Наверное, я поглядела на него совершенно непонимающе, потому что он опять засмеялся и объяснил:
— Отпуск! У сестры! Сколько времени?
— О!
Отпуск. То есть отпуск по болезни. Ненастоящей болезни, придуманной болезни, болезни, из-за которой я должна была бы сидеть дома с нервным истощением, а вовсе не проводить время в постели и вне ее с красивым мужчиной с красивой улыбкой… Никакой это не отпуск, прости меня, Господи! Я, наверное, стала совсем багровой от стыда.
— Э… несколько недель, наверное, — туманно пробормотала я.
— Зависит от того, сколько времени на работе смогут без тебя обойтись? — с симпатией спросил он.
— Вроде того.
Вроде того, если они не найдут временного работника, который будет справляться с делами лучше меня. Если серьезное предупреждение в моем личном деле не превратится в еще более серьезное. Если для меня еще будет работа, когда я вернусь.
Джеймс попросил официанта принести счет и накрыл мою руку своей.
— Не позволяй работе мешать тебе отдыхать, — тихонько сказал он. — Поверь мне. Я знаю, как это бывает. Наслаждайся отпуском. Ты этого заслуживаешь.
— Да, — уныло проскрипела я.
Заслуживаю? У меня вообще не должно быть отпуска. Предполагается, что у меня стресс! Да он и половины всего не знает!
— Зайдем пропустить по рюмочке перед сном? — спросил он, когда мы вышли из ресторана, и взял меня за руку.
Смешно, как быстро человек забывает о стрессе, связанном с переутомлением на работе.
Конечно, мне следовало сказать ему правду. Это все равно выплыло бы наружу, рано или поздно, и мне следовало знать, что скорее рано, чем поздно. Вы никогда не задумывались о том, как могли бы все изменить, если бы случайно узнали заранее, какую маленькую гадость припасла для вас судьба? Да нет, вряд ли. Вы не стали бы тратить время на такие размышления, потому что вы вообще ничего и никогда не хотели бы изменить, да? Нет, будьте честны! Вы хотели. Все мы этого хотим время от времени, и когда исправить что-то уже поздно, так просто сказать: «Если бы я только знала». Если бы я только знала, что моя мама отправится с Тедом на Майорку с намерением остаться там навсегда, попыталась бы я обходиться с ней немного лучше? Да ни за какие коврижки. Если бы я только знала, что Пол бросит меня ради какой-то девки, неужели я не попробовала бы любить его больше, лучше и чаще? Поправить дело подвязками и сексуальными трусиками? Да никогда в жизни. Ну так вот, если бы я только знала, что дочери устроили мне засаду в доме у Беверли, когда мы с Джеймсом возвращались туда на следующее утро, неужели я не стала бы заниматься с ним любовью этой ночью? Как вы думаете?
Возможно, я уделила бы больше внимания своему лицу, которое так и сияло. Или мы с Джеймсом вошли бы в дом не так крепко обнявшись, не так тесно прижавшись друг к другу, не так нежно…
— Привет, мам! С днем рождения!
— Счастливого пятидесятилетия, мам! О…О.
Они и правда это здорово придумали, благослови их Господь. Комната была вся завалена цветами и шариками с надписью «Пятьдесят!», и, очевидно, они справились за очень короткое время, потому что Беверли была на кухне и звонила мне, надеясь предупредить.
Я поняла это по ее лицу. Я также поняла, что ей очень жаль меня, но какой мне был в этом прок? Вряд ли она могла не впустить племянниц в дом, когда они приехали на поезде из Лондона, чтобы поздравить свою маму в день ее рождения.
— Это Джеймс, — сказала я в ответ на их молчаливое неодобрение.
— Мой друг, — в надежде помочь объяснила Бев.
— Мои дочери, — автоматически сообщила я Джеймсу. — Виктория и Люси.
— Приятно познакомиться, — тихо сказал он.
Девочки кивнули.
— Ну, я… пойду, — проговорил он, поворачиваясь ко мне спиной. Глаза его больше не искрились. На щеках не было ямочек. Он не выглядел восхищенным.
— Хорошо.
— И… с днем рождения, — добавил он, подняв взгляд на шарики.
— Мы чему-то помешали? — агрессивно спросила Виктория, неверно истолковав неловкую тишину.
— Да, — вступила Люси. — Не обращай на нас внимания! Мы подождем снаружи, если хочешь…
Наверняка вы слышали, как иногда люди говорят что-то с самыми лучшими намерениями, а потом оказывается, что ничего ужаснее они сказать не могли? «Чудесно выглядишь, так похудела», — говорят они страдающей от анорексии, или «Передай привет мужу», — женщине, которая только что овдовела. Обычно при этом они чувствуют себя даже хуже, чем человек, с которым они беседовали. Так что я не виню Беверли. Она просто хотела помочь.
— Джеймс просто мой друг, — терпеливо повторила она, как будто Виктория и Люси были немного туповатыми студентками, нуждавшимися в дополнительных занятиях. — Он помогал мне развлекать вашу маму, вот и все. Потому что она неважно себя чувствует. Ну, вы же знаете.
Но этого ей было мало. Я еще не окончательно умерла. Я еще дергалась в агонии. Давай, Беверли, воткни в меня нож еще раз, по самую рукоятку.
— Она так страдает от этого самого стресса. Менопауза…
Хватит! Хватит! Я уже умерла, умерла, разве вы не видите?!
— Спасибо тебе, Беверли, — тихонько сказала я, когда Джеймс повернулся, чтобы идти.
— Что? — спросила сестра в наступившей тишине, когда за ним закрылась дверь. — Разве я сказала что-то не то?
ГЛАВА 7
— Мы не дурочки, — объявила Виктория тоном понимающей, но озабоченной матери. — Мы поняли, что у тебя с ним был роман.
«Был» — это очень точное слово. Прошедшее время. Судя по тому, с какой скоростью Джеймс ретировался, вряд ли он еще появится в моем настоящем или будущем, и кто станет его за это винить? Трудно перенести, когда женщина за одну ночь старится с тридцати девяти до пятидесяти лет, не говоря уже об имеющем место климактерическом неврозе.
— Я не думала, что у тебя есть бойфренды, — задумчиво призналась Люси.
— У меня их и нет! То есть не было до сего момента.
Почему я считаю необходимым оправдываться перед собственными детьми? Надо было сказать, что я буду менять по пятнадцать любовников за день, если захочу. Почему я чувствую себя так, словно это Пол смотрит на меня глазами Люси, обвиняюще и осуждающе? Вот как, у тебя есть любовник? А разве не ты страдала от разбитого сердца?
— Значит, это часть твоего синдрома? Вот эта потребность в мужчине? Часть твоего, ну, ты понимаешь, состояния?
Даже Виктория посмотрела на Люси так, словно та только что вышла в открытый космос:
— Не говори глупостей, Люси. Это не имеет никакого отношения к маминой болезни. Это все возраст.
Ну спасибо. Это воодушевляет.
— А может, это потому… Ну, ты понимаешь. У нее же никого не было с тех пор, как папа ушел.
Они покивали с очень умным видом. Две хорошенькие юные леди допустили существование сексуального влечения у старшего поколения.
— Вы закончили? — рявкнула я. — Закончили обсуждать меня в моем присутствии? Мне очень жаль, что я смутила вас, придя домой с любовником…
— Смутила? Нас?!
— Вернись на землю, мама! Смутила! Ха!
— …но факт состоит в том, что я не старая, не больная, и не в депрессии. Я просто познакомилась с человеком, который понравился мне, и которому понравилась я, и поэтому мы вместе отправились в постель. Понятно?
Недоуменное молчание.
— А теперь, когда мы прояснили этот вопрос… — Я встала, подошла к дивану Беверли, на котором сидели дочери, обхватила их обеих за плечи и обняла: — Я очень рада видеть вас обеих! Спасибо вам за все это… — Я обвела рукой комнату, полную цветов и воздушных шаров. — И спасибо, что проделали такой долгий путь…
— Ну, мы же не могли пропустить твое пятидесятилетие! — улыбнулась Люси.
— Не говори об этом, Люси! — прошипела Виктория. — Это просто день рождения, правда, мам, такой же, как все прочие, и ты стала, в общем, просто на год старше.
— Да все в порядке, — засмеялась я. — Честно говоря, не вижу никакой проблемы в этом злосчастном пятидесятилетии. Мне просто не хотелось всей этой шумихи. Вечеринки-сюрприза и так далее. Хотя я представляю себе, сколько у вас было хлопот с ее организацией, — добавила я, чувствуя себя виноватой, — и с ее отменой.
— Ничего страшного, — сухо сказала Виктория.
— Как вам удалось отпроситься на работе, чтобы приехать сюда?
— Я заранее взяла несколько дней. Вечеринка должна была быть в субботу…
— Ах да. — Чувство вины еще усилилось. Ну давайте выкладывайте, не жалейте меня.
— …так что мне бы пришлось заниматься продуктами…
— Продуктами?! — Теперь мне стало совсем плохо.
— Делать бутерброды и все такое.
Боже! Не удивительно, что ей пришлось отпрашиваться на два дня. И какое счастье, что они все-таки отменили эту проклятую вечеринку.
— А кто присматривает за котом? — спросила я. Слова застыли у меня на губах, когда я почувствовала какой-то холодок, легкое дуновение тревоги, промелькнувшее между девочками и задевшее меня ледяным краешком. Они взглянули друг на друга и закашлялись.
— Ну, мы не могли попросить бабулю, — дипломатично начала Люси.
— Потому что она осталась на Майорке с Тедом, — без всякой необходимости добавила Виктория.
А также потому, что она в жизни не присматривала за котами и наверняка отказалась бы.
— Итак? — в наступившей тишине настаивала я.
— Ну, и тогда папа согласился взяться за это.
— Ага. Ну, хорошо.
— До некоторой степени.
Я искоса посмотрела на Викторию:
— Что значит «до некоторой степени»?
— Ну, ситуация у папы под контролем, но…
— Это делает Линнетт, да?! — воскликнула я. — Вы оставили эту дрянь присматривать за моим котом?
— За нашим котом, мам!
— И не забудь, папа тоже в этом участвует!
— И она приходит в дом? В мой дом? Когда меня там нет? Трогает мои вещи?
— Только кошачьи миски и консервный нож, — жалобно сказала Люси. — Мамочка, нам пришлось попросить ее! Папа работает допоздна. Кексик голодал бы…