— Может, он еще вернется. Ему просто надо переступить через это, — сказала Бев, когда пришла домой с работы и заметила выражение моего лица.
— Меня он совершенно не интересует. — Я попыталась спрятать голову в песок.
— Не ври мне.
— Да нет, проблема-то не в этом. Мне не следовало врать ему. Я постоянно делаю это. Раньше я никогда не врала, а теперь просто не могу остановиться.
— Не накручивай себя, Элли. Нет никакой катастрофы в том, что ты старше, чем он думал. Или в том, что здоровье у тебя хуже, чем он думал!
— Очень смешно.
Собственно, я вообще не больна. Это опять ложь.
— На самом деле я не больна, — сказала я, желая покончить с ложью раз и навсегда, пока она не натворила новых бед. — Я пошла к врачу за справкой только потому, что мне пришлось прогулять несколько рабочих дней.
— Врачи не идиоты, — резко заявила Бев.
— Но мне попалась идиотка.
— Нет. Тебе просто не понравилось то, что она сказала. Если хочешь знать мое мнение, Элли, это чертовски здорово, что ты пошла к врачу, иначе кто знает, сколько времени этого никто бы не замечал.
— Чего? Симуляции? Вранья?
— Стресса! Ты даже не понимаешь, что мучаешься от него.
— Да нет у меня стресса. Я пытаюсь объяснить, вовсе это не…
— Видишь, ты до сих пор отказываешься принять очевидное!
Я сдалась. Люди просто не желают верить мне, когда я говорю правду.
Вечером у нас был ужин в честь дня рождения, только для нас четверых, с колбасными рулетиками, пиццей, нарезанной на кусочки смешной формы, бисквитом с вином и взбитыми сливками и двойным шоколадным тортом. Я отщипывала кусочки сыра и сельдерея и ужасно жалела себя.
— Это глупо, — сказала наконец Виктория, поставив передо мной большой кусок торта и сунув мне в руку вилку. — Это твой день рождения, а ты издеваешься над собой и над всеми окружающими. Съешь что-нибудь, мать, ради бога, а о диете подумаешь завтра, раз уж тебе так хочется.
Ненавижу, когда они называют меня «мать». Звучит очень сердито.
— Простите, — тихонько сказала я и взялась за вилку.
— Если, конечно, ты не из-за мужчины страдаешь, — добавила дочь еще более сердито.
— Не говори глупостей! — огрызнулась я.
А я и не страдала.
Правда, не страдала, что бы вы там ни думали. Я отлично знала, что долго эта история с Джеймсом не продлится. Я только жалела, что она закончилась вот так, когда я к этому совершенно не готова и прошло еще так мало дней. И так мало ночей. Совсем не по-дружески. В атмосфере всеобщего порицания. Пока я все еще хочу его. Я знала, что когда-нибудь буду со смехом вспоминать выражение его лица, когда он увидел шарики с цифрой «50», и то, как он повернулся на каблуках и убежал при упоминании о моем прессе. Надо только дожить до этого «когда-нибудь», вот и всё.
Я сунула в рот большой кусок торта, полюбовалась удовлетворенной улыбкой Виктории и чуть не выплюнула весь торт обратно, когда зазвонил телефон.
— Ну вот, пожалуйста, — подмигнула Беверли. — Он хочет сказать, что сейчас зайдет!
— Здравствуй, Элисон, дорогая! — Это был голос моей матери с Майорки. — Звоню поздравить тебя с пятидесятилетием!
— Мам! — закричала я, брызгая на трубку шоколадом. — Мы пытались найти тебя! Что это за ерунда? Насчет того, чтобы остаться там?
— Это не ерунда, — твердо сказала мать. Я так и видела, как окаменело ее лицо. — Мы собираемся заняться бизнесом. Мы покупаем маленький бар на главной площади у самого моря!
— Не может быть! Ради бога, мамочка, скажи, что ты еще ничего не подписала…
— Нет, мы всё подписали! Мы приедем домой в конце месяца, на пару недель, чтобы утрясти все наши дела в Англии, упаковать вещи…
— Мама!
— …а бар мы переоборудуем и оформим в стиле кокни.
— Мама!
— И будем готовы открыться в следующем месяце. Захватим пик сезона. Мы сняли жилье рядом с…
— Мама, послушай меня!!!
Молчание. Я слышала собственное тяжелое дыхание в телефонной трубке. Вдох, выдох, вдох, выдох. Успокойся, успокойся.
— Незачем так кричать, — обиженно сказала мама.
— Я не могу поверить, что ты это сделала, — простонала я. Вдох, выдох, вдох, выдох. — Ты же ничего не знаешь о пабах…
— Мы всё прекрасно знаем. У Теда был паб. «Белый олень», в Тоттенхэме. Знаешь, где автобусное кольцо, за магазином Вулворта…
— Но это совсем не то же самое, что этот чертов бар в стиле кокни на Майорке! — Дыши. Вдох — раз, два, три, выдох — раз, два, три. Постараться успокоиться…
— Что она говорит? — прошипела Бев через всю комнату.
— Они открываются в следующем месяце, — сказала я, передавая ей трубку. — Сама с ней поговори.
— Мам? — Беверли старалась, чтобы ее голос звучал радостно и ободряюще. — Как дела? Нашли подходящее заведение, да? — Не очень хорошая мысль — снисходительно разговаривать с нашей мамой. Даже до меня донесся негодующий рокот, а бедной Беверли пришлось отодвинуть трубку подальше от уха. — Ну конечно, мы все желаем тебе добра, мам. Да нет, ничего мы не отвергаем. Мы просто озабочены. Но ты же должна понимать, что мы волнуемся… Да, я знаю, что за тобой отлично может присмотреть Тед, но мы же его почти не знаем, правда, мам? Нет, я уверена, что он прекрасный человек… Да, думаю, он действительно заботится о тебе гораздо больше, чем я… О, ради бога! — Бев швырнула трубку назад мне; лицо у нее было красное, руки дрожали. — Мне нужно выпить!
Я сделала еще несколько вдохов и выдохов с трубкой в руках, прежде чем продолжить.
— Ты, — медленно проговорила я матери, — не совсем здорова.
— Здесь я чувствую себя гораздо лучше. Солнце. Это мне очень полезно. Я помолодела на двадцать лет.
Помолодела на двадцать лет. Черт, это ведь немало, правда? И, если говорить честно, голос у нее стал совсем другой. Оживленный, возбужденный. У нее снова появился интерес к жизни, она снова строит планы. Надежда. Вот что требуется всем нам, без исключения. Нам нужно просыпаться по утрам и думать: «Сегодня будет отличный день.
Он может быть захватывающим, он может быть интересным!» — даже если на самом деле день получается скучным и нудным. Даже если все до единого дни нашей жизни до сих пор были скучными и нудными, нам необходимо верить, что, может быть, завтра нас ждет нечто совершенно другое. Потому что, если это не так, то какой во всем этом смысл? Можно с тем же успехом весь день оставаться в постели.
Как знать, вдруг до сих пор моя мать чувствовала себя так, словно все время проводит в постели? А зачем ей было вставать, если хорошенько подумать? Ей все надоело, она скучала и жаловалась. Каждый день она находила какую-нибудь новую проблему, очередную болезнь или недомогание. Нечто такое, на что можно посетовать, что может осложнить жизнь еще кому-нибудь. А теперь она наслаждается солнечным светом с мужчиной, который любит ее, и, конечно, она чувствует себя на двадцать лет моложе. Да что со мной такое? Неужели это просто зависть?
— Прости меня, мамочка, — сказала я совсем тихо.
— Простить? За что? — спросила она, явно удивленная. Внезапно во мне возникло удивительно теплое чувство к ней. Это произошло чуть ли не первый раз в жизни.
— Прости, что я была… да, немного негативно настроена. Если ты посоветуешься с хорошим юристом… да, я уверена, что Тед знает, что делает, но… да, и совет финансиста тоже… Нет, я в этом не сомневаюсь; судя по тому, что ты говоришь, он просто супермен… ну, я надеюсь, У вас все пойдет удачно. И Беверли тоже. Да, она кивает мне через комнату, она тоже на это надеется. — Беверли приветственно подняла бокал с вином с совершенно безмятежным видом. — И девочки тоже здесь, мам!
Виктория и Люси — они обе надеются, что все будет хорошо! Ладно, слушай, этот разговор будет стоить тебе кучу денег, так что… Да, у меня чудесный день рождения, спасибо. И… мы желаем тебе удачи. Что бы ни случилось.
Если все пойдет не так. Если ты разлюбишь Теда. Если атмосфера праздника улетучится, реальность окажется слишком жестокой, а мечта — слишком труднодостижимой. Если вы начнете ссориться и внезапно тебе захочется вернуться в Англию, к старым, знакомым переживаниям и старым, знакомым неурядицам. Когда это случится — если это случится, — мы будем с тобой, мама, потому что именно для этого существует семья, правда?
Я повесила трубку и оглядела комнату. Там сидели мои дочери в новых нарядах, с остатками торта на тарелках, и моя сестра откинулась в кресле с бокалом вина. На ней все еще был передник, напоминавший о том, что она провела сегодня много времени на кухне, готовила пиццу и закуски. И цветы, и поздравительные открытки, и шарики, привязанные к карнизу для занавесок. И внезапно все это вызвало во мне такую бурю чувств, что пришлось сглотнуть несколько раз и налить себе еще вина.
— Что она еще сказала? — спросила Беверли, не совсем четко произнося согласные.
— Что она скучает по всем нам.
— Так я и поверила!
— И мы увидимся через несколько недель, когда они приедут забрать вещи.
— Если к тому времени не передумают!
— По-моему, это ты уговаривала не вмешиваться в их дела.
— Ну да, конечно. Я только скептически настроена относительно их долгосрочных планов.
— Ну и что?
Примерно минуту мы все смотрели друг на друга. Виктория стянула с блюда последний кусочек бисквита и облизала губы.
— Мама права, — объявила она. — И что такого, если все это быстро кончится? По крайней мере, сейчас бабуля счастлива. И сколько бы это ни продлилось — неделю, месяц или год, в ее возрасте это в любом случае прекрасно, правда?
— Быть счастливой прекрасно в любом возрасте, — напомнила я дочери. — Счастье, увы, нельзя назвать естественным состоянием человека.
— Значит, бабуле повезло, — серьезно заметила Люси. — Потому что, если вы спросите меня, я скажу, что до того она совсем не казалась счастливой.
— Лучше поздно, чем никогда, — засмеялась Виктория.
— Да. И по крайней мере некоторое время мне не придется возить ее в больницу, — сказала я, внезапно почувствовав, что с плеч у меня упал тяжеленный камень. — А если вы захотите отдохнуть, — с улыбкой добавила я, — она просила передать, что будет очень рада видеть вас у себя в любое время.