Вадик уселся на пол, оперевшись спиной на ограждение.
Я переводил взгляд с охранника на Вадика, потом снова на охранника, и тут меня осенило, что охранник умер. Умер, и его бездыханное тело истекает кровью, красной кровью. Значит, он был жив, так же, как жив сейчас я. Но это уже было не важно, а важно то, что теперь я в полном дерьме, завален им так, что не раскопать трактором.
Вадик продолжал сидеть на полу и бубнил что-то себе под нос.
В тоннеле в очередной раз послышался стук колес о рельсы.
– Да что сегодня за день такой! Разъездились, блин! – раздраженно гаркнул я и сплюнул на пол.
Схватив охранника за куртку, я поволок его внутрь камеры. Это был первый труп в моей жизни, который я видел так близко; ну разве только моя бабушка, которую мы похоронили десять лет назад. Но она умерла от инсульта, это не было похоже на то, что в данный момент стояло перед глазами. Странно, но меня совсем не мутило, не тошнило от вида крови и мертвого тела. Может, причина – ненависть к этому недочеловеку и месту в общем, а может – адреналин, от которого я был постоянно на взводе.
Затащив охранника, я снял с него куртку, вытер об нее руки, протер ею пол, снял с брюк мертвеца ремень, нацепил его на себя и повесил на него пруток.
После этого я подошел к Вадику и, присев рядом с ним на корточки, посмотрел ему в глаза, которые все еще отдавали человечностью и не были похожи на глаза тех, кто находился здесь не первый год. Сейчас в них блестел только страх и ничего, кроме страха.
– Зачем ты это сделал? – снова спросил он дрожащим голосом.
– Нужно было ему позволить продолжать?
– А ты сам разве не этого хотел совсем недавно?
– Я не хотел, я сорвался. Ты просил меня понять тебя, встать на твое место! Тогда и ты встань на мое!
Он смотрел на меня с минуту, видимо, переваривая услышанное, а потом ответил:
– Что ж, справедливо.
А затем добавил:
– Он все равно не убил бы меня, за него это сделали таблетки снотворного полгода назад.
Ту-дук-тук-тук, ту-дук-тук-тук.
Звук колес в тоннеле становился все сильней, повествуя о скором прибытии очередного состава.
– Значит, это правда? Это тюрьма для тех, кто умер?
– Ты же сам все видел, зачем спрашиваешь?
– А с этим тогда что? Кажется, он только что отчалил в мир иной. – Я указал рукой в сторону камеры, где валялось еще теплое тело.
– А кто, по-твоему, здесь всем управляет? Как бы они смогли держать нас за решетками, если сами не смогли бы их касаться?
– Господи. Это все какой-то бред. Хочешь сказать – это тюрьма для мертвецов, и ею управляют живые?
– Ты сварщик, ты варишь эти решетки, которые сдерживают заключенных, ответь мне на этот вопрос!
Вся эта информация совместно с тем, что я только что прибил одного из охранников, застряла во мне комом где-то между мозгом и задницей. И лишь благодаря дикому желанию жить я не отключался и не опускал руки. Хотя всем сердцем хотелось сесть на холодный пол, закинуть ногу на ногу и ожидать конца, но я не стал.
«Бежать, бежать куда глаза глядят, бежать из этого дурдома!»
– Идешь? – посмотрел я в сторону Вадика.
– Куда? Зачем? – уныло ответил он, будто его уже приговорили.
– Будем выбираться. Или хотя бы попытаемся…
– Отсюда? Выбираться? Ты, конечно, Олежка, молодец, оптимизм – дело хорошее, но в данном случае это пустые надежды, которые сделают так, что остаток вечности, который ты в любом случае проведешь за решеткой, станет не просто плохим, он станет невыносимым. Им плевать, что ты натворил при жизни и за что тебя запихнули сюда; для них более значимо, как ты ведешь себя внутри этих стен. И неважно, жив ты или уже нет. Неважно, отбываешь ты срок или работаешь на них, не имеет никакого значения, какую роль ты выполняешь, – если оступишься, наказание твое будет ничем не лучше и не хуже, чем для остальных. Так что считай свои косяки и прикидывай, что тебе за это будет. Чем больше накосячишь, тем хуже будут твои дела. Лично мне теперь ничего хорошего не светит.
Он смотрел внутрь камеры, где лежало тело, а я стоял над ним и слушал его унылые разглагольствования.
– То есть ты так уверен, что мы не сможем? Пробовать ты даже не намерен?
Мысль о том, что я буду блуждать по этим тоннелям в одиночку, пугала меня до мурашек, и я смотрел на Вадика умоляюще. Но он лишь медленно покачал головой из стороны в сторону.
– Да и хрен с тобой! Нужно было не мешать ему дубасить тебя! – кричал я в сердцах, стараясь задеть Вадика как можно сильней, но этого не требовалось, он и так был раздавлен.
Я посмотрел через поручень и, увидев, что весь первый и половина второго этажа заполнены вываливающимся из тоннеля туманом, поспешил в сторону лестницы и, незаметно спустившись вдоль стены, занырнул в это всепоглощающее неосязаемое море, несущее весть о приближении «мертвого» состава.
Колеса стучали, я ждал момента, когда состав появится, и тогда я смогу попытаться проникнуть незаметно в тоннель под покровом тумана. Я и сам не заметил, как принял решение бежать. Мне казалось, что это так очевидно, что я даже не попытался найти иного выхода из этой ситуации, а возможно, я просто давно уже для себя все решил.
Вот он, момент. Сейчас появится состав, и как только он полностью выйдет из тоннеля, я смогу быстро прошмыгнуть внутрь. Я не отходил от стены и продолжал двигаться вдоль нее, чтобы случайно не упасть. Бледно-зеленоватый свет ламп подсвечивал марево, придавая ему зловещий вид и ощущение, что в любой момент нечто схватит тебя и утащит в небытие.
«Итак, поезд!» – скомандовал я сам себе.
Звук выезжающего состава разнесся по всему крылу, разлетелся долгозвучным эхом и своей движущейся массой раскидал туман в стороны.
Но самого состава видно не было. Я смотрел на пустую железную дорогу и не понимал, в чем дело. Звук есть – вагонеток нет.
«Что еще за чертовщина?» Я осторожно заглянул внутрь тоннеля, но там было пусто, лишь туман, расщепляющийся на атомы.
Я повернул голову обратно и чуть не вскрикнул от неожиданности. Состав стоял посередине крыла как ни в чем не бывало. Он возник из ниоткуда, весь в тумане и, мерцая вместе со светом, то появлялся, то исчезал. Я сглотнул от волнения и тупо уставился на призрачный поезд без единой души внутри него.
Вдруг послышались чьи-то шаги, я резко повернул голову в сторону лестницы, откуда недавно спустился, и увидел охранника, который погиб от моих рук.
Меня парализовало от страха и неожиданности, я не верил своим глазам. Охранник, который недавно лежал без движения, с проломленной головой, был цел и невредим. Но и на этом странности не закончились – он то появлялся, то исчезал. Его было видно лишь тогда, когда туман обволакивал его, словно он был его частью. Лицо его было чистым, никакой запекшейся крови и других признаков смерти.
Чем ниже охранник спускался и погружался в туман, тем четче была картинка. Он посмотрел на меня пустыми глазами, но не задержал взгляда и двинулся в сторону состава. Я не видел, но чувствовал, что его кто-то сопровождает. Мне вспомнился молчаливый мальчуган, который появился, когда я сам двинул кони.
Я не сходил с места, зрелище было жутким и завораживающим. Охранник достиг состава и не спеша сел внутрь. Через секунду колеса заскрипели и начали свое движение. Состав медленно ушел внутрь тоннеля, забирая с собой туман, и в крыле снова наступила тишина.
Я осмотрелся по сторонам. Заключенных в камерах было не разглядеть. Должно быть, сидели, забившись по углам.
«Назад пути быть не может».
Я понятия не имел, куда мне идти и сколько времени все это займет, но и оставаться было глупо. Рабочий день скоро должен был подойти к концу, и к тому же я не знаю, как часто охранники выходят на связь. Думаю, что скоро начнут меня искать, значит, есть смысл покинуть крыло раньше.
«Жаль, что Вадик не пошел со мной, вдвоем было бы спокойней; хотя, может, оно и к лучшему, бог знает, что он еще выкинет в дороге».
Сделав глубокий вдох, я пересилил себя и, ступая на техническую тропку, тянущуюся вдоль стены, зашел внутрь тоннеля.
Внутри было темно, даже тени сливались в общую бесформенную массу. Призрачный фосфорный свет еле пробивался сквозь мглу и не особо помогал. Глазам требовалось время, чтобы привыкнуть.
Вдоль стен тянулись толстые жилы проводов. Должно быть, все они брали начало в том помещении, где я недавно побывал, когда приваривал ручку к шкафчику.
Сквозняк внутри тоннеля был достаточно сильным и, обдувая разгоряченное быстрыми шагами тело, заставлял его иногда вздрагивать. Подгоняемый воображаемой погоней, я то и дело переходил на бег, но в итоге мне пришлось замедлить шаг.
Тьма то сгущалась, то расступалась. Иногда я шел по хорошо освещенному участку и был как на ладони, а иногда мрак становился таким плотным, что казалось, будь у меня нож, я мог даже отрезать себе кусочек.
«Ну, уж лучше тьма, чем треклятый туман, в котором бродят призраки», – подумал я, но, вспомнив, что сам недавно был призраком, понял, что бояться нужно как раз не их, а тех, в чьих жилах течет кровь.
Иногда я оборачивался, пытался разглядеть начало пути, но оба направления выглядели безнадежно одинаково.
«И это только первый тоннель, сколько их еще будет, пока я не выберусь?»
Нос закладывало от тошнотворного запаха стухшей воды, которым я уже насквозь пропитался за время, проведенное в тюрьме. Иногда под ноги попадались камушки или железки, которые отлетали от моих ботинок, и звук разлетался эхом на весь тоннель. В такие моменты я замирал, закрывал рот и нос ладонью, прислушивался, а затем, убедившись, что, кроме меня, никого нет, шел дальше.
Я брел, придерживаясь за холодные влажные стены, и периодически рука нащупывала дверные выступы или ручки. На каждой из дверей имелся кодовый замок, кнопочный либо поворотный. Попробовав ради интереса пару раз угадать порядок чисел, я, естественно, терпел крах и шел дальше.
Немного погодя тоннель разделился на два других, и оба пути не предлагали ничего вразумительного. Над въездом в каждый висела табличка с латинскими надписями: FRAUS и PROODITIONE.