Харунов достал финский нож, нажал кнопку, и лезвие выскочило в миллиметре от моего левого глаза.
– Ну? – сказал Харунов.
Я знал, что он не шутит, и показал глазами под потолок на решетку кондиционера.
– То-то! – удовлетворенно сказал Харунов, подошел к решетке и ножом сковырнул ее.
Однако его роста не хватало, и он глазами показал Банникову на отверстие воздушного желоба.
Рыжий, проявляя рвение, охотно бросился выполнять приказ. Я следил за ним, наступал первый «момент истины». Рыжий сунул руку в желоб и торжествующе достал сначала пистолет Глена, осмотрел его и, презрительно хмыкнув: «Блин, разряжен!», швырнул в сторону. Затем настала очередь моей заветной папки. Рыжий открыл ее, в ней были гамбургские анализы с немецкими печатями и еще один тоненький и запечатанный полиэтиленовый конверт-папка, прибывший накануне из Москвы экспресс-почтой «DHL». Банников вскрыл его и достал содержимое – продолговатый американский белый конверт с тиснением «Bank of New York» и в нем сложенный втрое лист с английским текстом, написанным от руки.
Я невольно еще раз глянул на часы.
Было 4.42 утра, отсчет времени работы «гарантийного письма» начался.
А Банников, держа в руках этот листок, изумленно уставился на него:
– Что это?
– Что там? – спросил Харунов, подходя к нему.
И вдруг до Рыжего дошло.
– Ах ты, сука!.. – замахнулся он на меня, но Харунов остановил его:
– Подожди! – и забрал у него этот листок. – Что это?
– Номера счетов! Кожлаевских! – воскликнул Банников.
Действительно, на листке округлым женским почерком было написано по-английски:
В «Бэнк оф Нью-Йорк» – $ 117.872.423,36.
Остальные деньги ушли из BONY:
$ 3.342.412 – в Арабский объединенный банк, Карачи, Пакистан (на трастовый счет № 5490000976К764);
$ 2.562.566– в палестинский банк «Возрождение», Рамалла, Палестина (на трастовый счет № 84077331409);
$ 1.731.890 – в Чечено-Кавказский Свободный банк, Баку, Азербайджан (на трастовый счет № 097AZ694473);
$ 72.500.000 – в «Прометей-Банк», Кипр (на счет фирмы «Капитал-Инвест» № 88709746789),
$ 72.500.000 – в «Банк Дэл Сол», Багамские острова (на счет фирмы «Прайорити-Инвест» № 98754831003),
и $ 42.800.000 – в «Кредо-Банк», Андорра (на личный счет Кожлаева № 67985400021).
То есть там были все те данные, которые я получил от Кимберли за две недели до ее гибели – с той только разницей, что в номере каждого счета была изменена одна цифра. Но суть этой бумажки была, конечно, не в этом…
– Вы поняли, Масуф Иманович? – сказал Харунову Рыжий. – Этот гэбэшный подонок собирался нас надуть! Блин! – И, демонстрируя рвение, врезал мне кулаком по уху.
Но Харунов и без него оценил бесценность найденной бумажки. Он сложил ее втрое, вложил в конверт «Бэнк оф Нью-Йорк», спрятал этот конверт в карман своего пиджака и сказал:
– Всё! Уходим!
– Подождите, – остановил его Рыжий и кивнул на Глена, валявшегося на полу. – Нужно с этим закончить.
– Ах да! – вспомнил Харунов. – Ну, давай! Быстрей!
Банников рывком поднял связанного Глена с пола, посадил на диван. Потом достал из кармана пиджака какие-то бумаги с отпечатанным по-английски текстом, рывком сорвал у меня с лица липкую ленту и приказал мне:
– Только тихо, без фокусов! Переведи этому мудаку: сейчас он подпишет все документы о согласии на развод с Полиной и отказе от приемного сына. А если не подпишет, я ему лично сделаю обрезание. Переводи!
– Вытри мне кровь с лица, – сказал я.
– Переводи так, не подавишься! Ну?!
Я молчал.
Рыжий опять замахнулся, но Харунов сказал миролюбиво:
– Отставить! – И приказал одному из Сталлоне: – Вытри его.
Тот утер мне лицо, и я перевел Глену требование Рыжего.
Глен согласно затряс головой.
Рыжий взял у Харунова нож, перерезал капроновый трос на руках у Глена и сунул ему бумаги и авторучку. Глен, не поднимая глаз, стал поспешно расписываться везде, где у слова «signature» – «подпись» были проставлены галочки. Судя по количеству этих галочек и листов, которые подписывал Глен, Рыжий сегодня или вчера побывал у настоящего американского адвоката, вот почему они так задержались. Конечно, для стопроцентной юридической силы этих документов подписи Глена должны быть заверены нотариусом, но это уже мелочи, подделать печать американского нотариуса – плевое дело.
Я посмотрел на Полину.
Не знаю, что она чувствовала, глядя, как Глен подписывает согласие на развод, но вряд ли она теперь поехала бы с ним в Небраску.
Впрочем, у нее никто и не спрашивал.
Получив все, что они хотели, Харунов и Банников заспешили, поглядывая на часы.
– Все! Все! Поехали! Забирайте пацана!
Один из Сталлоне убежал на второй этаж за Ивом, второй, снова залепив мне рот липкой лентой, волоком потащил меня наверх, а третий вел за мной Глена и Полину.
Считая затылком и спиной ступеньки лестницы, я смотрел на Полину, но она прятала от меня глаза.
В гостиной они бросили меня на полу посреди комнаты.
Сверху, со второго этажа, один из Сталлоне принес спящего мальчика.
А Рыжий сбегал на улицу к их машине и тут же вернулся, держа в руках какой-то брикет и еще какие-то цацки.
– Так, – сказал он мне и снова больно сорвал липкую ленту у меня с лица. – Переводи опять. Готов?
Сидя на полу, я кивнул.
Он сказал, глядя Глену в глаза:
– Значит, так, сука! – И мне: – Ты переводи синхронно! – И опять Глену: – Вот это видишь? – Рыжий показал ему брикет и микрофон-присоску. – Это взрывчатка со взрывателем, управляемым по радио. А это микрофон, он работает на триста миль. Ты понял? Сейчас я прилеплю их к твоей машине, ты сядешь за руль и поедешь к … матери в свою … Небраску! Без оглядки, ты понял? И если ты хоть раз остановишься или кому-нибудь скажешь по дороге хоть слово, я, нажму кнопку, и ты взлетишь в воздух, как … . Усек?
Я переводил, шмыгая кровоточащим носом, а Глен послушно и поспешно кивал, боясь поверить, что выберется отсюда живым.
– Где твои вещи? – спросил Харунов у Полины.
Она кивнула на сумочку и чемодан в ряду чемоданов и ящиков, заготовленных с вечера к отъезду.
– А документы? Паспорт?
Полина показала глазами на свою сумочку.
Он открыл ее, достал три паспорта. Российский паспорт Полины и американский Ива положил себе в карман, а третий швырнул Глену. И спросил у Полины:
– А вещи пацана, игрушки?
Она показала на еще два чемодана.
– Так, – сказал Рыжий троим Сталлоне, – Полину, пацана, эти чемоданы и детскую коляску в нашу машину, живо! Остальное в его прицеп! Пошли! – Рыжий толкнул Глена в сторону выхода, но тут же вернулся ко мне: – Ой, совсем забыл! – и опять залепил мне рот липкой лентой.
Полина, выходя, обернулась на меня, но кто-то из Сталлоне подтолкнул ее к выходу, на что Рыжий тут же сказал:
– Ну-ну! Потише! Это моя невеста!
Убедившись, что узлы капронового шнура на моих руках и ногах не ослабли, он подхватил последний из чемоданов и вышел вслед за всеми.
Я сидел на полу, слушал, как они во дворе швыряют чемоданы в прицеп «U-hold», как со скрипом закрываются металлические створки этого прицепа и как они – и Глен, и банда Харунова – заводят свои машины.
Кровь из разбитого носа постепенно останавливалась.
Ураган, видимо, пронесло стороной, оросив нас только дождем, – пальмы за окном стояли в своем обычном, без урона, зеленом оперении, и солнце, поднимаясь где-то рядом, в Атлантике, искрило лучами в их мокрых тяжелых ветках.
Неужели они оставят меня живым?
– Ты понял, Глен? – послышался со двора голос Рыжего. – Мне нас…ть на красные светофоры, на все! Если я слышу, что ты остановил машину, я тебя взрываю на …! Ю андэрстэнд?
– Я поньял, я поньял! – поспешно сказал голос Глена.
– Все! Вали отсюда!
Взревел мотор «тойоты-терсел», взвизгнули, рванув с места, колеса, и машина вместе с прицепом с грохотом покатила по рассветному Сэндвиллу.
Я ждал. Неужели сейчас отчалит и вторая машина?
Но нет, конечно. Банников, таща что-то, взошел на крыльцо и вошел в дом. В руках у него были две тяжелые пластиковые канистры. Он свернул с них крышки и стал деловито поливать из этих канистр синтетические ковры вокруг меня. В воздухе запахло бензином, и я уже знал, что меня ждет. Но я ошибся: оказалось, был и сюрприз. Вылив обе канистры, Рыжий достал из кармана обыкновенный взрыватель «МУВ» и на простой леске-растяжке закрепил его – один конец к узлу на моих руках за спиной, а второй к ручке на окне в пяти метрах от меня. Это было гениальное решение, и Банников прочел в моих глазах, как высоко я оценил его хитрость.
– Ага, понял? – сказал он. – Песец тебе, Битюг! Только дернешься и – песец! Правильно? Ну, пока! Конечно, когда-нибудь встретимся, но там! – Он показал пальцем вверх и вышел – легкий и уверенный в себе, как король Монако.
Я остался сидеть на полу, с ужасом глядя через плечо на взрыватель, висящий на растяжке.
На улице их машина чуть прибавила обороты тихого японского двигателя. На чем они приехали? На арендованном джипе? В микроавтобусе? Во всяком случае, через полминуты все стихло.
Я сидел на полу, на голубом ковре, пахнущем бензином.
Солнце уже встало выше крыш и грело теперь сквозь окна настоящим флоридским теплом, отчего запах бензина усиливался с каждой минутой.
Они все сделали классно и правильно, абсолютно! Они все сделали так, как и я бы сделал на их месте. Но с этим взрывателем они меня переплюнули на сто очков! Конечно! Как я этого не учел? Они не могли поджечь меня сразу – им нужно отъехать от этого дома как можно дальше, а еще лучше – успеть улететь с Полиной и мальчиком до того, как в доме начнется пожар. И они нашли простое и гениальное решение, ведь не стану же я дергать этот взрыватель и поджигать сам себя. Во всяком случае, не стану его дергать, пока есть силы сидеть без движения. А тут всего семнадцать минут д