Поединок
– Послушайте, Сомов! Какого чёрта вас тогда прислали?
– Меня не спрашивали, хочу я попасть сюда или нет. Так же, впрочем, как и вас наверняка не спросили, нравится вам моя компания или не нравится.
– Предупреждаю: я здесь начальник группы! Понимаете? И если я приказываю…
– Плевал я на ваши приказы!
– Что-о?
Протопопов вскочил так стремительно, будто внутри у него выпрямилась туго скрученная пружина. Кулаками, крепко сжимавшими костяшки домино, он опёрся о стол, подавшись вперёд всей своей приземистой крепкой фигурой. Маленькие чёрные глазки, глубоко сидящие под широким выпуклым лбом, впились в новичка, желваки на скулах выпятились и стали перекатываться под кожей, словно Протопопов силился разгрызть два больших ореха. Его противник спокойно курил сигарету и, чуть улыбаясь, посматривал на него.
Три партнёра Протопопова с интересом глядели на того, кто помешал им играть, а теперь так дерзко себя ведёт. Да ещё с кем? С бывшим заместителем начальника разведки одной из власовских дивизий, который и здесь сумел стать главарём! Его бешеный нрав был хорошо известен многим. Даже высшие чины держались теперь перед ним ниже травы, тише воды. Куда уж этому желторотому, бывшему лейтенанту гренадерского полка гитлеровской армии…
– Да знаешь ли ты…
– Прошу не тыкать! Мы с вами вместе свиней не пасли!
Сомов говорил спокойно-небрежным тоном. Он отлично понимал: Протопопов совершил ошибку, начав разговор в присутствии партнёров и тем самым поставив на карту свой авторитет руководителя. Значит, надо вести себя так, чтобы как можно сильнее пошатнуть этот авторитет. От произведённого сейчас впечатления зависит многое…
Нарочно не глядя на Протопопова, Сомов весёлым взглядом окинул присутствующих, но краем ока заметил, как тот, побледнев и прикусив губу, оторвался от стола и медленно, слегка раскачиваясь, стал приближаться к нему.
Сокрушённо покачав головой и пожав плечами, Сомов швырнул в угол рюкзак и тоже поднялся.
Теперь соперников уже не разделял стол – они стояли лицом к лицу. Точнее, стоял Сомов, а Протопопов, всё так же раскачиваясь и слегка шаркая подошвами, приближался.
Сейчас всего каких-нибудь пять шагов отделяли их друг от друга. Присутствующие удивлённо переглянулись. Почему этот юноша не становится в боевую позицию? Думает, Протопопов шутит? Но ведь всем ясно, что он идёт на таран!
И действительно, сделав ещё два медленных шага, Протопопов пригнул голову и, словно бык, ринулся вперёд.
Всё, что произошло вслед за тем, присутствующие осознали только спустя минуту – так короток был этот бой и так неожидан его результат. Они успели заметить только отдельные кадры: Сомов, чуть подавшийся в сторону… ладонь руки, ребром падающая на шею их начальника пониже затылка… тело его, неуклюже распластавшееся на полу.
Протопопов рухнул как подкошенный, даже не вскрикнув. Все ещё ждали продолжения боя. Казалось, сейчас начальник вскочит и вцепится в противника. Потом стало жутко и страшно – так неподвижно было его тело. Партнёры опустились на колени и перевернули Протопопова на спину. Падая, он разбил нос, и кровь теперь заливала всё его лицо.
– Доктора! – крикнул кто-то.
– Не стоит, – спокойно раскуривая сигарету, остановил Сомов. – От такого удара не умирают. Плесните на него водой, через пять минут очнётся…
И впрямь через несколько минут Протопопов открыл глаза, очумелым взглядом обвёл присутствующих. Увидав Сомова, рванулся, чтобы подняться, но руки тотчас подломились в локтях, голова откинулась назад и глухо стукнулась о мокрый пол.
– Положите его на диван и подложите что-нибудь под голову! – спокойно приказал Сомов, и недавние партнёры Протопопова молча подчинились властным интонациям, прозвучавшим в его голосе.
Подойдя к столу, Сомов, словно невзначай, опустился на стул, на котором перед стычкой сидел начальник группы.
– Так вы, оказывается, мастер драться! – не скрывая восторга, прошептал белокурый юноша с погонами старшего лейтенанта на довольно потрёпанном мундире.
– Приходилось! – небрежно бросил Сомов.
Протопопов снова открыл глаза и часто-часто заморгал, словно стараясь разорвать тонкую пелену, мешавшую видеть. Но вот взгляд его остановился на Сомове. Пристальный, полный ненависти. Заметив, что Протопопов старается сесть, присутствующие затаили дыхание. Не может быть, чтобы начальник примирился с поражением, не требуя немедленного реванша! Напрасно Сомов так равнодушно перебирает косточки домино, выкладывая какой-то сложный узор.
Но, ко всеобщему удивлению, Протопопов не спешил расквитаться.
– Пошли ко мне! – неожиданно приказал он двоим из группы – майору и капитану.
Все трое вышли.
Молоденький лейтенант придвинулся к Сомову. Ему не терпелось удовлетворить любопытство и поближе познакомиться с новичком, который держится так независимо, нет, просто дерзко.
– Здорово у вас получилось! – рубанул он ладонью воздух. – Только теперь берегитесь – такого наш Протопопов не простит. Он отца родного убьёт, если тот станет поперёк дороги.
– А я не из пугливых.
– Ещё бы! Так обработать! Только вот не пойму: вы нарочно дразнили его или действительно хотите вернуться в Россию?
– Может быть, раньше познакомимся?
– Охотно! Домантович, Михаил Данилович.
Сомов назвал себя.
– Вас интересует, действительно ли я решил вернуться? Обязательно!
– Ну и ну! Это всё равно, что самому полезть в петлю! Проще сделать это здесь. Меньше хлопот и моментальный эффект!
– А я собираюсь ещё пожить!
– Не пойму, честное слово, не пойму! Полное отсутствие всякой логики! Хотите пожить, а сознательно нарываетесь на опасность. Зачем?
– Там у меня жена, родители, а тут – никого!
– Да вы им и предсмертного поцелуя не пошлёте. Вас расстреляют в первый же день по приезде в Россию. Служба в немецкой армии – и с этим вы хотите вернуться домой?
– Но ведь это служба по принуждению! Меня, полурусского-полунемца, гитлеровцы силой взяли из лагеря военнопленных, чтобы напялить мундир солдата немецкой армии. И воевал я преимущественно на Западном фронте…
– Думаете, вам поверят? Не поверят, и проверять не станут. Если уж своих людей, вернувшихся из плена, посылают в лагеря… – Домантович безнадёжно махнул рукой и через минуту добавил: – Эх, что там ни говори, нам с вами возврата нет!
– А я рассчитываю на психологический момент, возразил Сомов. – Победа рождает у победителя великодушие. Особенно в первые часы после победы. Я не питаю иллюзий, что меня встретят с распростёртыми объятиями. Я виновен, и, конечно, меня накажут. Возможно, на несколько лет лишат свободы. Я даже уверен в этом. Но всё это лучше, чем всю жизнь мыкаться на чужбине.
– Почему мыкаться? Наш лагерь посещали представители различных благотворительных и иных обществ. Они обещают помощь, работу…
– Святая наивность!
– То вы слишком большой оптимист, то завзятый скептик!
– Нельзя мерить одной меркой различные вещи. А тут… Мне пришлось побывать в Париже, повидать эмигрантов, бежавших из России в начале революции. Им так же, как нам сейчас, обещали поддержку и приют. А чем кончилось? Бывшие графини моют посуду в ресторанах, великие князья служат лакеями. А ведь это же «элита» дореволюционного русского общества, по крайней мере, с точки зрения правящих классов тех стран, где они обрели убежище… Ради чего же цацкаться с нами? В лучшем случае загонят куда-либо на плантации или на шахты в Африку, например.
Сказанное Сомовым, очевидно, подействовало на Домантовича. Он впился глазами в листочек, на котором механически вычерчивал квадратики и треугольники, и рука его замерла.
– Ваша группа поголовно отказалась вернуться домой. Или есть такие, кто хочет вернуться, да боится сказать об этом?
Сомов внимательно следил за выражением лица собеседника, но тот, тряхнув головой, словно отгоняя печальные мысли, снова принялся упражняться в рисовании.
– В чужую душу не влезешь… – сказал он, помолчав минуту.
– А вы сами?
– Как говорится: рада бы душа в рай, да грехи не пускают.
– И большие грехи?
– Немалые! Перед тем как податься к Власову, я служил в харьковской полиции.
– Вон как!
– Понятно, приходилось принимать участие в различных акциях…
– Может быть, в карательных?
– Всякое бывало… Эх, что уж вспоминать! Лучше не будем об этом. Домой мне возврата нет. Вы знаете, где ваша кровать в казарме?
– Ничего не успел. Вы же видели, чем закончилась моя беседа с Протопоповым.
– Бурно, что и говорить! Пожалуй, лучше бы попридержать карты, а не раскрывать сразу, как сделали вы.
– Всё равно рано или поздно этот разговор состоялся бы. По крайней мере будет теперь знать: я не из тех, кто позволяет собой помыкать.
– Все это верно, но… Впрочем, на эту тему мы ещё поговорим. А сейчас пошли, я покажу вам койку. Здесь много свободных.
– Ожидается новое пополнение?
– Чёрт его знает! Нас здесь так содержат, что и носа из казармы не высунешь. Сами сейчас увидите.
Двор казармы, куда они вышли, напоминал большой каменный колодец. Его стенами служили четыре одинаковых пятиэтажных дома, составлявших единое архитектурное сооружение. С внешним миром двор соединялся лишь высокими воротами, обшитыми железом, а теперь крепко запертыми. Наглухо была закрыта и арка со стороны улицы, расположенная на северной стороне, прямо напротив ворот. В подъезд арки выходило несколько дверей, очевидно недавно и наспех сделанных.
На асфальтированном дворе не было ни деревца, ни кустика. Лишь в центре на маленькой круглой площадке, пестрели клумбы, над которыми зонтиком раскинулся туго натянутый тент.
– Место развлечений и отдыха? – улыбнувшись, спросил Сомов.
– Парильня! – скривился Домантович. – От казармы пышет жаром, сверху припекает, сунешься сюда днём – чувствуешь себя как карась на сковородке… Вон единственное место, где можно отдохнуть душой. – Он кивнул головой в сторону подъезда.