У Максима до сих пор все внутри закипало, когда он вспоминал, как Косолапов показал ему страничку, на которой вываливались все сплетни о Карине, а потом и о Юльке. Только человек с больной головой мог придумать такое. Эта дура Галкина с левого аккаунта писала, что Арцеутову выгнали из другой школы, поэтому она вернулась в эту, здесь-то директор – ее дядя. Всяко и с экзаменами поможет, и результаты подтасует, и оценки какие надо нарисует. Вот откуда она это взяла?! А еще написала, что теперь и Радостиной счастье привалило: мол, дочь Альберта на практике у мамы Юльки, как тут не подмазать ученице? И последняя сплетня появилась в день выхода девушки после болезни.
Самое противное, что все эти враки плюсовали и лайкали. Похоже, такие же тупари, как Галкина!
Размышляя обо всем этом, Максим уже пару раз чуть не швырнул смартфон об стенку. Останавливало только то, что в любой войне виновато не оружие, а руки, которые его применяют.
Под вечер пришел Смелков. Предложил прогуляться. Но на Максима оставили близняшек: мама с отцом ушли на чей-то юбилей, Машка – на работу. Поэтому остались сидеть дома. Поиграли в комп, потом пустили коз в огород – включили Вике и Нике какую-то девчачью игрушку с переодевалками, чтобы не крутились под ногами, а сами перебрались на кухню. Димка любил перекусывать у Максима, не раз говорил, что его мама отлично готовит.
– А если я Каринке песню напишу? – с набитым ртом поинтересовался друг.
– Так ты как бы уже пытался, – пожал плечами Максим.
– Ну, я серьезно напишу.
– Лучше не надо, Дим. Серьезно у тебя не очень выходит. А не серьезно ее не устраивает.
Смелков погрустнел. Это, конечно, не сказалось на аппетите, только на общем эмоциональном состоянии. Но друга захотелось поддержать. Максим начал рассказывать о новой игрушке. Потом перешел к классной группе, которую нашел на музыкальном сайте. После предложил посмотреть скачанные фильмы.
Димка отказался, все вздыхал и глядел печальным собачьим взглядом. Потом вдруг заявил:
– Я вот думаю, на фига нам в группе аккордеон? И Тянь?
Максим опешил:
– Да что он тебе, мешает? Чего привязался к нему? Нормальный парень.
– Мешает, Макс, – мрачно отрезал Смелков. – И тем, что нормальный, особенно.
– В смысле?
– Смысл носит имя Карина.
– Чего?
И тут Максим вспомнил, как неправильно понял слова девушки насчет того, кто ей нравится.
Неужели Толик? Вот уж не подумал бы. Но как Смелков-то заметил? Арцеутова со всеми одинаковая, никого не выделяет, за ручку не ходит, на шею не вешается. Максим, конечно, в девчонках не очень разбирается, если честно. Но вдруг есть какой-то секрет? И, зная его, можно запросто разобраться, кто кому симпатизирует.
– Ты-то откуда знаешь?
– Знаю, – вздохнул Димка.
– К гадалке ходил?
– Я читал в Сети признаки…
– Нашел где читать!
– Да не, Макс, сходится. Карина смотрит на Тяня, и у нее глаза как блюдечки становятся. А еще, когда он рядом, она губы чаще облизывает. И в группу его пригласила. И мы все ей нужны, только когда Толик рядом.
– По-моему, ерунда все это, Димыч, – неуверенно пробормотал Максим.
Думалось при этом о своем: подходит ли что-то к Юльке? Хоть один признак из перечисленных? Если только притянуть за уши: пришла же она к ним в школу, в класс… Но только не из-за него, не из-за Максима. А из-за переезда. И глаза у нее всегда – блюдечки, потому что большие.
Глава 18
Странно бывает: течет жизнь тихо-мирно. А потом вдруг наваливается все и сразу. Что-то кувырком, что-то галопом, что-то кубарем. И сам уже не знаешь, откуда привалило, а главное, как бы от всего этого увернуться.
Мама сидела на кухне и плакала. Так тихо и горько, что Юлька сразу почувствовала себя взрослой и сильной. Подошла, обняла и шепнула на ухо, что любит и всегда будет рядом. А еще, что разговаривала с папой.
– Ты? – вскинулась мама. – Да как ты могла? Он предатель!
– Кто тебе это сказал?
– Неважно! Вообще не вмешивайся во взрослые дела! – Мать вскочила, едва не оттолкнув дочь.
– Это и мои дела, тебе так не кажется? – Хоть Юлька и решила про себя, что не будет заводиться, не получалось. – Или мы не одна семья?
Это, видимо, резануло маму, как нож. Она глубоко вздохнула, замерла на пару мгновений, а потом вдруг залепила дочери пощечину. Обидную. Незаслуженную. Самое главное, непонятно за что.
Юлька развернулась и ушла.
Вспоминался недавний разговор с папой на бабушкиной кухне. Честный. Взрослый. После которого они пили чай с капелькой меда, заваренный Кариной по какому-то особому арцеутовскому семейному рецепту.
Зато теперь Юльке было понятно, что тетя Ирина – никакая маме не подруга. Потому что подруги на чужих мужей не вешаются. Они считают их приложением и интересным собеседником. Ставят между собой и им границы. А тут граница размылась.
Папа не оправдывался. Не говорил, что виноват или что не виноват. Только повторял, что мама ему дорога. И Юлька верила. Таким тоном, каким говорил папа, не врут. И разве не стало доказательством благих намерений его увольнение из больницы? Потому что он ушел не только из-за зарплаты.
Но мама ничего не хотела слушать. Вбила себе в голову ерунду и поверила, а мужу и дочери – не верит.
Юлька вышла в Сеть. Захотелось рассказать обо всем Карине – в первую очередь именно ей, потому что она была рядом, все видела, да и слышала, наверное, тоже, но виду не подавала и не мешала. Словно тень.
Но Карины в Сети не оказалось. Она редко выходила. Принципиально. Считала, что это – съедающая время зависимость. Может быть…
Зато манило очередное сообщение от Ромео. Делиться с ним своими проблемами не хотелось. У Джульетты их быть не может. Лучше пусть считает, что у нее все отлично.
Ромео опять блистал знанием Шекспира.
– Небеса мои —
Там, где Джульетта. Каждый пес, иль кошка,
Иль мышь презренная, любая тварь
Здесь может жить в раю – Джульетту видеть;
Один Ромео – нет!
– И что это значит? – Ей не хотелось гадать, настроения не было.
Он долго не отвечал. Девушка уже успела забыть, что о чем-то у него спрашивала. Лениво пролистывала новостную ленту, а у самой в голове все вертелись разговоры: сначала с отцом, потом с матерью.
Надо же, никогда не думала, что будет воспринимать родителей, как отдельных личностей. Всегда казалось, что это какой-то единый организм с общими идеями, эмоциями, поступками. Они одновременно хвалили и ругали. Даже если действовали по принципу «хороший полицейский, плохой полицейский», было видно, что это просто негласный союз для достижения общей цели. Но теперь понятно: папа – это папа, а мама – мама. И они по-разному реагируют, судят, общаются. Даже, наверное, жить могут отдельно…
Тукнуло сообщение. Ромео.
«По-моему, все прозрачно». – И обиженный смайлик.
«Прости, нет настроения для загадок».
«Что-то случилось?»
«Да так…»
«Ну все-таки? Обозначь хотя бы одним словом».
«Грустно».
«Тогда, может, встретимся?»
Предложение ввергло Юльку в ступор. Пальцы запорхали над клавиатурой, не касаясь клавиш, как вспугнутые бабочки. А когда сели, то получилось набрать:
«Сегодня же поздно уже». – И то с кучей опечаток.
Решит, что имеет дело с невеждой. Принялась исправлять – наделала других, просто проклятье какое-то.
«Не сегодня, конечно. Тем более я пока не в городе. Буду через два дня. Давай ты подумай, где бы ты хотела встретиться, и спишемся».
Не в городе. Будет через два дня. Юлька не знала, вдыхать или выдыхать. Просто вдруг дышать разучилась.
Особо никаких кафе она не знала, кроме «Перекусим». Но с ним были связаны не слишком положительные эмоции. Как-то не хочется первое свидание проводить в стенах, где…
Ой! Первое свидание!
Мысли скакали кроликами. Девушка порывисто схватила Заплатыча и обняла. Возможно, скоро он познакомится со своим двойником. Будет круто сфоткать двух медведей рядом, если Ромео откажется фотографироваться. А он с его непонятной паранойей, скорее всего, так и сделает.
Юлька сама не заметила, как перестала думать о родителях. Об их ссоре, о взрослых проблемах. Маятник качнулся в другую сторону – в ее сторону. Надолго ли, не ясно. Но гораздо приятнее думать, что она наденет, чем по тридцатому кругу вспоминать мамин взбрык. Например, можно любимую бордовую юбку со свитером, или те новые брюки, которые купили недавно с мамой, или вообще платье, ведь в кафе же, а не просто дома посидеть. Хотя, пожалуй, домой к Ромео Юлька не пошла бы. Это все-таки слишком. К Максу, который почти родной, и то заходить как-то непривычно. А тут к совсем пока постороннему парню.
Внезапно кольнула мысль, что девушка почти не знает того, с кем собралась встречаться. Ну подумаешь, пишет без ошибок, любит Шекспира и перед компом у него сидит медвежонок, похожий на Заплатыча. У него нелады в семье и вообще со всем миром. Друзей или мало, или вообще нет. И это все, что она знает? А вот какие ему фильмы нравятся? Какую музыку он предпочитает? Чем любит заниматься по вечерам? Какие места в городе ему близки? Может, продумать вопросы, чтобы не заикаться и знать, о чем разговаривать? Хотя нет, плохая идея.
– И что сказал отец? – ворвалась в Юлькины раздумья мама.
Девушка даже сначала не поняла, о чем она спрашивает. Кто? Сказал? Что?
А мама терпеливо ждала ответа, не переступая порога комнаты дочери, опираясь на косяк и вглядываясь в нее пустым тяжелым взглядом.
– Что он тебя любит.
– А что тетю Ирину любит, не говорил? – съязвила женщина.
– Мам, я видела их тогда.
Юлькины слова произвели действие удара. Мать, не уточняя, когда и кого именно она видела, неловко согнулась, схватившись за живот.
– Видела?