— Ты выглядишь гораздо лучше, Элли, дорогая. Ты повеселела, успокоилась и помолодела. Продолжай эту диету, бег или чем ты там еще занимаешься!
Гораздо лучше? Почему все постоянно это говорят, учитывая, что со мной и так все было в порядке?
Это она выглядит лучше… Наверное, она теперь иначе смотрит на меня, потому что сама стала счастливее.
Виктория пришла домой как раз в тот момент, когда мама с Тедом садились в такси, так что обе девочки успели попрощаться с бабушкой, а потом мы сели все вместе выпить чаю и поговорить о серьезных вещах.
— Люси некоторое время поживет у Беверли, — сказала я Виктории.
Старшенькая кивнула:
— Хорошая идея.
Я уставилась на нее:
— Ты не возражаешь? Тебя это не смущает?
— А почему меня это должно смущать? Я могу ей звонить. И она вернется домой к сентябрю.
— Не вернусь! — отрезала Люси. — Я останусь там и выйду замуж за Нейла. Вот увидишь, я не вернусь.
— Как скажешь, — пожала плечами Виктория. Ей явно все это надоело.
— Я так и говорю! — сказала Люси, красноречиво набиваясь на драку.
— Ну, тетушка Бев живо с тобой разберется. Она ведь феминистка, правда, мам?
— В некотором роде, — уклончиво ответила я, думая о Лоренцо и о том, станет ли он бродить по дому, пока там будет Люси.
— Держу пари, что ей в жизни не нужен мужчина! — сказала Виктория.
Пожалуй, мужчина ей не нужен. Ей нужно несколько. Одновременно. Если она и «разберется с Люси», то только убедив мою младшенькую, что не стоит раньше времени останавливаться на каком-то одном мужчине. И, учитывая все последние события, это будет не так уж плохо.
— Это временная мера, — предупредила я Люси. — Мы еще посмотрим, как у вас пойдут дела.
— Когда я приеду туда, мы вместе будем подыскивать собственное жилье, — настаивала Люси. — Я не собираюсь надолго задерживаться у тети Бев.
— Посмотрим, — повторила я.
Я покупала время и знала это.
— Понять не могу, куда я дела эти таблетки, — сказала я, складывая чашки в посудомоечную машину, перед тем как отправиться спать.
— Какие таблетки? — спросила Виктория.
— Ну эти, диази-что-то. Те, что врач мне выписал, а я не стала принимать. Я думала, их съел кот, но…
— Нет! Они у меня.
— У тебя? — Я в ужасе уставилась на дочь.
— Да. Они у меня в сумочке. Вот…
Я знала. Я всегда знала, что рано или поздно это произойдет. Не могло мне так повезти, чтобы обе девочки выросли и ни разу не попробовали наркотики. Воровать таблетки у собственной матери, открыто это признавать… Боже! Значит, ей уже ничем не поможешь. Я пристально смотрела на старшенькую, пытаясь вспомнить, за чем было велено следить в тех листовках, которые они приносили домой из школы. «Угроза наркотиков — руководство для родителей» и «Как узнать, принимает ли мой ребенок наркотики». У нее расширены зрачки? Странный запах изо рта? Или это я уже выдумываю? Может, это чеснок?
— Что ты так смотришь? — с любопытством спросила дочь.
— Какие еще наркотики ты принимаешь? — со вздохом спросила я.
Лучше сразу узнать всю правду.
— Принимаю? Наркотики? Ты о чем?
— Диази-всякое-такое. Что еще? И давно это с тобой?
— Мама! Как тебе не стыдно! Ты отлично знаешь, что я не принимаю никаких наркотиков. Ради бога! Я просто положила их в сумочку, чтобы завтра отвезти в аптеку, потому что ты жаловалась, что все время забываешь.
— О! — Я беспомощно посмотрела на Викторию. — Тогда спасибо. Извини, пожалуйста.
Она подняла брови и покачала головой.
— Нервишки пошаливают, да? — съязвила Люси. — А если у меня голова заболит, я могу принять парацетамол, или ты сразу позвонишь в Отдел по борьбе с наркотиками?
— Ну ладно, ладно, я же извинилась, — пробормотала я, чувствуя себя полной идиоткой. — Я иду спать.
— Она все-таки как-то странно себя ведет, тебе не кажется? — тихо сказала Люси, пока я поднималась по лестнице.
— Да, — ответила Виктория. — К тому же, в любом случае, от диазепама никакого кайфа. Я бы просто заснула, и все.
— Ага. Это все знают, — засмеялась Люси.
Все.
Никогда я эти листовки как следует не читала.
ГЛАВА 13
Понедельник, 7 июля.
Диета: завтрак — оставалась в постели и не могла встать, так что…
Ланч — сэндвич с беконом и томатным соусом.
Обед — очень, очень хорошо — деревенский сырный салат и картошка в мундире.
Позже — использовала остатки бекона, потому что им было очень одиноко на тарелке. Поджарила бекон с двумя яйцами, двумя помидорами и грибами.
НО целый день никакого шоколада и печенья!
Физические нагрузки: отлично. Пробежала несколько миль через парк, вниз к каналу, обратно вверх мимо гаража (чтобы скорчить рожу проклятой машине), вокруг паба и назад. В таком восхищении от собственного героизма, что вечером отправилась еще на одну пробежку (отработать яйца и бекон).
Разумеется, в дневнике я ни словом не упомянула о БМВ.
Это уже начало пугать меня. Я видела эту машину уже несколько раз, и водитель всегда смотрел на меня так, словно был со мной знаком.
Или я ему нравилась? Вряд ли. Стало совсем жарко, и я бегала в шортах в белую и синюю полоску, в розовой майке Виктории с британским флагом на груди и черепом со скрещенными костями на спине и в бейсболке. Добавьте к этому тот факт, что я была очень красная и потная, и вы поймете, что на меня вообще никто не должен был бы смотреть, но поскольку у БМВ был очень необычный номер, я не могла ошибиться. И вот в понедельник, когда я вернулась с утренней пробежки, машина была припаркована у моего дома.
Я замедлила ход, перед тем как повернуть, и увидела ее. Это было странно. Чертовски странно. Водитель сидел в машине, опустив окно и наполовину высунувшись наружу, и курил сигару. Во всю мощь играла песня «Куин» «Я хочу вырваться на волю», и он постукивал рукой в такт музыке. Смешно, как человек замечает такие мелочи. Подойдя ближе, я обнаружила, что на нем кремовая рубашка с короткими рукавами, судя по всему, очень дорогая. Рука, торчавшая из окна, была худой и загорелой, а на пальце блестело толстое золотое кольцо.
«Знает Бог, знает Бог, как на волю я хочу…»
Я очень медленно прошла мимо машины, борясь с желанием заглянуть в окно, и свернула на дорожку к дому.
«Я влюблен, я влюблен… Я влюбился в первый раз; на этот раз я уверен… Знает Бог…»
Я полезла в карман шортов за ключом. Не тот карман. Мне нестерпимо хотелось обернуться и посмотреть на машину, чтобы узнать, смотрит ли на меня водитель.
«Я не могу, когда ты любишь меня так… Я должен быть уверен, что когда выхожу за дверь…»
Есть. Вот он, ключ. Теперь нужно вставить его в замок, открыть дверь и войти. Незачем оглядываться. Просто очень шумно. Эта БМВ к тебе никакого отношения не имеет, простое совпадение.
«О, как я хочу вырваться на волю. Бог знает…»
Щелк. Музыка прекратилась. Воцарилась почти пугающая тишина. Ключ в замке, дверь наполовину открыта, и я удивленно повернулась, услышав, как хлопнула дверца машины. Водитель БМВ выпрямился, пригладил свои и без того гладкие коричневые брюки и седые волосы, снял черные очки и посмотрел прямо на меня:
— Миссис Бриджмен? Элисон Бриджмен?
В течение следующих нескольких секунд я перебирала в уме варианты. Возможно, он психиатр и его прислал доктор Льюис, чтобы проверить, не представляю ли я опасности для окружающих. Или инспектор из Общества охраны животных, которому стало известно о моей репутации отравительницы котов. Или еще того хуже, детектив, которого нанял Пол, чтобы проверить свои подозрения относительно покушения на Линнетт. Опять-таки, возможно, он из лотереи, насчет пропавшего владельца билета, выигравшего миллион фунтов… или агент Джорджа Клуни.
— Простите, а вы кто? — осторожно спросила я.
— Извините, — сказал мужчина, улыбаясь и протягивая мне руку. — Нужно было сразу представиться. Я Ян Унвин. Кажется, вы работаете с моим сыном Саймоном в моей компании?
Вот кого он мне напоминал. Проклятого Сопливого Саймона. Могла бы и сама догадаться.
Мы прошли на кухню — я в шортах и розовой майке с британским флагом, он в своих до хруста отглаженных брюках и кремовой рубашке, — и это так напомнило мне эпизод с его сыном и корзиной цветов, что я просто не в состоянии была сосредоточиться на том, что говорил мистер Унвин.
Поэтому, приготовив напитки, я предложила: «Не хотите ли посидеть в саду?» — тоном герцогини, приглашающей гостей выпить коктейль на террасе. Я слишком поздно вспомнила, что уже месяц не подстригала траву и что на газоне до сих пор валяются бренные останки воробья, убитого Кексиком, с которым коту надоело играть.
— Чудесно, — тем не менее, сказал гость.
Мы вынесли на улицу чай и печенье, и я поставила наши стулья по обе стороны от воробьиного трупа, который мы оба старались не замечать.
— Я заезжал несколько раз, — сказал он. — Но вас никогда нет дома.
— Я была на пробежке. Я очень много…
— Я вас видел. Я, конечно, не знал, что это вы, но я вас заметил. Вы бегали.
— Я тоже вас заметила. — Я вспыхнула в замешательстве: — То есть вашу машину. Номер «IOU 1». Он… примечательный.
— Мои инициалы, — засмеялся он. — Ян Освальд Унвин. Ужасные имена, но инициалы привлекают внимание.
Последовало неловкое молчание. Что ему нужно? Хочет пожурить меня за то, что я угрожала его сыну ножиком для разрезания грейпфрутов?
— Мне жаль, что вы меня не застали, — сказала я.
— Я мог позвонить. Но мне очень хотелось поговорить с вами лично.
Ох, это серьезно. Наверняка ножик для грейпфрута.
— Ваш сын… — начала я.
— Идиот, — сказал он, пожимая плечами.
— Это моя вина, конечно. Не следовало делать его начальником. Слишком большая ответственность для его слабого интеллекта.
— О.
— Но у меня было очень много дел с этим филиалом в Фару.