась в углу на самом верхнем ярусе, рядом с телефонным аппаратом. Все остальные камеры на этаже расселили на время проверки. Показав нам фронт работ, охранник направился в обратную сторону, и через минуту я увидел его стоящим внизу, обсуждающим что-то со своим лысым коллегой.
– Ну что скажешь? – Вадик ждал от меня каких-то действий, но я не знал, с чего начинать осмотр.
«Тоже мне, нашли детектива, я им что – хренов Пуаро?»
Внутри камеры лежал вырванный пруток, я осмотрел его, и, к удивлению, в голове появились мысли: «Места разрыва металла сглажены, а не торчат рваными кусками, как обычно бывает».
Отсюда можно было сделать вывод, что пруток вырвали не перед самим побегом, – скорее всего, его снимали и ставили на место большое количество раз, учитывая, что края стесались основательно, а место стыка блестело.
«Но зачем?»
Я рассказал Вадику о своих догадках, на что он скривил дурацкую гримасу вроде: мне плевать, давай сделаем дело и свалим.
Но лично мне это показалось достойным любопытства, и я вышел в коридор.
«Зачем выходить наружу и заходить обратно? Искать пути выхода? Но тут все до банального просто: спуститься вниз и в тоннель. Альтернативы нет».
Я повертел головой и заострил свое внимание на телефоне. Мне вдруг в голову пришли мысли о тех людях, что постоянно ошибались номером. Затем перед глазами возник Максим, звонивший своим родным перед тем, как напасть на меня, он просил прощения.
«А что, если сбежавшие заключенные звонят с этих телефонов? Звонят своим родным, знакомым, тем, кому причинили боль и страдания? Или продолжают причинять путем звонков, напоминая о себе?»
– Эй, ты чего застыл-то? Работать будем? – одернул меня Вадик.
Я и сам не заметил, как уже несколько минут стою, словно застывший, и пялюсь на телефонный аппарат.
«Тюрьма мертвецов. Духи, общающиеся с нами с того света. Неужели все это реально? А некоторые потом думают, будто они экстрасенсы, а тут вон оно как все обставлено».
Я отмахнулся от отвлекающих размышлений и заглянул через поручни. Убедившись, что охранник далеко, я обратился к Вадику, который уже был внутри камеры.
– Вадик, слушай, у меня есть одна теория, и я хотел с тобой поделиться.
Думаю, настал тот момент, когда можно выложить карты на стол.
– Валяй, – ответил он без малейшей заинтересованности в голосе.
– Помнишь, ты говорил, что эта тюрьма не похожа на другие?
– Допустим. – Он не смотрел на меня, продолжая готовить инструмент к работе.
– Тебе не кажется, что здесь происходят немного странные вещи? – Я начал издалека, нужно было подготовить почву.
Он отложил инструмент и повернулся ко мне.
– Что ты имеешь в виду, говоря о странных вещах?
– Ну не знаю, все эти решетки по кругу в камерах, отсутствие унитазов, раковин, да даже эта чертова железная дорога, дорога внутри тюрьмы, понимаешь?
Говоря это, я стал замечать, как быстро меняется лицо Вадика. Нет, ему было не плевать, как мне сначала показалось, он отчетливо прожевал каждое сказанное мной слово.
– Знаешь, да! Мне тоже кажется все это странным, я давно хотел с тобой об этом поговорить. И что, по-твоему, все это значит? – Вадик буквально засиял любопытством.
Я даже немного испугался такой резкой перемене настроения.
– Ну… Мне кажется, что это не просто тюрьма… – Я начал мяться.
Вадик смотрел на меня с широко раскрытыми глазами, губы его подрагивали, он был на взводе, я чувствовал это, он словно ждал от меня каких-то определенных слов. В воздухе повисло секундное молчание.
Я боялся говорить, не знаю почему, что-то меня останавливало, но я пересилил это и рассказал Вадику все на одном дыхании.
Он внимательно выслушал весь мой рассказ. Такой заинтересованности и серьезности я от него точно не ожидал.
Когда я говорил об избиении и о собственной смерти, он тяжело вздыхал и ахал, будто искренне мне сочувствовал. А в самом конце положил руку мне на плечо и сказал:
– Дружище, я тебе верю, вот честное слово, верю, не похож ты на балабола, да и после твоих слов все начало вставать на свои места. Значит, нужно что-то делать!
Он начал бормотать себе под нос:
– Какой же я дурак, что сам это не увидел, тюрьма для мертвяков, да, подумать только.
Я выдохнул. С плеч наконец свалился тяжеленный остроугольный валун тайн и сомнений, я почувствовал невероятную легкость, меня услышали.
– Для начала мне нужна твоя помощь.
– Все, что потребуется, братан, не переживай, я тебе помогу!
– Спасибо, но давай все-таки будем делать вид, что работаем, иначе они быстро все поймут.
– Конечно. – Он помог мне подтащить сварочный аппарат.