Обуреваемый тайными мыслями и опасениями, продолжал свое Бориска:
– И Москву могут взять и пограбить? При ограде такой? – указал на белоснежные кремлевские стены.
– Крепости ли, парень, защищают град? Люди! Спрашиваешь: могут ли Москву взять и пограбить? Могут! Да не должны. Мы с тобой на то поставлены. Глянь-ка, какие тыщи народу привалили! И сколь среди них тех, кто отроду не держал в руках копья. Разумеют ли, что многим суждено сложить свои кости в грядущем сражении? Вполне! А идут.
Дивилась Москва и самые древние ее жители, столетние старики, могучему людскому наплыву. Впервой случалось такое. И рождало надежду: может, и впрямь одолима жестокосердная, алчная и хищная Орда? Может, побивши на реке Воже мурзу Бегича, удастся остановить и самого Мамая, грозного золотоордынского правителя?
Глава 7Не ждать!
Великокняжеский двор полон пешими и конными людьми. На свежих конях гонцы спешно скачут со двора. На взмыленных – возвращаются.
Торопит бояр и воевод великий князь московский Дмитрий Иванович. На совете, который собирал часто, молвил:
– Три меча, три топора занесены над нашими землями и жизнями. Один – Мамаев. Другой – Ягайлы, великого князя литовского. Третий – горько сказать – Олега рязанского, в ком течет русская кровь. Каждый из тех мечей опасен. Тяжко давались битвы с литовскими князьями. Трудно – с Олегом. Про Орду что толковать. Ежели три разом обрушатся – пропадем. Поэтому наша возможная победа в быстроте и внезапности. Не ждать, лежа на печи, когда враги соединят силы и двинутся на Русь. Опередить их. Сыскать место, удобное для боя. Первыми ударить по самому главному и опасному врагу – Мамаю с его Ордой. Его разобьем – другие, глядишь, призадумаются.
– А может, прежде по тем, что слабее Мамая? По Ягайле да Олегу? – предложил кто-то.
– Нет, – решительно тряхнул головой князь Дмитрий, – и у них воины крепкие. Токмо растеряем свои силы. Надобно бить прежде Мамая с его полчищами. И одного! Покуда не подоспели Ягайло с Олегом!
Так и решили тогда.
Ныне шли последние сборы.
Еще прежде великий московский князь разослал по русским землям гонцов с грамотами. Просил быть готовыми на войну против царя Мамая с его войском, соединиться в Коломне в Успеньев пост*.
Бориска ждал с волнением, когда приспеет срок отправляться к Найдёну-броннику.
Время, впрочем, использовал с толком. Вася Тупик с иными небывальцами учил его бою. От сабли и копья обороняться, от топора, а также как самому биться-нападать, чтобы сразить врага. Бориска заработал шишек и синяков довольно. Однако и сам зазевавшегося учителя «порадовал» тупым концом копья, спасибо, не в глаз – в лоб.
Назначенным днем, рано утром, Бориска потащил Васю Тупика к Найдёну-броннику. Встретили их как гостей. Найдёнова жена, румяная, толстая и веселая, низко поклонилась:
– Пожалуйста, откушать прежде!
Найдён усмехнулся:
– Погоди, Наталья. Ему кусок поперек горла станет, коли не потешится доспехами.
Зашелестела, позвякивая в руках бронника, кольчужная рубаха.
– Примеряй, парень!
Опытен был глаз у Найдёна. Ладно обняла Бориску сладкой тяжестью кольчуга.
– Новую за два дня разве скуешь? Переделал старую. Со шлемом тоже повозился. Меряй!
И шлем пришелся в самую пору.
– Ну, – сказал Найдён, – теперь берегись, Мамай! Худо тебе придется!
Засмеялись все. И Бориска тоже. И Марфушка.
– Благодари мастера! – велел Вася Тупик.
– Я при чем? – возразил Найдён. – Ее вон! – указал на дочь.
Растерялся Бориска. Что говорить мастеру – понятно. А тут?
– Да ладно! – махнула рукой Марфушка. И отвернулась.
За столом побыли самую малость, более для порядка. Спешили.
Перед уходом заговорил Вася Тупик о цене доспехов. Найдён ответил:
– Подарком будет – на счастье!
Бориске страсть как хотелось перемолвиться словом с румяной черноглазой Марфушкой. Бочком, будто шлем разглядывал, придвинулся поближе. И она к Бориске шагнула. Будто и ей шлем поглядеть любопытно.
Прошептала тихонечко Марфушка:
– Ворочайся живым. Буду ждать!
Ткнулась неловко губами в Борискину щеку, поцеловала. И стрекача – в избу.
Обратно шел Бориска – под собой не чуял ног. Что Вася Тупик говорил – не слышал. Думал: «Обязательно вернусь, Марфушка! Дай только побьем злодеев ордынцев!»
В тот же день Бориске выпало удивительное и памятное знакомство.
Когда он расстался с Васей Тупиком, у коего были свои важные дела, то направился к родному дому, где случался теперь редким гостем: все время ел, пил с людьми Родиона Ржевского, с ними и ночевал. Борискиному пути должно было лежать в стороне от великокняжеского подворья, однако хотелось Бориске покрасоваться перед товарищами и дружками в воинском облачении. Оттого, сделавши изрядный крюк, оказался прежде подле хором московского князя.
Шествовал чинно и с достоинством. Кольчужная рубаха позвякивает. Остроконечный шлем голову тяжелит. Сверстники на Бориску пялятся с завистью. Провожают жадными глазами. Написано в тех глазах: везет людям! Взрослые и те посматривают с любопытством и уважением: зря, дескать, мальца так не оденут. Должно, заслужил!
Кабы одни дружки-приятели были у Бориски на великокняжеском подворье. Хватало и недругов. Особо после ездки в Орду за «языком» с Родионом Ржевским. Более всех злобился Вострец. Одних лет с Бориской. Но роду знатного. Приставлен слугой-отроком к великому князю. Дмитрий Иванович шуткой пригрозил тогда:
– Берегись, Вострец! Лениться будешь – возьму вместо тебя Родионова малого…
Востреца и повстречал Бориска возле Набережного дворца. Рот разинул шкодливый отрок. Того гляди, ворона влетит.
Прошествовал степенно Бориска. Лопни, мол, от зависти – таких доспехов не добудешь!
Однако что за диво – через самое малое время Вострец опять на пути. Поманил Бориску:
– Эй, ты! Подь сюда!
Бориска выказал полное презрение великокняжескому отроку.
А тот вслед:
– Струсил, холоп?!
Бориска разом оказался подле Востреца.
– Повтори! – сжал кулаки.
Сзади ехидный голос:
– Ишь, горячий!
Обернулся Бориска. Трое Вострецовых великовозрастных дружков тычут ножами под ребра.
– Очумели?!
А Вострец:
– Сымай кольчугу! Она тебе ровно свинье седло. Мне в самый раз будет.
Смел был Бориска в драке. Крепок. Однако и расчетлив. Тут сразу смекнул: трое, с Вострецом в придачу, одолеют. Кинулся в сторону. От ножей сберегла кольчужная рубаха. Под каленой сталью зазвенели железные кольца. Но тороваты* были в кулачном деле Вострецовы дружки. Частенько били скопом. Рванулась из-под ног земля. Взмахнув руками, грохнулся Бориска навзничь. Не успел опомниться. Один тяжеленный сапог – в бок. Другой – в лицо. Во рту солоно сделалось от крови. Небо перед глазами кувырком. Тут еще два сапога подоспели. И еще…
Изловчился Бориска. Перевернулся на живот. А Вострецовым дружкам и голова, и спина, и бока тоже годятся. Подняться не дают, злодеи…
«Искалечат, – мелькнула у Бориски тоскливая мысль. – Это уж верное дело!»
Вдруг густой низкий голос:
– Пошто вчетвером одного? В чем вина?
Поднялся Бориска, шатаясь. Рукавом отер с лица кровь. Человек, росту высокого, в плечах широкий, сам светлый, с бородой курчавой, тоже светлой, а одетый в черную монашескую одежду, стоит подле.
– Тебя только тут не хватало! – ощерился Вострец.
В руках все те же ножи отточенные посвечивают.
– За что? – это уж Бориске.
Сплюнул кровь на землю Бориска. Зуб передний потрогал – качается.
– Кольчуга моя понравилась. В том вся вина…
На Бориску парни не глянули. Куда денется? Приступились к человеку в монашеской одежде:
– Кто таков? Откуда взялся? Не ученый еще? Поучим!
Хотел незнакомец, должно, по-мирному. Да увидел ножи.
– Кто таков?! – повторил.
И оторопевшего Востреца с одним из дружков за воротник – хвать! Ровно щенков поднял. Лбами – тресть!
– Иноком Александром зовут.
С сердцем, видать, взъярился.
– Прозвищем – Пересвет*.
И опять, приподнявши, лбами – тресть! Захрипели Вострец с дружком. Ножи пороняли. Двое других попятились.
– Может, еще чем любопытствуете? Отвечу!
– Пусти… – попросил Вострец, едва ворочая языком.
– А может, все-таки еще?
– Пусти!
Человек, назвавшийся иноком Александром Пересветом, отпустил обоих. Устыдил:
– На ворога идти, а они своих бьют-грабят! – Пригрозил: – Глядите! В другорядь горшими слезами умоетесь!
И Бориске:
– Айда, парень!
Подобрал шлем Бориска. Пошел рядом. А светлобородый Александр Пересвет сказал:
– Всякий, вишь, люд бывает. Кому война, кому пожива. Рубаха твоя кольчужная, слов нет, добрая. Да ею одной разве оборонишься? На-ко!
Достал из-за пазухи кистень – ядро с шипами на ремне.
– Случаем достался. Копье али сабля тяжелы. А сие оружие, хоть иной раз слывет разбойничьим, будет тебе впору.
Угадал Пересвет! То была главная Борискина печаль и забота. Силенки, по годам, хватало. И более даже. А все одно – молод был, чтобы управиться с вооружением взрослого воина. Кистень же, коли изловчиться, и впрямь самое верное дело!
– Спаси Бог тебя! – горячо выпалил Бориска, сжимая грозный шар, еще хранящий тепло Пересветова тела.
– Чего уж там! – вдруг озорно подмигнул Пересвет. – За одного битого, слышь, двух небитых дают. Храни тебя Господь! Держись крепче!
И повернул, пошел своей дорогой. Высокий, широкий, ладный.
Провел Бориска по лицу ладошкой – больно. Бока потрогал – тоже болят. Но подумал: истинно говорят, худа без добра не бывает. Через гадину Востреца и его паскудных дружков познакомился с дивным человеком. И оружием обзавелся.
Дома встретили Бориску радостью и суматохой разом. Сестренка Настя бросилась на шею. Дед Кирей прыткими глазами Борискину «красоту», Вострецову работу, приметил сразу.