– Ты умный человек, Тангул. А с умным человеком иметь дело легко и приятно. Я слышал, ты хотел в обмен на русских пленных получить от отца коня и саблю…
При этих словах испуганно заерзал Тангул на ковре, постеленном в шатре. Выходит, лицемерил Муратбек. Сейчас полетит с плеч Тангулова голова.
Но нет. Тангул едва верил слуху и зрению. Муратбек взял в руки саблю, лежавшую подле него на ковре, и протянул ее Тангулу.
– Возьми. Хороший воин должен иметь хорошее оружие. Коня возьмешь из табуна сам. Можешь того серого, по имени Аман.
Многое бы мог сказать изумленный Тангул. Много задать вопросов. Почему, например, дарит ему Муратбек коня, на котором ездил его отец? Но тем и отличается умный человек от глупого, что более слушает, нежели говорит, и воздерживается от лишних вопросов. К чему торопиться? Вынуждать другого говорить то, что он сам скажет в нужное время?
Правда, Муратбекова загадка тут же разрешилась.
– Мне нужны верные люди, Тангул. У меня семь братьев, и каждый из них жаждет завладеть добром и богатствами, доставшимися мне от отца. Надеюсь, если волей Аллаха настанет трудный час, ты знаешь, с кем быть?
– О конечно, высокородный бек! – согнулся пополам Тангул.
– Кроме того, наш светлый хан менее милостив ко мне, нежели был к моему отцу.
Уходил Тангул из шатра, пятясь и низко кланяясь.
Вот в чем дело! Муратбек боялся своих семерых братьев. И опасался, что они настроят против него Мамая. Поэтому ему нужны верные люди среди бывших отцовских воинов и слуг. Что ж, Тангул будет таким человеком. Тем более что Муратбек обещал после похода сделать его десятником, а может, и сотником! Кто отвергнет такое?
Поэтому речь Тангула отнюдь не была пустым хвастовством. Он знал, что говорил.
К жене Тангул стал относиться еще презрительнее. Сына Сеида поучал еще высокомернее. Благо тот не отвечал насмешками на Тангуловы речи.
– Светлейший, подобный солнцу, Чингисхан часто возносил людей не по родству, а по заслугам. Служи верно своему хозяину, и ты многого достигнешь!
На поле Куликово Тангул въехал рядовым воином. Но на своем коне и со своей саблей, подаренной ему Муратбеком. И он твердо помнил обещание Муратбека возвысить его в случае успеха. Однако нужна ли награда мертвому? Смешной вопрос! Только живому!
И Тангул об этом тоже помнил.
Сотне, в которой он был, повезло. Она избежала самой тяжелой первой схватки, к тому же оказалась в стороне от главных русских сил, напротив их полка левой руки.
Наметанным глазом Тангул сразу отметил: среди русских воинов полка левой руки много таких, которые впервые взяли в руки оружие. Шли без защитной одежды и копья держали, точно вилы или грабли.
Однако тут чуть было не просчитался. Первый же русский воин, на которого он налетел, выставил вперед копье, едва не пропоровшее Тангулу живот. Рванув коня, увернулся Тангул. А молодой рус, раскрыв рот от изумления, что так скоро пришла смерть, разрубленный пополам, осел на землю.
– Так-то! – весело оскалил зубы Тангул.
Был он потом осторожен. Как водилось испокон веков в монгольском войске, налетал с криком, рубил саблей. А когда следует, поворачивал коня, уходил от преследования и разгоряченного руса, решившего, что со страху удирает ордынец. Но, внезапно поворотив коня, рубил и сек саблей нещадно.
– Так-то!
Зачем лезть на рожон? Покойнику и самые щедрые награды ни к чему! Разве горячится убойщик, когда режет барана? Русы, понятно, не бараны. Бьются храбро, отважно. Однако часто безрассудно. Это и на руку Тангулу.
Мало-помалу становилось ясным: русы проигрывают сражение. Пал черный стяг великого князя. Тангул взвыл от радости, и еще один рус, на сей раз старый, бородатый, отправился к своему Богу.
Очень скоро Тангул понял, что Аллах воистину милостив к нему, потому что именно полк левой руки русских первым стал отступать.
И в том была и его, Тангулова, заслуга.
Цепким глазом он всегда выбирал себе цель повернее и побезопаснее. Когда дрогнул левый полк русских и сомнение было, останется он на месте или начнет отступать, взгляд Тангула упал на русского воина. Какого воина! Было мальчишке, должно быть, лет четырнадцать-пятнадцать. И в таком возрасте люди разные. Иные отроки тверже кремня. А этот белобрысый, со светлыми жидкими волосами, – ясно было с первого взгляда, – должной твердости не имел. Налетел Тангул, саблю занес, Вострец – а это был он – на миг застыл, выпучив от ужаса глаза, а потом как ударился бежать! Закричал истошно:
– Ма-ма! Мамочка!..
Пустился Тангул за Вострецом. Погонял прежде, играя, словно кот с мышонком. Потом зарубил. Глядя на струсившего мальчонку, и другие русы, непривычные к бою, поддались страху.
Смяла сотня ряды левого полка, вошла в него острым клинком. И уже не только те побежали, кто послабее духом. Крепкие воины попятились, отчаянно отбиваясь. Однако известно: нападать куда лучше, чем обороняться. Нападающий держит бой в своих руках.
Рев прокатился по Мамаеву войску. Наконец-то начался обход противника, столь излюбленный ордынским войском с древнейших времен.
Победно загудели трубы. Забухали барабаны. Послышался голос Муратбека, ободряющего своих воинов. Тангул повернул коня на его голос. Всегда надо быть ближе к хозяину, если хочешь получить жирный кусок из его рук.
– Обходить! Обходить! – кричал Муратбек. – Во славу Аллаха и пророков его!
Ах как сладко и приятно преследовать бегущего врага! Точно крылья вырастают у коня. А сам ты уподобляешься грозной небесной силе. В твоей власти жизнь людей. Ты можешь казнить. Но можешь и помиловать. Но миловать неверных – преступление против Аллаха!
И Тангулова сабля пронзительно свистит в воздухе.
Взз!
Мелькают искаженные страхом лица русов, их наискось вскипающие кровью спины. Головы раскалываются, точно арбузы.
Взз!
Себя в схватке бережет Тангул и заботится о завтрашнем дне. Пусть бесшабашные рубаки гоняются за славой. Тангул знает ей цену. Фу! – дунул ветерок. И где она? Нету! Иное дело – золотой перстенек с камнем-самоцветом или другая стоящая вещица. Она, коли умен, всегда с тобой и тебе верна. Кто спорит, впереди – богатство русских городов. Быть может, если повезет, – диковинные сокровища. Но будущее – туманная мгла. Следует ли, в надежде на него, пренебрегать сегодняшним малым? Ни в коем случае!
Потому, зарубивши саблей московского или серпуховского мужичка, не слезая с коня, ловко подхватывает Тангул свою незадачливую жертву и проворной цепкой рукой – к врагу за пазуху. И почти всегда хоть с малым, а прибытком. То серебряный крестик на стынущей шее объявится, а то и мешочек с серебряными же деньгами.
Малые деньги у мужичонки. Откуда взяться большим? А Тангулу и они сгодятся.
Кладет Тангул глаз и на богатых воинов. Однако тут надобна – ох какая! – осторожность! Знатный или богатый редко идет в бой один. При нем слуги, кои призваны охранять своего господина. И охраняют многие, словно свирепые псы. Попробуй сунься! Сам без головы останешься. И Тангул ищет добычу пусть поменьше, да верную. А главное – безопасную. Оттого ложатся снопами под его саблей все более воины-небывальцы.
Наверное, были и бедняки ордынцы, которые шли на Русь по принуждению своих владык. Но велика ли разница землепашцу – сам ли огонь бежит по полю или его гонит ветер? Нет у меня жалости-сострадания к пришедшим на мою родную землю с огнем и мечом. Нет – и всё тут! Ум готов постичь – сердце отвергает. Ведь и впрямь не колодезная водица – кровь, столь обильно пролитая на Руси ордынцами! И принятые безмерные муки требуют не только скорби, но и памяти!
Скачет Тангул конь о конь с Муратбеком.
– Молодец, Тангул! – хвалит Муратбек.
Позади одна речушка, другая. Впереди две реки: Дон и Непрядва. Их названия слышал Тангул, но выговаривал плохо, с трудом. Чужой язык. Да надо ли? Туда сейчас будут сброшены русы. Многие потонут. Но и для плена останется в достатке!
Впереди еще и рощица.
Конь Аман по-прежнему летит стрелой. А новый хозяин его широко раскрыл от изумления рот…
Отчего замешкались и вы, почтенные мурзы и беки? Или озадачены чем-то увиденным подле Зеленой дубравы?
Глава 15Засадный полк
Все воины, кои попали с засадным полком в Зеленую дубраву, с самого начала роптали:
– Дождались чести! Рать в поле, мы же, слава тебе господи, в кустах!
Князь Владимир Андреевич серпуховской грыз ногти, что делал лишь в крайней досаде.
И ведь что более всего обидно: в полку собраны отчаянные головы, степные ведомцы-разведчики. Народ из всего русского воинства самый лихой и отважный.
Воевода Боброк-Волынский, сухой и прямой, как палка, слова, кои говорили воины, словно бы мимо ушей пропускал. Вышагивал на длинных ногах журавлем, заложивши руки за спину. Лицо каменное.
– Истукан! – косились воины. – Навязался на наши головы!
Лезли на деревья, обсуждали увиденное. Боброк-Волынский троих своих воинов, из тех, что привел с Волыни, тоже послал на деревья. Только их и слушал.
Но было все в полбеды, покуда два воинства, русское и монгольское, изготавливались к сражению.
Кричали с деревьев самые глазастые:
– На Красном холме шатер ставят! Должно, Мамаев!
– Слышь, ребята, сходятся наши с татарвой!
Далеко, однако, было. Видать худо. Поэтому и Бориска, что из первых полез на дерево, и другие прозевали поединок Александра Пересвета с ордынцем.
А вот когда битва закипела, всё поняли.
С той поры началась самая мука.
Час минул. Что рядовым воинам – князю Владимиру Андреевичу сделалось невмоготу. Дабы избежать спора на людях, отозвал он старого воеводу в сторону:
– Побойся Бога, Дмитрий Михайлович! Пора уж! Воины вконец истомились…
– До поры, князь, еще далеко… – ответствовал терпеливо воевода.
Принялся князь убеждать воеводу. Тот упрямо замотал головой:
– Рано, княже! Рано! Поверь старику…