— А вы, наверное, Элли, — продолжал он.
Я задумчиво кивнула. Память медленно возвращалась ко мне. Да, Элли: это слово прозвенело, как колокольчик. Вполне возможно, что это мое имя.
— А Бев на работе?
— Я… не знаю.
Мой голос звучал странно, с каким-то металлическим отзвуком, вкус во рту был отвратительным. Я поднесла руку к губам, внезапно испугавшись, что мое дыхание способно сбить красавца с ног. Подушка при этом соскользнула, и я быстро подхватила ее, но успела заметить, что он с интересом следит за моими маневрами. И поскольку я уже окончательно уверилась, что внезапная потливость не имела никакого отношения к надвигающемуся приступу тошноты, я снова решила попытаться использовать свой голос, только на этот раз выдохнула прямо себе под ноги.
— Я только что проснулась.
— Думаю, она на работе. Сейчас ведь уже почти двенадцать.
Почти двенадцать?… Двенадцать часов? Как это могло случиться? Я стала дико оглядываться в поисках часов. Может быть, этот парень приехал из другого часового пояса и забыл перевести часы? Я никогда не спала до самого ланча, никогда, и уж точно не делала этого ни разу с тех пор, как у меня начался фальшивый стресс, потому что так волновалась из-за него, что к моему списку воображаемых симптомов добавилась вполне реальная бессонница.
— Вы не могли бы кое-что передать ей? — спросил красавец, когда начало казаться, что мы простоим на пороге, углубившись в созерцание друг друга, до конца наших дней (и я уверена, что могу выдумать наказание и похуже).
— Конечно! Конечно! — заикаясь, проговорила я, смущенная и рассерженная тем, что мне самой не пришло в голову такое очевидное решение. — Я могу еще чем-то помочь?
Полететь на луну на бумажном самолетике? Упасть на колени и поцеловать место, на котором ты стоишь?
— Просто передайте. — Он улыбнулся, на этот раз широкой улыбкой, осветившей все его лицо так, что в глазах у него заплясали веселые огоньки, а на щеках появились ямочки. При виде этой улыбки каждая нормальная женщина должна была бы тут же отбросить подушку, сорвать с себя трусики, упасть на пол и закричать: «Ну же! Возьми меня сейчас же, или потеряешь навсегда!» Разумеется, я говорю о нормальных женщинах, а не о себе. Я просто пофантазировала на эту тему несколько секунд, отчего меня затошнило еще сильнее.
— Просто скажите ей, что сегодня вечером я буду, хорошо? Я забыл подтвердить. — Он перестал улыбаться и оглядел меня с ног до головы, после чего добавил: — Вот и все — пока что. Увидимся позже. — С этими словами он повернулся и ушел.
Возможно, я пофантазирую о нем потом. Когда мне станет лучше.
— Я так мучилась от похмелья, что даже не спросила, кто он такой! Просто невероятно! — печально призналась я Беверли, описывая ей этот инцидент, когда спустя несколько часов она вернулась из колледжа.
Бев засмеялась:
— Это Джеймс. И я очень зла на него, потому что он испортил мне весь сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Я же говорила ему, что это будет сюрприз, вечеринка для тебя.
— Для меня? — Я вспыхнула, чувствуя себя ребенком, которого взяли на пикник, хотя он этого и не заслужил. — Почему?
— А почему бы и нет? Это тебе полезно — немного развеселиться, пообщаться с людьми. Будут несколько моих друзей.
— А Джеймс один из твоих «друзей»? — многозначительно поинтересовалась я.
— Если ты спрашиваешь, спала ли я с ним, то да, конечно спала, но много лет назад, а потом мы расстались. Хоть это было и нелегко! — Она захихикала. — Ну, ты себе представляешь!
Я постаралась как можно безразличнее пожать плечами. Представляю? Хочу ли я представлять себе это? И что будет, если я начну себе представлять эти глаза, эту улыбку и срывание трусиков…
— Ну конечно же, он тебе понравился — это у тебя на лице написано! — радостно сообщила Бев. — Он просто великолепен. Считает себя даром божьим для любой женщины… не без оснований, конечно… Джеймс колоссальный любовник.
Я вообще не задумывалась обо всем этом, пока готовилась к вечеринке Беверли. Ничего подобного не приходило мне в голову, когда я красила ресницы остатками туши, вытряхивала на себя последние капли духов и рылась в чемодане в поисках нижнего белья, которое не выглядело бы так, словно принадлежит толстой матроне среднего возраста, страдающей от стресса. Хотя, возможно, я возвращалась к эпизоду у порога раз или два, или, может быть, несколько десятков раз — ну максимум пятьдесят. Я пыталась выкинуть из воспоминаний похмелье и сделать в воображении еще несколько шагов, чтобы он уже не глядел на меня своими лучистыми глазами, а втолкнул в дом, отшвырнул подушку в одну сторону, трусики в другую и…
— Тебя к телефону, Элли! — закричала Бев снизу. — Это Виктория.
— Ты даже не позвонила сказать, что доехала, — обиженно пробурчала Виктория.
— Извини. Я доехала.
— С машиной все в порядке?
Ну да, конечно. Теперь ясно, в чем дело.
— Нет. Я ее разбила. Я устроила гонки с симпатичным молодым человеком в красной «фиесте»…
— Очень смешно, мам.
— И мы вместе пообедали в кафе, а потом опять устроили гонки…
— Мама!
Она меня не слушала. Если бы я рассказала ей, что болтала с самым красивым мужчиной на свете, стоя на пороге в одних трусиках, она бы только вздохнула: «Ма-ма!» — тоном, который исключает наличие сексуальной привлекательности у кого бы то ни было старше тридцати.
— А сегодня утром на пороге дома я болтала… — начала я.
— Мамочка, пожалуйста. Я звоню не для того, чтобы узнать последние сплетни о соседях Беверли, — отрезала она.
Понимаете, что я имею в виду?
— Тогда в чем дело? — спросила я, встревоженная нотками беспокойства в ее голосе. — Кексик опять заболел? Бампер совсем отвалился?
— Нет. Звонила бабуля с Майорки. Она сказала, что назад не приедет. Никогда.
ГЛАВА 6
Видите, как это бывает? Вы можете сколько угодно притворяться, что уехали и обо всем забыли, что вы поменяли жизнь, полную тревог и забот, на возможность болтать нагишом с человеком, который так красив, что просто страшно становится, но то, от чего вы бежите, никуда не денется и все равно настигнет вас. Оно придет за вами, с легкостью преодолев весь путь от этой чертовой Майорки до Лондона, и от Лондона до Корнуолла.
— Она сделала это нарочно, чтобы позлить меня, — простонала я, уткнувшись в свою чашку с кофе.
— Зачем?
От Беверли не было никакого толку. Мне нужен был человек, который сочувствовал бы мне, потому что весь окружающий мир, и особенно моя мать, были против меня. Рациональные доводы меня не интересовали.
— И что плохого, если она останется на Майорке? Мне казалось, ты должна обрадоваться.
— Обрадоваться? Обрадоваться?! — взорвалась я. — Обрадоваться тому, что она окончательно спятила и физически совсем плоха?
Обрадоваться, что она сбежала с каким-то… с каким-то… Тедом, который хочет приобрести британский бар в Пальме?
— По крайней мере, он готов работать, — заметила сестра, подливая себе еще кофе.
— Это ничего не меняет. — Я покорно вздохнула, представив, что сейчас мне придется подниматься по лестнице и заново укладывать вещи, которые я уже начала распаковывать. — Мне придется поехать туда.
— Чего?
Должно быть, примерно так Бев обращается к своим самым нерадивым студентам. Руки в боки, укоризненный взгляд сквозь очки. Даже мне стало не по себе, а я ведь всего-навсего ее сестра.
— Мне придется поехать туда, — повторила я. — И все уладить.
— Только послушай, что ты говоришь! — рявкнула Беверли, и она была столь явно рассержена, что я от удивления уронила ложку. — Тебе придется поехать на Майорку и все утрясти, вот как? Да что с тобой делается? Тебе мамино счастье спокойно спать не дает? — Повисшая тишина напомнила мне звук «банг», который издает резинка, если ее как следует натянуть. Перед тем как лопнуть, она вибрирует так, что воздух вокруг нее звенит от напряжения.
— Да что ты об этом знаешь? — прошипела я. — Когда и что ты делала для мамы?
Банг!
— Я посылала ей цветы. Я звонила ей. Я беспокоилась о ней.
Резинка еще немного натянулась. Банг, банг…
— Ах вот как, ты беспокоилась? Думаешь, звонить раз в неделю и посылать цветы время от времени — значит беспокоиться?
А ты не пробовала часами сидеть в больнице и ждать, пока она выскажет врачам все свои бесконечные жалобы? А как бы тебе понравилось, если бы она завела манеру являться к тебе домой в любое время дня и ночи, требовать, чтобы для нее приготовили обед, и ругать на все корки каждое твое действие!
Хлоп!!!
— Ты все время обижаешься и злишься! — выкрикнула Беверли.
— А ты невероятно ленива! Ты никогда пальцем не пошевелила, чтобы помочь!
— Она никогда не давала мне помогать! Это же ты ее любимая доченька. Бог знает почему, ты ведь ни на что не способна, кроме как хныкать и жаловаться…
— Послушала бы я тебя, если бы ты была на моем месте.
— Ты все время так себя жалеешь!
— Привет! Я слишком рано?
Первый из гостей устал стучаться в дверь и просунул голову в кухонное окно. И конечно же, это был Джеймс.
Вот так всегда.
Беверли унеслась в ванную, а мне не оставалось ничего другого, кроме как впустить его. При этом на мне было ненамного больше одежды, чем утром на пороге. Конечно, нижнее белье я надеть успела, но оно, хотя и было черным и кружевным, не могло скрыть моего возраста, лишнего веса и, самое главное, отсутствия верхней одежды, более соответствующей случаю, чем полотенце, наспех обернутое вокруг торса.
— Простите. Заходите. — Я в панике металась по прихожей, стараясь не уронить полотенце. — Вы не будете возражать, если я… — Я сделала жест в сторону своей спальни.
— Конечно. Пожалуйста. Прошу прощения, если я чему-то помешал.
— Нет. То есть это не имеет значения. Я… вернусь через минуту. Садитесь. Выпейте что-нибудь.
Бормоча как идиотка, я побежала вверх по лестнице, с ужасом понимая, что мне не следовало предлагать ему напитки Беверли, особенно учитывая, что я ее ненавижу, сейчас соберу вещи и уеду.