Разумеется. Это совершенно очевидно.
Или нет?
Я лежала на пляже, закрыв глаза, и представляла себе очень странную сцену. Там был Пол, одетый в свой лучший серый костюм (тот, что для интервью и крестин), с белой гвоздикой в петлице, и Линнетт, в ниспадающем белом свадебном платье с фатой. Она идет к нему по проходу к алтарю, а за ней две подружки невесты в бледно-розовых платьях несут ее шлейф и… Погодите минутку! Открутите-ка пленку назад! Кто эти подружки невесты с ангельскими улыбками, букетиками роз и в атласных туфельках… Виктория и Люси?! Глаза у меня широко раскрылись от ужаса и шока. Ну нет! Не пойдут же против меня мои собственные дочери, правда? Они не станут подружками этой адской невесты, похитительницы мужей, злой мачехи…
Мачеха! Я поежилась от этой новой, еще более пугающей мысли.
Как она смеет! Как смеет эта шлюха иметь хоть какое-то отношение к моим дочерям! Мои дочери, мои дети, мои девочки, которых я произвела на свет в муках, со стонами, проклятиями и обращениями к Богу просьбами немедленно убить меня и покончить со всем этим. Она ничего подобного не испытывала, правда? Она не смотрела, как ее тело становится все толще и толще, а потом разрывается на части, как червяк, из-за которого подрались воробьи. Она не испортила себе грудь, а потом и счет в банке, выкармливая их, и на лбу у нее нет морщин от волнений за них.
Она не станет их мачехой! Они не будут ее подружками невесты! Она не выйдет замуж за моего чертова мужа. Хочу я этого или нет!
Я пустила свое мысленное видео на обратную перемотку. Виктория и Люси прошли назад по проходу между рядами, волоча Линнетт за шлейф. Ха! Так-то лучше. Пол с удивлением огляделся, разыскивая ее, а потом тоже ушел, оставив в одиночестве викария, который только открывал и закрывал рот, словно золотая рыбка. Я докрутила пленку до конца. Люди задом наперед вышли из церкви. Свадебные машины, украшенные белыми лентами, задом наперед уехали. А это кто? Я нахмурилась, вглядываясь закрытыми глазами в свои мысли. Кто эта жалкая фигура в саронге, уходящая задом наперед от ворот церкви? Неужели это я? Нет, мне определенно нужно похудеть, прежде чем я смогу снова появляться в собственных фантазиях о свадьбах.
— Я этого не вынесу, — сказала я Беверли за обедом. Я чувствовала себя лучше, потому что теперь точно знала, что думаю по этому поводу. — Она не выйдет замуж за Пола. Он женат на мне.
— Возможно, он захочет развода.
— Он бы уже сказал мне об этом. Он никогда не говорил ничего подобного. Нет. Он не хочет жениться на ней. Он хочет быть женатым на мне. Линнетт — просто интрижка на стороне.
— Элли…
— Не надо так на меня смотреть.
— Скорее всего, она его любит, Элли. По-настоящему любит. Ты никогда не пробовала взглянуть на все это с такой точки зрения?
Нет, честно говоря. Не пробовала и не собираюсь. Любовь, ха! Я вообще начинаю сомневаться в существовании этой штуки.
Я начинаю думать, что это очередная волшебная сказка. Вообще-то я даже думаю, что скорее можно поверить в «Белоснежку и семь гномов» с маленькими смешными человечками, злой ведьмой и отравленным яблоком, чем в мысль о том, что можно влюбиться (и продолжать любить). По-моему, все это заговор с целью заставить нас размножаться.
— Нет, — твердо сказала я. — Она его не любит. Она просто хотела украсть его у меня и моих детей. Так вот, это ей не удастся. Она никогда не будет его женой и никогда не будет их мачехой! Нет, пусть лучше умрет!
Тут я немного вышла из себя.
— Элли! — снова встряла Беверли. — Не следует говорить такие вещи. Ты ведь не думаешь так на самом деле.
— Да неужели? — мрачно откликнулась я. — Вот увидишь, что я на самом деле думаю.
У меня в голове снова начался фильм, только на этот раз в кадре были похороны. Пол был в другом костюме — черном — и без гвоздики. Я быстро нажала «паузу». Да, это, кажется, немножко чересчур. Я помедлила, поднеся палец к виртуальной кнопке «пуск», потом торопливо нажала на «стоп». Я всегда могу посмотреть это в другой раз, если очень захочется. Пожалуй. Пока можно подождать.
— Я не знаю, чему ты улыбаешься, — сказала Бев, покачав головой. Она явно была шокирована. — Мне кажется, это что-то болезненное.
— Да, — мрачно кивнула я. — Думаю, так оно и есть.
Я уже почти спала, когда позвонила Виктория.
— Мам? Ты еще не в постели?
— Ну… — Я лежала, одетая, на кровати, обдумывая важные вопросы, вроде того, стоит ли мне садиться на диету и оставлять ли в живых Линнетт, и слегка задремала.
Было только половина девятого. Забавно, как сильно можно устать, ничего не делая.
— Ты уже слышала о Линнетт? — спросила Виктория, безо всякой преамбулы переходя прямо к сути.
— А что с ней?
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова не запустить видео. Нет, не может быть! Она ведь ничего не говорила о свадьбе?
— Она больна.
— О боже. Надеюсь, серьезно?
— Мам, это ужасно!
— Я шучу; — поспешно сказала я. На самом деле я, конечно, не шутила, но мне не хотелось, чтобы родная дочь думала обо мне плохо. — Так что с ней? Грипп? Корь? Стресс, связанный с переутомлением на работе? — Может, это заразно, я же не знаю.
— Нет. Пищевое отравление.
— Пищевое отравление! Боже! — Не стоило ей есть собственную стряпню. — А папа в порядке?
— Да, если не считать того, что он смертельно волнуется.
— Ой, перестань. Простое расстройство желудка…
— Нет-нет, все серьезно. Она в больнице.
Ох. Я села на кровати. Это уже не смешно. Последние несколько дней я думала гадкие, отвратительные вещи об этой женщине, и вот она отравилась и угодила в больницу. Это испугало меня. Я чувствовала себя так, словно желала ей чего-то подобного. В будущем надо быть поосторожнее со своими мыслями. Если я добиваюсь таких результатов одними фантазиями, что же будет, если я сделаю что-то действительно страшное, например начну втыкать в куклу булавки или рвать фотографии? Ну, делают же люди такие вещи, да?
— Сейчас ей уже лучше? — спросила я дрогнувшим голосом.
— Да. Но она еще очень, очень слаба.
Вот черт. С нарастающим беспокойством я подумала о видеофильме с похоронами. Но ведь я же нажала на «стоп», верно? Честно, я нажала. Я решила, что это уже слишком. Хотя идея была вполне ясна.
— Ну… Я… э-э… мне грустно слышать это… — сказала я, стараясь, чтобы мой голос действительно звучал грустно.
— Дело в том… — Виктория помедлила.
— Что?
Пол решил жениться на ней? Она заболела, и он счел, что обязан предложить ей это. Он ее пожалел. Решил, что она немного развеселится, если оденется в белое и… Нет! Я не собираюсь снова смотреть этот фильм…
— Папа думает, это ты, — выпалила дочь.
— Я? Что я?
— Что ты отравила ее. Линнетт, — добавила она зачем-то.
Я чуть не рассмеялась, но остановила себя, потому что услышала тревожные нотки в голосе Виктории.
— Он думает, ты положила ей в кофе средство от вредителей. — Дочь готова была расплакаться.
— Что за чушь! — воскликнула я. — Бога ради, Виктория, надеюсь, ты велела ему прийти в себя и…
— Он серьезно, мам! Удивляюсь, что он сам тебе не позвонил. Он говорит, ты ей угрожала.
— Я шутила!!!
— И ты налила ей чашку кофе, а потом сказала, что отравила его.
— Да шутила же я! Что с ним такое? Совсем разучился понимать…
Да, конечно. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, что его возлюбленная, слабая и несчастная, лежит на больничной койке. Я почувствовала, как во мне поднимается тревога. Не мог же он говорить серьезно?
— Эту чашку кофе она выпила сто лет назад! — сказала я. — И я даже не знаю, как выглядят эти средства от вредителей! И где их взять.
— Так ты это говорила? Ты сказала, что отравишь ее?
— Виктория, ты же не веришь в эту чушь, правда? Неужели весь мир сошел с ума?
— Нет, мам, — сказала она тихо. Голос у нее дрожал от слез.
Чертов Пол! Я была в ярости. Как он посмел пугать девочек своей ерундой! Он просто хотел отомстить мне за то, что я дразнила Линнетт. Оскорбила ее в лучших чувствах.
— Не обращайте на него внимания! — строго приказала я. — Понятно? И скажите вашему отцу… — Тут я выдохлась. Что, собственно, они могли ему сказать? Что он мерзавец? Чтобы он перестал мутить воду и следил, как бы его подружка еще чего-нибудь не съела? — Скажите ему, что я уже еду домой, — с внезапной решимостью закончила я. — Завтра. Увидимся завтра, хорошо?
— Ладно, — всхлипнула Виктория. — Я скажу ему. Жуткий мерзавец.
Непохоже это было на возвращение домой. Собственные дочери смотрели на меня как на маньяка-убийцу, и даже кот не подходил ко мне — наверняка кто-то сказал ему, что я разбрасываю повсюду средства от вредителей, как карамельки.
— Папа зайдет, — сказала Люси.
— Ну надо же.
— Хочет с тобой поговорить.
— Уж конечно, — мрачно кивнула я.
— Как ты? — спросила дочка, включая чайник.
А как я? Я непонимающе уставилась на нее. Это же Линнетт больна, правда? Ой. Погодите минутку — стресс от переутомления на работе! Я совсем про него забыла!
— Отлично, отлично, — туманно сказала я. — В понедельник на работу.
— Если доктор тебя выпишет, — предупредила она.
— Ну, с этим проблем не будет, если только никто не скажет ему, что я серийная отравительница.
— Это не смешно, мам.
А я и не смеюсь.
Пол присел на край дивана и тревожно посмотрел на меня. И как я этого добилась? Все домашние ходили вокруг на цыпочках и поглядывали на меня с уважением, смешанным со страхом. Вот что мне надо было делать, когда дети были маленькие и не слушались, а Пол отказывался помогать. Какая же я дурочка! Если бы только я догадалась распустить слух, что я сумасшедшая и у меня припрятан смертельный яд!
— Ты прибавила в весе, — сказал он.
— Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь.
Призрак улыбки. Возможно, он еще не окончательно уверен, что я спятила.
— В смысле, я думал, что ты будешь… ну, ты знаешь. Больной. Худой. Истощенной. Бледной. Опустошенной…