Партизаны поверили, приняли их с открытой душой, накормили, предложили отдохнуть в своих шалашах.
А вскоре партизанская разведка донесла, что на опушке Щелбовского леса, где появились окруженцы, обнаружены следы немецких автомашин. Когда об этом им сказали, те сначала растерялись, а потом стали оправдываться:
— Да ведь мы именно там напоролись на фашистов. На машинах они ехали. Мы их обстреляли, они и бежали.
Партизаны сделали вид, что поверили им, но устроили проверку: назвали фамилии нескольких предателей, перебежавших незадолго до этого к оккупантам, и сказали, будто бы эти люди — партизанские разведчики.
Через день связные сообщили, что всех перебежчиков-отступников фашисты повесили. Стало также известно, что у «окруженцев» есть рация, по которой они поддерживают связь с оккупантами. Не дав вражеским лазутчикам опомниться, партизаны обезоружили их, связали и заставили говорить. Оказалось, что все они отпетые негодяи, изменники.
Позже наши разведчики сообщили, что в Смоленске фашисты подготовили две группы провокаторов. В эти группы вербовали уголовников. Большинство же составляли немцы, хорошо владевшие русским языком. Они выдавали себя то за бойцов-окруженцев, то за партизан, которые якобы сражались в лесах Прибалтики, но были вынуждены уйти оттуда на Витебщину. Говорили, что хотят познакомиться с методами партизанской борьбы у партизана гражданской войны батьки Миная, у прославленных партизанских командиров Данилы Райцева, Михаила Бирюлина. А потом удалось установить, что у них было специальное задание гитлеровского командования: разведать дороги к лагерям партизан, выкрасть или уничтожить Шмырева, Райцева, Бирюлина и других руководителей партизанского движения…
Вот эти недавние события и отдались настороженной тишиной в темной, прокуренной землянке Бирюлина. А если и в этом батальоне такие же подлецы?
И так и эдак прикидывали, судили-рядили. Нашлась горячая голова:
— А что тут рассуждать! Давайте скажем им, что мы их принимаем, а сами выберем подходящее место и время и ударим по предателям из засады из пулеметов, автоматов.
Михаил Бирюлин не согласился.
— Сердцем чую — хотят люди искупить вину. И если они перейдут к нам, мы от этого только выиграем.
На том и порешили: принять. Были оговорены условия перехода, определены для батальона боевые задачи. Первая — перебить всех немецких офицеров в батальоне, разгромить вражеские гарнизоны в Сенькове, Гралеве и Суварах. Переходить к партизанам не всем сразу, а тремя группами. Й, наконец, привезти в партизанский лес все пушки, минометы, пулеметы, обоз с боеприпасами и сразу после перехода сдать оружие. Место перехода — высокий западный берег Двины неподалеку от завода «Руба». Там удобно замаскировать пулеметные расчеты, которые будут держать под прицелом батальон и в случае провокации откроют огонь. Легионерам некуда будет деваться на голом ровнехоньком льду Двины.
Все эти условия парламентеры приняли. В землянке Михаила Бирюлина был разработан детальный план операции. Начало вооруженного выступления батальона — 22 февраля 1943 года в 24.00. Сигнал для выступления — взрыв немецкого штаба в Сенькове.
Двоих парламентеров партизаны оставили в отряде заложниками, а двоих с сопровождающими отправили в Сеньково…
Тишина. Тревожное ожидание. Наступила полночь, а взрыва нет. Пятнадцать, двадцать, тридцать минут первого… Михаил Федорович Бирюлин обеспокоен. Не нравится ему эта тишина. «Неужели мы пустили козлов в свой огород? Неужели провокация? Сколько уже лежат мои хлопцы в снегу за пулеметами! Замерзли, а сигнала все нет. Молчит Сеньково. Неужели обвели нас вокруг пальца парламентеры? А как горячо говорили, как клялись в верности нашему делу…»
И Михаил Федорович вспомнил смуглого, невысокого парламентера, который, волнуясь, поблескивая черными искристыми глазами, говорил: «Наша Родина — здесь, наша мать — здесь, наше сердце — здесь! Мы с вами душой и сердцем. Нам вместе надо бить наших врагов — оккупантов!..»
«Нет, не лгали те черные искристые глаза! — решил мысленно Михаил Федорович. — В них светилась открытая душа нашего, советского человека. В него — верю!»
— Что так долго нет взрыва? Чего тянут волынку? Как ты думаешь, — обратился Бирюлин к своему комиссару Григорьеву.
И словно услыхали его в Сенькове: прогремели взрывы, в небо взметнулись яркие огненные столбы. До слуха долетели винтовочные залпы, длинные пулеметные очереди. Радостной, победной музыкой прозвучала эта стрельба для командира.
Вскоре прибежал связной, возбужденно доложил:
— Товарищ командир! Штаб в Сенькове взорван! Наши друзья добивают фашистов.
Как выяснилось, сначала все шло строго по плану. А минут за тридцать до выступления батальона гитлеровцы арестовали нескольких руководителей подпольного комитета. Вероятно, нашелся предатель, пронюхал, донес немцам, что готовится восстание. Они были настороже и оказали восставшим упорное сопротивление. Но было уже поздно: лишь немногим фашистам удалось вырваться и бежать из Сенькова. На улицах деревни трупами легли семьдесят четыре гитлеровских офицера.
Перебили офицеров и в других вражеских гарнизонах. В ту же ночь перешли к партизанам легионеры из Гралева и Сувар. Всего они доставили в отряд Михаила Бирюлина сотню пулеметов, три сорокапятимиллиметровые пушки, много минометов, свыше пятисот винтовок, пистолетов и двадцать шесть подвод с военным имуществом и различными боеприпасами.
Бирюлин радовался: есть чем бить!
Верно говорил партизанский командир: бить было кого. На подмогу карательным отрядам с фронта была переброшена целая стрелковая дивизия. Но и эта карательная экспедиция оккупантов «по окончательному и полному истреблению витебских партизан» закончилась провалом. Была в этом заслуга и новых бойцов отряда Бирюлина. Влившись в партизанские взводы, они уже на следующий день вступили в бой с карателями. Гитлеровцы вынуждены были отойти, оставить грозную партизанскую зону.
Михаил Федорович рассказал мне:
— Здорово дрались перешедшие на сторону партизан бойцы, кровью искупили вину свою. Ни разу не подвели нас. Прикажешь им держать оборону — стоят насмерть.
А еще Бирюлин припомнил, что слышал от кого-то про их подпольные группы, созданные в Польше, за колючей проволокой концлагерей.
Руководил подпольными группами, нацеливал работу подпольного комитета татарский поэт. Кто он, тот поэт, тогда никто не знал. Много времени спустя, когда в газетах появилось имя Мусы Джалиля, я понял, что речь шла именно о нем, о героическом человеке и поэте Джалиле…
Охотно, с подробностями рассказывает Бирюлин о своих боевых друзьях-товарищах, об их славных делах, героических поступках, о себе говорить не хочет, не любит.
— Михаил Федорович, а вот тот бой в конце зимы, — напоминаю ему конкретные детали боя.
Михаил Федорович молчит, улыбается.
— А, давно это было, — говорит. — Зачем вспоминать? Была война. Надо было воевать, бить врага. Я это и делал. Многие это делали…
Что правда, то правда, очень многие. Все верные сыны и дочери Родины. Таким верным сыном, таким патриотом был и ты, Михаил Федорович. Гляжу в его чистые, умные глаза, а в них то живые искорки радости засветятся, то облачко застарелой печали проплывет. Рад человек, что своими глазами увидел нашу победу. Горько ему, что многим его друзьям и товарищам не довелось дожить до нее. И кажется, я читаю его мысли, а он, притихший, слушает меня. Слушает стихи о тех, кому не суждено было дожить до светлого праздника Победы, о нашей земле, давшей им последний приют.
Спят в ее тесных объятьях
Хлопцы последней войны…
Может, на праздник позвать их?
Может, услышат они?
Нет, не услышат солдаты,
Нам их ответ — тишина.
Первого грома раскаты
Не потревожат их сна.
Цвет не осыплется с вишен
Белой порошей на них.
Нет, не дано им услышать
Шепот дубов вековых…
Но и нам, живым, не дано забыть боевых побратимов, до конца исполнивших свой долг. Они всегда, навеки с нами.
Скромная хлопцам награда —
Вечная память о них.
Тихо идут с нами рядом
Тени людей дорогих…
Долго, скорбно молчит Михаил Федорович. И я знаю, что перед ним сейчас не «тени людей дорогих», что видит он живых партизан, партизанок, деливших с ним и последний сухарь, и тяжкую ношу той горькой поры. А если память уведет его еще дальше, в золотые годы детства, он увидит лесные тропки, по которым синеглазый, белоголовый мальчонка бегал по ягоды, по грибы, по орехи. Увидит свежую борозду в поле, которую он прокладывал, шагая за плугом, услышит звон косы под бруском-менташкой. В живой яви встанут перед ним и первые комсомольцы родной деревни, и горячие диспуты в сельском клубе о религии, о жизни земной и «райской». Из той далекой поры ему и сегодня слышен веселый рокот первого трактора в поле, доносятся выстрелы кулацких обрезов. Он, комсомолец Миша Бирюлин, был на переднем крае борьбы за новый колхозный строй, прокладывал для своих земляков широкую и ровную дорогу к лучшей доле…
После службы в Красной Армии Михаил Федорович возвратился в родной колхоз, стал работать бухгалтером, потом его, хорошего организатора, выдвинули председателем Боровлянского сельсовета Витебского района. Потом… А это уже известно: война, подполье, партизанский край, долгие месяцы партизанской борьбы. И вот Михаилу Федоровичу присвоено воинское звание полковника. Он награжден пятью орденами и шестью медалями. А всего дороже ему, прославленному партизанскому командиру, любовь и уважение тех людей, которым он отдавал и отдает богатство своей души, свой ум, свои силы.
Беспощадная, самоотверженная борьба партизан против оккупантов принесла плоды. Над штаб-квартирой батьки Миная снова реял алый стяг. Здесь, в партизанской зоне, работал Суражский райком партии, работали советские учреждения. Они направляли в верное русло всенародную борьбу, строили планы перехода к мирной жизни. Весной 1944 года здесь все чаще можно было услышать слова «сев», «уборка», «обмолот». Партийные работники — агитаторы, пропагандисты — несли хлеборобам призыв партии браться за плуг, но не выпускать из рук оружия. С винтовкой за спиной, с наганом на боку партизан пахал, сеял, бороновал… Люди верили, что брошенное в землю зерно пробьется к свету. Молодые, зеленые всходы выкупаются в свежих росах, в солнечных лучах — заколосится нива победы. И вестником победы будет спелый, теплый, тугой сноп. И победа была уже не за горами. Она первой ласточкой стучалась в наши окна, в наши сердца. Приближалась великая буря победоносного похода наших армий.