— О Боже! Я не могу!
— Вероятно, детектив использовал магию, — спокойно предполагает Бок.
— Я просто не могу, — объясняет сестра. — Мне пришлось опознавать родителей, когда они умерли. Можно, я попрошу пойти друга? Не могу увидеть Колина вот так.
— Вероятно, детектив рассеял по квартире волшебную пыль, — говорит Бок.
— Ты велел мне торопиться. Я торопился, — защищается наблюдатель.
— Тут ты прав, — признает Бок после опасной паузы.
Снова мерзкий голос Воорта:
— Разумеется, друг может пойти. Вот номер моего телефона.
Входная дверь открылась. Коп и сестра стоят на ступенях. Издали Воорт мог бы сойти за политического агитатора или торговца вразнос. День становится все жарче. Бродяга потеет, но не от жары. Из контейнера выпрыгивает кошка, оглядывается и, почувствовав в наблюдателе потенциальную опасность, ныряет в «Шэмрок» через приоткрытое окно.
«Может, они больше не будут говорить о библиотеке».
Но тут коп произносит:
— Так где та специальная библиотека, куда любил ходить ваш брат?
— Пока он не поехал в морской порт… — начинает Бок. — И, кстати говоря, разве копы работают не с напарниками?
— Этот — нет, — отвечает наблюдатель, не расслышав последние слова сестры.
Воорт в наушнике молчит, словно что-то обдумывая. Затем снова поворачивается к проулку и смотрит в сторону наблюдателя. Будто у него в глазах бинокли или рентген. Будто чувства у него обострены не хуже, чем у Леона Бока.
«Он хочет подойти сюда».
Наблюдатель лезет в карман армейских штанов, нащупывает твердую поверхность «глока». События этого дня полностью, совершенно выходят из-под контроля.
Воорт говорит сестре:
— О, не беда.
Делает шаг в сторону проулка.
В наушнике слышен его голос:
— Морской порт мне как раз по дороге на работу.
Глава 4
— Пираты? — Хохот Микки раздается из трубки установленного в машине Воорта телефона.
— Я же тебе сказал, это его книги. Не мои.
— Клад? — Микки саркастически хихикает, но по крайней мере слушает. — Может, Колин утонул потому, что Синяя Борода заставил его прогуляться по доске?
Воорт вздыхает:
— Помнишь кузенов Беттини?
— Которые хотели ограбить банк «Леуми»?
— Да, только их тоннель вел в пиццерию по соседству.
— Они поссорились еще на полдороге, — вспоминает Микки. — Механик застрелил парикмахера. К чему ты клонишь?
— Не важно, веришь ли ты в клад на дне реки. Важно, во что верят они.
— Кто? Русалки?
Воорт жмет на тормоз и смотрит вперед, вглядываясь в длинную ленту дороги: сплошь сталь и выхлопные газы. Он на самой большой в мире парковке — Лонг-Айлендской магистрали. Правильнее ее было бы назвать Черепаший путь. Времятеряловка.
В пробке столько машин, что, если бы они вдруг исчезли, работа по их замене подстегнула бы экономику всей страны.
— Черт меня побери! — гогочет Микки.
По крайней мере он на работе, думает Воорт. Мучается похмельем, но работает. Хотя бы разбирает бумаги, делает заметки, готовится.
— Говоришь, квартиру обыскали? Ты уверен, Кон?
— Мне так кажется. Папка с материалами исчезла. И, Мик, он был неряхой.
Они оба знают, что труднее всего незаметно обыскать грязную квартиру, где пыль накапливалась долгое время. В кино умники полицейские используют разные уловки, чтобы позже определить, входил ли кто-то в помещение. Приклеивают волосок между дверью и косяком. Рассыпают по полу пудру, на которой останутся следы.
В реальной жизни копы, работающие под прикрытием, учатся быть неряхами.
«Пусть везде будут пыль и грязь. И что станет делать взломщик? Займется уборкой?» — говаривал дядя Вим.
— Поверь мне, Мик. На комоде лежал слой пыли в четверть дюйма толщиной, но ботинки сверкали. На ручках ящиков пыли нет, а на столе и в самих ящиках — полно.
— Клад. Ну да, как же.
Поток машин невероятно ускоряется — аж до пяти миль в час. Двигаясь рывками, Воорт подползает к контрольным постам возле тоннеля Мидтаун, где вся масса машин втискивается в единственную открытую полосу.
«А еще меня беспокоит тот бродяга. То, как он оглядывался».
— Как голова после вчерашней ночи? — спрашивает Воорт.
— Допиваю третий галлон томатного сока. Послушай, Воорт, твоей невесте не хватает секса. Утром она была так холодна, что кондиционера не надо.
— Зато вчера вечером ты разозлил ее так, что нам не требовалось отопление.
Воорт слышит шелест бумаг.
— Кстати говоря, Кон, чем именно я занимаюсь в деле Озавы? Тут Ева заглянула и спросила.
Воорт вздыхает:
— У Фрэнка Озавы, судьи Верховного суда штата, есть племянник, которого арестовали за то, что он на прошлой неделе зарезал проститутку в Южном Мидтауне. Полицейские нашли у нее в сумочке его кредитные карточки, а под ногтями — частицы его кожи. Шея у него была расцарапана. Но Дж. Л. Корриган, замечательный адвокат Озавы, утверждает, что парень трахнул ее и ушел, а она привела в отель кого-то другого, и вот этот другой ее и прирезал. Карточки она, мол, стащила. А поцарапала его во время секса.
— Значит, нам надо, чтобы племянника кто-то видел у отеля.
— Или в квартале — в нужное время. Нам нужен свидетель, — говорит Воорт. — Я везде оставлял наш телефон.
— Да, что-то такое припоминаю. Воорт, ты действительно считаешь, что тебе стоит браться за новые дела в одиночку? У нас их и так много. Кстати, есть новости, приятель, рынок поднялся на сто пятьдесят пять пунктов. По слухам, «Ай-би-эм» собирается приобрести «Зефир».
Воорт с досадой слышит, как у Микки учащается дыхание.
— Рынок достиг нижней точки. Теперь пора возмещать убытки.
Воорт вешает трубку.
Нью-Йоркский морской порт у Саут-стрит был в XIX веке одним из самых процветающих районов города. Весь манхэттенский Ист-Сайд от Баттери-парк до Двадцать третьей улицы состоял из причалов и кораблей. Клиперы, груженные товарами из сотни стран — вином, одеждой, пряностями, икрой, — ходили до Верразано-Нэрроуз и обратно. Быстрые лихтеры — рабочие лошадки парусного флота — перевозили товары через залив: одни на склады, другие со складов. Бриги и шхуны ждали, когда освободится местечко у причала, а бары на берегу процветали, служа временными пристанищами для моряков и дешевыми борделями.
Полицейский Воорт, приписанный к морскому порту, был одним из самых занятых людей в городе.
Теперь, выйдя из такси — «ягуар» он оставил дома, — Воорт стоит возле одной из тех стандартных застекленных «коробок», что усеивают американские порты. Нынешний морской порт мог бы с тем же успехом называться Фэнл-холл в Бостоне или балтиморским Харбор-плейс. Вместо моряков — туристы из Берлина, Токио, Сан-Франциско. Здесь сувенирные лавки, там ларек с бельгийскими вафлями, киоск мороженого, пицца-на-скорую-руку.
Наконец Воорт находит библиотеку на узкой мощенной булыжником улочке, протянувшейся с севера на юг прямо за рядом трехэтажных особняков судоходной компании, образующим западную стену морского порта. На двери — нацарапанная от руки записка: «Дьюк и мистер Т желают пиццу-кальцоне. Будем в десять. Ждите здесь — или вам же хуже».
Почему-то даже информационные объявления в Нью-Йорке похожи на угрозы.
«Тот бродяга в Литтл-Нек двигался как-то очень быстро. Просто исчез».
Сидя на крыльце под сентябрьским солнышком, Воорт пытается определить, что еще насторожило его в том типе. Вспоминает, как когда-то папа готовился к секретной операции. Билл перемазался хуже, чем мальчишка после игры в футбол, а пахло от него, как от мусорного бака в августе. С фальшивой бородой он смахивал на члена «семьи» Чарльза Мэнсона — Конрад видел их по телевизору.
«Похож я на бомжа, Конрад?»
И да, и нет.
«Что неправильно, Шерлок?»
Ты выглядишь слишком гордым.
Папа усмехается и ерошит сыну волосы. Потом объясняет:
— Обычные люди на улице смотрят тебе в глаза как равные или прячут взгляд. Бродяги заглядывают в лицо, желая чего-то или хитря, нервничая или стесняясь.
«Одет тот человек был правильно, — думает теперь Воорт. — А вот смотрел он на меня как-то не так. Или это воображение разыгралось?»
К дому приближаются две фигуры: высокий, сутулый, худой человек и чихуахуа, идущий рядом с хозяином без всякого поводка. Парень уминает сочную пиццу-кальцоне в салфетке. Пес, заметив, что Воорт загораживает ему дорогу к крыльцу, угрожающе рычит.
— Я — детектив Конрад Воорт.
Парень театрально хватается за грудь. Из-за оставленной им записки и глупой ухмылки у Воорта складывается впечатление, что для него все — повод для шутки.
— Не видел я эту девочку, — выдыхает сутулый. — Понимаете, шел дождь.
— Мы можем зайти внутрь, сэр?
Сутулый оседает на порог.
— Лепке… Лепке… Федералы сжимают кольцо. Я спрятал бабло на кладбище.
— Гав, — благодарно отвечает Дьюк. Или собака — это мистер Т?
— Дело важное, — терпеливо говорит Воорт, пока сутулый отпирает библиотеку. На вид шутник молод, лет двадцати шести, но черные волосы над высоким лбом уже редеют. На воротничке белой рубашки — пятно томатного сока. Судя по рябоватой коже и морщинам, жизнь его проходит между работой и DVD-проигрывателем.
— О Боже! — восклицает парень, когда они входят в крохотное помещение библиотеки. — Я оставил тело рядом с письменным столом, но его нет. Только не говорите, что доктор Икс еще жив!
Воорт отбрасывает вежливость.
— Сэр, вчера утонул человек. Это не кино. И не несчастный случай. Хватит дурью маяться.
— Простите. — Внезапно библиотекарь становится похож на послушного ребенка. Покраснел до корней волос. — Сюда никто никогда не ходит. А когда кто-то появляется, меня несет. Кто утонул?
Пес сворачивается калачиком на подушке, уложенной на свободном пятачке на нижней полке. Воорт осматривает библиотеку. Три прохода длиной в пятнадцать футов, вдоль них — забитые книгами полки. Дощатые полы, один-единственный скрипучий стол и стойка библиотекаря. Стульям с жесткими спинками на вид около двух десятков лет. На стене над каталогом (по десятичной системе классификации Дьюи) висят картины маслом, изображающие буксиры. Под потолком крутится вентилятор. Полное отсутствие электроники и запах бумаги, от времени ставшей темной и ломкой.