— Ну хорошо, я поняла. А я, наоборот, выгляжу здоровой и толстой. Может, это потому, что со мной все в порядке?
Он пропустил это мимо ушей, как и все остальные.
— Мне очень жаль, что Линнетт плохо себя чувствует, — со значительным усилием выговорила я.
— Она очень больна.
— Да, мне сказали.
Мы посмотрели друг на друга. Твой ход. Нет, твой.
— Пищевое отравление, — сказал он, кивнув мне.
— Ужасно.
— Они сказали, она съела что-то не то.
— Обычно так и бывает. Потому-то это и называется…
— Элли! — рявкнул он. — Пожалуйста, хоть раз, не будь такой легкомысленной.
— Извини.
— Это подействовало на почки.
— Бедная. Это ужасно. Но ей уже лучше?
— Да. Я все это говорю, Элли, то есть пытаюсь сказать, потому что…
Я посмотрела на него с интересом. Вежливым, озабоченным интересом. Потому что?…
— Кот. У него те же симптомы, правда? И на почки тоже подействовало.
Мне пришлось признать, что это действительно очень интересно. Удивительное совпадение. И какие выводы он из этого делает? Линнетг похожа на моего кота? Или она подцепила эту заразу от Кексика? Я слегка нахмурилась, мечтая выяснить, в чем дело. Валяй, просвети меня.
— И ветеринар сказал, что это отравление средствами от вредителей.
— Ветеринар? Линнетт консультировалась у ветеринара?
— Не глупи, Элли. Ветеринар, которому ты показывала Кексика. Он сказал, что…
— А-а, ну так он просто говорил, что кошки часто травятся средствами от вредителей, вот и все.
Я уставилась на него.
Ты что, хочешь сказать, что я отравила собственного кота?!
Я прижала руки ко рту. Это какой-то кошмар. Ушам своим не верю. Господи, одно дело подозревать, что я пыталась разделаться с Линнетт, но мой собственный кот? Какой же маньячкой он меня считает?
— Ты хотела узнать, сколько понадобится, Элли? Сколько нужно этой отравы, чтобы убить кота? А потом бросила ее в кофе Линнетт?
— Я вообще не знаю, что это такое, эти средства от вредителей! — прошептала я.
— Они убивают вредителей, — сухо сказал он.
— Пол, но ты же не серьезно, правда? Я понимаю, ты просто хочешь отомстить мне за то, что я дразнила Линнетт, но это правда не смешно…
— Нет. Не смешно.
— Ну, иногда я говорю такие вещи. Это просто… разрядка. Для чувств. Бог мой, нельзя же винить меня за то, что я чувствую! Но это ведь только так, пустой звук. Неужели ты считаешь, что я способна всерьез навредить кому-то…
— Обычно нет.
— А это что должно означать?
— Ну, как все тебе говорят, сейчас ты ведешь себя не совсем нормально. Это не вполне ты, понимаешь?
Я уставилась на свои ноги. Они выглядели вполне нормальными. Руки и плечи тоже вроде не изменились. Живот, конечно, толще, чем нужно, но все равно он мой. Я — это я. Я не изменилась! Я же не превращаюсь в монстра по ночам, правда?
— Но ты не… не собираешься никому об этом рассказывать? — тихо спросила я. Голос у меня дрожал.
— Пока нет, — буркнул Пол.
Пока нет. Это прозвучало как угроза. Пока нет, но я могу. Могу рассказать газетчикам, местной радиостанции, полиции.
Я содрогнулась. Полуночный стук в дверь.
— Миссис Бриджмен? Жена мистера Бриджмена, ныне проживающего у Линнетт из частной больницы? Мы арестовываем вас по обвинению в попытке убийства путем отравления черно-белого кота и худой рыжеволосой женщины. Вы не обязаны отвечать на вопросы, но…
— Я этого не делала! — завизжу я. — Я люблю этого кота! Он мой единственный друг в целом мире! Спросите его! Давайте, спросите его! Он скажет, как я его люблю, как я разговариваю с ним, когда кормлю его «Вискасом», как я глажу его, когда он прыгает мне на колени, как я возила его к ветеринару, когда он заболел…
И не смогла заплатить за лечение.
— Единственным свидетелем защиты, — скажет судья на суде, — является черно-белый кот, который отказывается отвечать на вопросы.
— Принес ли кот присягу?
— Он не хочет класть лапу на Библию, милорд.
— Арестуйте это животное за неуважение к суду!
— Кексик! — закричу я, когда его уведут в цепях, жалобно мяукающего.
— Вы не получите кекс там, куда вы отправитесь, — рявкнет тюремщик, и меня увезут в «воронке», а вокруг будет толпиться народ, они будут заглядывать в окна и кричать на меня.
«Отравительница средствами от вредителей!» — будут вопить заголовки таблоидов. «Женщина испытывала отраву для любовницы мужа на собственном коте!»
И все защитники прав животных в стране будут посылать мне в тюрьму злобные письма, и меня переведут в одиночную камеру, чтобы оградить от меня других заключенных, которые не захотят терпеть рядом с собой человека, способного отравить кота.
Никто не будет скорбеть о Линнетт, кроме Пола, который посвятит остаток жизни борьбе за ужесточение моего приговора. Я буду чахнуть в тюрьме, медленно теряя рассудок, перестану разговаривать с людьми и только иногда буду рыдать и кричать: «Кексик!» Какой-нибудь мягкосердечный посетитель сжалится надо мной и принесет мне кусочек фруктового десерта, и не сможет понять, почему я брошу его на пол и начну топтать ногами, продолжая призывать Кексика, моего единственного друга, который мог бы спасти меня, если бы умел говорить…
— Что? — рявкнул Пол.
— Если бы только он умел говорить, — повторила я, с удивлением обнаружив, что говорю вслух. — Кексик. Он бы сказал тебе, что я не давала ему яда.
— Извини, Элли. Коты не умеют говорить, — резко сказал он, поднимаясь на ноги. — Потому-то ты и попробовала на нем эту дрянь, да?
Я уставилась на него:
— Пол! Но ты же не думаешь?…
— Я пойду, — отрезал он.
Гундосая Николя, кажется, удивилась, услышав мой голос.
— Ах, да! Элли! — сказала она, как будто забыла, кто я такая. — Как дела? Вы… э-э… повредили спину или что-то в этом роде, да?
— Нет. У меня был стресс, — твердо ответила я, страстно желая добавить «от переутомления на работе», но не осмеливаясь сделать это.
— Ах, да. Ну и как ваш стресс?
Она не могла бы говорить менее заинтересованно, даже если бы постаралась. Возможно, Саймон как раз целует ее в ушко.
— Мне уже лучше, спасибо, — с достоинством ответила я. — Я выйду на работу в понедельник.
— Правда? Вы уверены?
Мне не понравился ее тон. Они должны были ожидать моего возвращения. Три недели как раз истекали.
— Конечно, я уверена, — сказала я, стараясь придать своему голосу оптимизм.
— А доктор вас уже выписал?
— Он сделает это завтра. Я иду на прием утром. Так что ждите меня в понедельник.
— Тогда окажите мне одну услугу, Элли. Позвоните еще раз, когда придете от доктора, хорошо? — Николя говорила мягким, низким голосом, как будто имела дело с ребенком, страдающим глухотой. — Тогда мы все обсудим.
Все обсудим? Что обсудим? И какого черта я загнала себя в ситуацию, когда мне приходится что-то обсуждать с жалкой секретаршей?
— Мне бы хотелось поговорить с Саймоном, — твердо заявила я. — Немедленно.
Если только он в силах вылезти из-под твоей юбки.
— Извините, Элли, — ласково пропела Гундосая Николя. — Его сейчас нет на месте.
Ну конечно.
— В таком случае, я позвоню ему позже, — сказала я.
— Да, так будет лучше всего. Позвоните, когда повидаетесь с доктором. Хорошо, Элли? Тогда и обсудим всё как следует.
Остаток дня я потратила на обдумывание вопроса, что такое «всё» и почему его нужно обсуждать «как следует». В конце концов, я не выдержала и позвонила по прямому номеру в мой собственный кабинет.
Лиз с удовольствием успокоит меня и уверит, что ничего страшного не происходит. Она, по крайней мере, будет счастлива услышать, что мне уже лучше. Она будет ждать моего возвращения на работу, верно ведь? Я улыбнулась, уже предвкушая ее радость.
— Только не переутомляйся в первые дни, — скажет она. — Начинай не торопясь и позволь мне отвечать за тебя на звонки и готовить тебе чай…
— Добрый вечер. Чем я могу быть полезной? — сказал странный голос, прерывая мои сладостные мечты.
— Э-э… простите… кто это? — проблеяла я.
— Трейси Макмарн, временный секретарь. Чем могу помочь?
— Ничем! — огрызнулась я. — А Лиз здесь?
В холодной, оскорбленной тишине она переключила звонок.
— Алло? — тревожно сказала Лиз, которую, без сомнения, предупредили, что ей звонит какая-то сумасшедшая.
— Лиз, это я, Элли! Кто эта мерзкая Трейси и что она делает в моем кабинете?
— Привет, Элли! Как ты? Тебе лучше?
Смешно, но голос Лиз очень походил на голос Николя.
— Я в порядке, спасибо. Но кто…
— Ты хорошо провела время в Корнуолле? С сестрой? Погода была хорошая?
Я чувствовала себя ребенком, лежащим в коляске, в то время как взрослые наклоняются над ним и агукают. Вот-вот начнут мурлыкать колыбельную.
— Да, это было здорово, спасибо. Но кто…
— И ты чувствуешь себя лучше? Как будто из отпуска? Красивая и загорелая?
Да, а еще мне пятьдесят лет и я способна понимать предложения, состоящие более чем из пяти слов. И я хочу получить ответы.
— Лиз, — громко сказала я, — кто меня заменяет? Трейси Мак-как-там-ее? Сколько она уже работает и сколько еще планирует оставаться?
— Да, Трейси отлично справляется, — сообщила Лиз тем же тоном, который я использовала, когда мои дочери в первый раз шли в детский сад. — Она просто чудесно справляется. Правда, Трейси?
Вообще-то это я плачу за звонок, а не твоя проклятая Трейси. Могла бы поговорить с ней позже.
— Что, поставила на мой стол свои семейные фотографии? — с горечью спросила я. — И ящики уже вычистила?
— Ну, она прекрасно справляется, — весело прощебетала Лиз, совершенно игнорируя меня. — Она уже знает большинство клиентов. Правда, Трейси?
Я ненавидела ее. Сука.
— Ходит с тобой в паб по пятницам, так, что ли? — настаивала я, стиснув телефонную трубку.
— Да-да, мы часто выпиваем вместе. Правда, Трейси?
— И она наверняка ищет постоянную работу, да?