— Н-нет, — сказал Фрэнк. — Мы с ней несколько… поссорились.
— Вот как? — Делонг посмотрел на него с сочувствием. — Это жаль. Впрочем, в молодости чем же еще заниматься, как не заводить подружек, ссориться, искать новых… Нет, Аргентину я обругал не со зла, вы неправильно поняли. Я сказал только в смысле политической нестабильности. Только в этом смысле. Я давно уже чувствовал, что этому парню Перону долго не усидеть…
Делонг со стариковской аккуратностью вытряхнул крошки из пластикатового мешочка, разгладил его ладонью, сложил и спрятал в карман; из другого он достал кисет и короткую изогнутую трубку и принялся ее набивать. Фрэнк, опустив голову, скручивал в жгутики обрывки целлофана и раскладывал их перед собой.
— Очевидно, — сказал Делонг, закурив, — он просто перестал нас устраивать. В этом все дело.
— Кто? — рассеянно спросил Фрэнк, пальцем подгоняя один целлофановый жгутик к другому.
— Мистер Перон, кто же еще.
Фрэнк поднял голову и посмотрел на шеф-инженера с хмурым недоумением:
— А когда он нас устраивал? И почему вы вообще думаете, что…
— Что в Байресе не обошлось без нашей помощи? Сынок, в моем возрасте привыкаешь смотреть на вещи более зорко. Когда-то Перон был нам выгоден, несмотря на так называемый «антиимпериализм», все эти истории с Браденом и прочее, — был выгоден как гарантия против красной опасности в южной части полушария. Он и еще этот чилиец — как его, Ибаньес? А когда Перон довел страну до того, что возникла опасность взрыва, — мы убираем Перона и, так сказать, приоткрываем предохранительный клапан. Обратите внимание, Хартфилд, это стало стандартом нашей политики в отношении всех диктаторов. Их используют как дубинку против красных, а потом выбрасывают. Легко и просто, а? Нужно только очень внимательно следить за манометром, потому что в случае чего первыми, кто воспользуется взрывом в своих целях, будут те же красные. Логично?
— Не знаю, я никогда об этом не думал. Пожалуй, то, что вы сказали, выглядит и в самом деле логично.
— Еще бы! — торжествующе сказал Делонг. — Сынок, что бы про меня ни говорили, у меня все же есть голова на плечах. Мне следовало бы быть государственным деятелем, а не строить эти идиотские машины, которые стареют раньше, чем заканчиваются их заводские испытания. Я не люблю моей профессии, Хартфилд. Тупое, в сущности, дело. При всей кажущейся сложности и тонкости. Не говоря уже о том, что работаем мы для убийства, не для чего-нибудь.
Фрэнк снял и протер очки.
— Не знаю, — сухо сказал он. Он не любил таких разговоров. — Всякое оружие убивает, нужно только различать — кого и при каких обстоятельствах. Если существует вообще по-настоящему гуманное оружие, то это именно наше. Машины, которые мы выпускаем, предназначены только для перехвата. Когда уничтожается вражеский бомбардировщик, нужно думать не о погибшем экипаже, а о спасенном городе. Я на это дело смотрю так, и разговоры о «работе для убийства» представляются мне пустыми.
— Верно, — кивнул Делонг. — Многие мысли, сынок, не направленные на извлечение практической выгоды, принято считать пустыми. Однако без них не проживешь. Просуществовать можно, не спорю. Так что это дело вкуса. А ваши слова о «гуманном оружии» просто наивны! Это вам еще повезло, что вы «пришли к нам сейчас, когда завод выпускает эту модель. А что бы вы сказали, появившись здесь на три года раньше, когда мы работали для военно-морского ведомства? Мы выпускали палубные истребители-бомбардировщики, типичные многоцелевые машины. Да вы знаете — А-26 «Барракуда». В Корее они применялись как штурмовики, и они же эскортировали бомбардировочные группы за 38-ю параллель. Значит, строившие эту самую «Барракуду» поступали плохо, а построившие «Стратофайтер» — хорошо? Наивно, сынок. Все мы работаем для убийства! Сегодня вы делаете перехватчик, а завтра не поладили с начальством и оказываетесь перед необходимостью искать работу, а единственная фирма, которая вам эту работу предлагает, строит, как вы вдруг узнаете, вовсе не перехватчики, а межконтинентальные атомоносцы. Что же вы в таком случае сделаете? Откажетесь? Ничего подобного, сынок! Вы поворчите, а потом с тем же точно рвением засядете за расчеты какого-нибудь «Хастлера» или «Динозавра». Вот так-то… Ну, ладно…
Он еще раз посмотрел на часы и встал, сказав, что должен еще зайти к макетчикам. Поднялся и Фрэнк.
— Любопытно, что расскажет Кэрин, вернувшись из Байреса, — сказал Делонг, идя рядом с Фрэнком к выходу. — Новый президент уже принес присягу, читали? Опять какой-то генерал. Итальянская фамилия, что-то вроде Леонардо.
— Лонарди, — поправил Фрэнк. При всем своем равнодушии к политике он внимательно прочитывал в газетах все, касающееся Аргентины. — Лонарди, его показывали по телевизору.
— Значит, еще один, — сказал Делонг. — Ну-ну, qui vivra — verra…
— Простите?
— Я говорю: поживем — увидим. Нет, это я не из снобизма, — я ведь канадец, наполовину француз. Вы не бывали у нас? Приезжайте, не пожалеете. Посмотрите Онтарио, половите лососей…
— Эй, Хартфилд! — окликнул женский голос. — Мистер Делонг, довольно вам его мучить, отпустите человека!
Фрэнк обернулся — та же мисс Уоррен привстала из-за столика и поманила его к себе. С нею сидели еще две девушки.
— Ладно, идите, — сказал Делонг. — Я же вам говорил — за заместительницами сенориты дело не станет…
Фрэнк нехотя пошел к столику Шийлы Уоррен.
— У меня кончается перерыв, — сказал он, пожимая руки ее приятельницам. — А после обеда будет совещание.
— До чего же эти мужчины себя ценят, — вздохнула Шийла. — Не бойтесь, мы вас не задержим, раз вы столь важная и занятая личность. С Рондой вы знакомы? А это вот — Энн Вандербилт.
— Ух черт, — сказал Фрэнк, сделав испуганное лицо. Девушки засмеялись.
— Где там, — вздохнула Шийла. — К сожалению, она просто машинистка. Важно другое, Хартфилд. В субботу Энн празднует день рождения…
Фрэнк поклонился:
— Мисс Энн, примите мои искренние…
— Не торопитесь с поздравлениями, вы принесете их в субботу, ко мне домой. Ясно?
— Страшно любезно с вашей стороны, — пробормотал Фрэнк. — Непременно буду.
— Ронда, поставьте его в список, — сказала Шийла. — У нас сегодня чудный улов — правда, девочки? Господи, как я в субботу напьюсь!
— Можете рассчитывать на мою поддержку, — кивнул Фрэнк. — А пока я пошел, мне действительно пора.
— В субботу к девяти! — крикнула ему вслед мисс Вандербилт.
В субботу, с самого утра, Фрэнка не покидала уверенность, что ничем хорошим этот день не кончится. Началось с того, что утром отказала бритва, оставив его выбритым ровно наполовину. Фрэнк разобрал механизм, но от торопливости — времени оставалось в обрез — рассыпал мелкие детали, и часть из них укатилась под письменный стол. Пришлось одалживаться у квартирной хозяйки, сын которой пользовался обычным «жиллетом». На работу он опоздал.
Неприятности ждали и там. Рабочий день начался совещанием с представителями фирмы «Уэстерн электроникс», по субконтракту устанавливающей на новой машине все спецоборудование; вернее, она это оборудование только поставляла, размещать его в радарном и других отсеках проектируемой машины предстояло им, то есть Фрэнку и его коллегам, — в этом-то и была загвоздка. Каждая сторона отстаивала свой вариант решения, в конце концов ни к какому решению не пришли, и представитель «Уэстерна», запихав бумаги в портфель, улетел консультироваться со своими боссами. Совещание оставило у Фрэнка неприятный осадок: всякий раз, когда в чисто инженерную проблему вмешивались соображения бизнеса, ему хотелось плюнуть на все и отойти в сторону.
Потом оказалось, что в мастерских не успели изготовить заказанное неделю назад моделирующее устройство. Фрэнк окончательно пал духом и целый час просидел перед приколотым на кульман листом ватмана, где накануне начал набрасывать блок-схему управления демпферными сервомеханизмами. Сидел, курил, стряхивая пепел в желоб чертежной доски, и злился.
Злился он и на себя, и на пройдох-субконтрактистов, и на Шийлу Уоррен. Зачем ему туда идти? В первый раз в жизни увидел эту дурацкую мисс Вандербилт (надо же, такая фамилия) — и изволь праздновать ее день рождения…
Перед концом работы Фрэнку пришлось сходить в аэродинамическую лабораторию, где при продувке модели обнаружились какие-то неполадки в телеметрической системе. Вернулся он оттуда злой как черт. Выведя из заводского паркинга свой «плимут-52», купленный в прошлом году у старьевщика за полтораста долларов, Фрэнк погнал к городу что было духу, не жалея дребезжащей машины и постепенно успокаиваясь. Не успел он войти в дом, как позвонил Рой — его, оказывается, девчонки тоже пригласили. Они договорились ехать вместе, потом Рой спросил, не собирается ли Фрэнк на стадион, посмотреть игру заводских регбистов. Фрэнк отказался, наспех закусил и лег поспать до вечера.
Проснувшись в половине девятого, он почувствовал, что ему и вовсе расхотелось ехать к Энн Вандербилт. Он попытался вспомнить ее внешность — почти ничего не вспоминалось. Прическа стандартная, улыбка тоже. Такие девушки, чуть покрасивее, показывают свои глаза, зубы и все прочее со страниц любого еженедельного журнала. Во Франции ему говорили, что американки считаются красивыми. Если спорт, оптимизм и эстетическая диета могут создать красоту, то, конечно, они красивы. Лично он так не считает, черт бы их взял. Как не хочется ехать на вечеринку! Трикси среди этих девушек была бы как — трудно сказать, как что именно. Как тот цветок, что продают по десять долларов штука. Если такой вынуть из целлофановой коробки (они всегда продаются в прозрачных коробках, обвязанных золотым шнурочком) и воткнуть в пучок молодого редиса — вот так выглядела бы здесь Трикси. Идиот, как он мог вообразить всерьез…
Он покончил с бритьем и повязывал галстук, когда явился Баттерстон — шикарный, как всегда, в вечернем костюме.
— Торопись, старик, нам еще в магазины, — сказал он, закуривая. — Ты в этом и идешь?