– Но тот тип, которого он упомянул, Пол Майклс, – вспомнил я, – Раненный грабитель, он ведь лежит прямо в нашей больнице. В критическом состоянии, в соседнем отделении.
– У нас городская больница, – устало ответил Шац, закуривая сигарету, – Все, кому не светит частная лечебница, попадают к нам. Включая таких типов, разумеется.
– Будут ли у вас какие-то особые указания? – поинтересовался я.
– Да нет, пожалуй. В подобных случаях пациенты редко склонны к суициду или агрессии, если чувство вины не выходит из-под контроля. Главное, обеспечить ему покой. Ну, и давать успокаивающее, если понадобится.
У меня было много работы в отделении, чтобы на некоторое время забыть о коротышке, да он и не создавал никаких проблем. Прошел час или два после ужина. Мне пришлось переставить некоторые кровати и сопроводить одного несговорчивого клиента в комнату гидротерапии, так что я почти не обращал внимания на маленького парня, с беспокойством зыркавшего по сторонам.
Вдруг он подошел ко мне, отчего-то нервно трясясь, и схватил меня за плечо обеими руками.
– Я все время думаю об этом… этом имени, – забормотал он. – Я все еще хочу произнести его. Сделайте хоть что-нибудь! Не дайте мне его назвать!
– Кого? – спросил я, не сразу поняв, о чем речь. Только потом до меня дошло: – Ты имеешь в виду этого налетчика, Пола Майклса?..
Коротышка побледнел и прыгнул на меня, желая заткнуть мне рот, но слово уже вырвалось. Пришлось скрутить парня и позвать медсестру, которая вкатила ему фенобарбитал. Все это время, пытаясь успокоить его, я не переставал объяснять, что сожалею о том, что ляпнул это имя.
– Теперь я точно произнесу его, – угрожающе проскрежетал он, весь дрожа, – Даже не сомневайтесь.
Он вяло протопал к окну и сел там, обхватив голову руками.
Я лег спать около полуночи, продолжая размышлять о бедном маленьком парне, который считал, что он может вот так вот запросто убивать людей.
Утром я должен был смениться, но не тут-то было. В коридорах оказалось полно полицейских. И доктор Шац выглядел серьезно взволнованным.
– Я даже не знаю, как сообщить это нашему новому пациенту, – сказал он, качая головой. – Тот Пол Майклс, который лежал…
– Лежал? – оборвал его я. – Что вы хотите сказать? Его перевели в тюремную больницу?
– Он мертв, – произнес Шац.
На несколько секунд я потерял дар речи.
– Ай, болван! – проворчал я, злясь на самого себя, – Я чуть было не поверил, что это сделал коротышка. Ведь Майклс был смертельно ранен. Он одной ногой в могиле стоял.
– Все верно. И не было бы ничего удивительного, если бы он умер… от пулевого ранения. Но ему перерезали горло.
– А коротышка?
– Мы ввели ему мощную дозу нембутала. Он кричал, что произнес имя Майклса трижды, а значит, Майклс должен умереть, и что вся ответственность лежит на нем.
– И он пока еще ничего не знает, – догадался я.
– Естественно, нет. Зачем ему лишние потрясения.
В больнице царила сплошная неразбериха, с верхнего этажа до подвала, так что мне пришлось позабыть о том, что моя смена закончилась. Все наши больные, кроме коротышки, запертого в одиночке, каким-то образом уже узнали о Майклсе – такие вещи просачиваются сами собой, без вашего участия, и мне пришлось потратить время, чтобы успокоить пациентов. Между делом я узнал кое-какие подробности.
Старый коп Слэттэри, который у нас обычно присматривает за пациентами вроде Майклса, дежурил у входа в реанимацию, наблюдая за тем, чтобы туда не входили посторонние. У Майклса был соучастник, он еще оставался на свободе, и полицейские не исключали, что пока раненый преступник в отключке, его сообщник или какой-нибудь наемный убийца могут попытаться прикончить пациента, чтобы тот не развязал язык. Поэтому в таких ситуациях всегда выставляют охрану.
Слэттери, конечно, неплохой коп, но он, возможно, не проявил достаточной бдительности, и кто-то ночью проскользнул мимо него в палату, перерезал Майклсу горло и спокойно удалился. Другие пациенты реанимации находились под лекарствами или спали, так что они ничего не могли рассказать. Слэттери, однако, клялся, что не видел никого, кроме медсестер, дежуривших в палате, или проходивших мимо него по коридору. Он утверждал, что всю ночь не сомкнул глаз, и что самое забавное – медсестры в один голос подтверждали его слова. Хотя, возможно, это не так уж забавно: все они любили старика и могли просто солгать, чтобы никто не мог смешать его с грязью.
Тогда это ставило девушек в еще худшее положение. Если они говорили правду, что Слэттери не спал всю ночь, значит, убийство совершил кто-то из них. Ведь со слов старика, только медсестры входили в палату. Капитан Уоррен из уголовного отдела сразу же просек это и велел девушкам выстроиться перед Слэттери.
– Ну, Слэттери? – сказал Уоррен. – Одна из этих медсестер, вероятно, убийца. Есть среди них кто-нибудь, кто входил в палату не по делу? Или подозрительно вел себя?
С несчастным видом Слэттери прошелся мимо девушек, глядя на их лица. Он покачал головой, как мне показалось, оттого что столкнулся перед серьезной проблемой.
– Было очень тускло в палате, – пробормотал он. – Чтобы не мешать пациентам, горит один ночник, света хватает только для того, чтобы девушки могли спокойно пройти, не спотыкаясь. Я даже не могу быть уверен, кто именно из них входил в палату.
– И никто не вел себя подозрительно? – допытывался капитан.
– Откуда мне знать. Моя работа – не пускать посторонних. Входили одни медсестры, было довольно темно, и даже если бы одна из них спрятала под халатом армейскую винтовку, я бы этого не заметил.
Капитан Уоррен допросил девушек поодиночке, чтобы выяснить, знал ли кто-нибудь из них Майклса достаточно хорошо, чтобы иметь повод прикончить его.
Об этом рассказала Салли Нортон, красотка из кабинета психогигиены, когда вернулась на дежурство после допроса. Зайдя в раздевалку, чтобы переодеться, она вдруг с визгом выскочила обратно, держа что-то в руках. Это был халат. Увидев доктора Шаца, она развернула его перед ним, словно тряпку перед быком.
– Вы только посмотрите, доктор! – кричала она. – Я вчера забрала униформу из прачечной, и еще даже не надевала халат, и во что он теперь превратился!
– Если что-то не так с прачечной, сами с ними разбирайтесь, – раздраженно отмахнулся он. – У меня и так хватает проблем с пациентами, из-за всей этой шумихи с Майклсом.
– Но в том-то и дело. Я не удивлюсь, если это имеет какое-то отношение к Майклсу, – и она показала ему рукав, на котором были красные пятна по краю, возле запястья.
Шац позвал капитана Уоррена и доктора Мерримена, главу отделения. Мерримен выглядел еще хуже, чем обычно, держа руку за пазухой, со стороны сердца. Все это волнение доставляло ему больше беспокойства, чем наши пациенты.
Уоррен очень заинтересовался находкой. Здесь же, в больнице, провели тест и установили, что кровь на халате имеет ту же, третью группу, что была у Майклса. Он, разумеется, был не единственным пациентом в больнице с такой группой крови, но капитан Уоррен не мог проигнорировать этот факт.
Он начал было давить на Салли, но тут вмешался доктор Мерримен и рассказал ему о нашем коротышке, и про его историю с трижды произнесенными именами.
– Какого черта, что за чушь? – возмутился Уоррен. – Мне нужны доказательства, а не фантазии какого-то чокнутого парня.
– Действительно, – торопливо вставил доктор Шац, пытаясь остановить доктора Мерримена, но не решаясь открыто прервать его. – Это довольно типичное заблуждение, правды в нем не больше, чем в рассказах о ведьмах или гоблинах. Я не хотел бы тревожить пациента по этому поводу.
– Можете не беспокоиться, – сказал Уоррен. – У меня есть более важные вещи.
– Дело в том, – продолжал доктор Мерримен, – что этот человек, утверждает, заметьте это, что он боялся упоминать имя Пола Майклса. Именно поэтому он хотел, чтобы его заперли здесь.
Уоррен озадаченно посмотрел на него.
– Хотите сказать, вы верите в то, что он назвал имя Майклса три раза, и тот умер.
– Конечно, нет, – сухо ответил Мерримен. – Это поразительное совпадение, которое заслуживает внимания, вот и все. Или, возможно, мое представление о работе полиции отличается от вашего.
Я не знаю, как Шацу это удалось, но он убедил капитана Уоррена, что доктор Мерримен уже в годах, и его старческую причуду следовало бы удовлетворить. Я сопроводил их до кровати коротышки, только-только начавшего выходить из-под седативного воздействия препарата. Он еще был немного не в себе, но, увидев, как мы вошли, спрятал левую руку под одеяло.
Собственно, все, что вам нужно, чтобы заставить полицейского незамедлительно среагировать – так это либо среди бела дня как угорелому выбежать из банка, или вот так подозрительно быстро спрятать руку. Уоррен сорвал с пациента одеяло и после недолгого сопротивления заставил раскрыть пальцы. Под ногтем мизинца коротышки виднелось что-то красное.
– Кровь? – поразившись, спросил я, после чего мне пришлось заняться пациентом. Он так и норовил вырваться, пока капитан Уоррен пытался сделать соскоб с его пальцев.
Это оказалась не кровь. Губная помада, что можно было определить и без лаборатории.
– Ну, вот, – убежденно заметил доктор Шац. – Видите? Вы нарушили покой моего пациента, и ради чего?
– Это мое дело, – сквозь зубы ответил Уоррен. – И я собираюсь еще немного побеспокоить его.
Он заставил меня вывести коротышку. Я не хотел, но доктор Мерримен отверг возражения Шаца, и приказал мне. Двое полицейских силой переодели парня в халат Салли Нортон и накрасили ему губы красной помадой.
А знаете, в этом стройнящем халатике и с колпачком на голове он выглядел весьма неплохо. Даже интереснее, чем Салли, надо сказать.
– Ладно, – согласился Шац, – возможно, он сумел бы в полумраке проскользнуть мимо Слэттери. Допускаю. Но почему вы считаете, что он это сделал. Да и зачем ему это?