Теперь Мэй была в будущем. Они не казнят ее. Они расценивали преступления как болезнь и готовы были подвергнуть ее удивительно продвинутой терапии, чтобы превратить в полезного и достойного гражданина той эпохи, находиться в которой доставило мне больше счастья, чем я когда-либо испытывал в жизни.
Я сидел и пытался напоить себя бренди, который за эти века должен был высохнуть до кирпичной твердости. Все это время Лу Пэйп, держа руку возле кобуры, стоял в дверном проеме. Он не сводил с меня взгляда, пока не появился какой-то человек, назвавшийся Иеремией Ааронсоном. Он коротко поздоровался со мной, и Лу повел его наверх.
Прошла минута, прежде чем я понял, что они собираются делать. И я побежал за ними.
Я успел вовремя. Ааронсон пытался снять кожух с двигателей, но вдруг отпрыгнул назад – от ярко вспыхнувшего дугового разряда.
МАШИНУ объяло огнем. Нам оставалось лишь беспомощно наблюдать, как плавились ее двигатели, пульт управления, панели и сетчатая кабина. Они ослепительно вспыхивали и, переплетаясь между собой, превращались в обугленную и расплавленную массу.
– Вот, черт! – с горьким разочарованием сказал Ааронсон. – Короткое замыкание, на случай вмешательства. Скорее всего, в самых важных местах конструкции стояли запалы. По-другому эти разрушения не объяснишь.
Он мельком посмотрел на свою руку и увидел, что она обожжена. Словно сейчас только почувствовав боль, он подул на ожог, потряс рукой и вытащил платок из дальнего кармана, для этого ему пришлось извернуться, действуя свободной рукой.
Лу беспомощно уставился на кучу дымящихся останков.
– Можете ли вы понять, что это было, профессор? – спросил он.
– А вы можете? – взорвался Ааронсон, – Как можно из этой кучки определить назначение машины, если от нее не осталось ни одной целой детали.
Обернув руку носовым платком, он убрался.
Лу в раздражении пнул искривленную огнем трубу.
– Ааронсон – один из самых толковых физиков, Марк. Я надеялся, он скажет что-нибудь об этой машине. А, черт! Я хочу поверить тебе, Марк, но я не могу. Все еще не могу. Теперь мы должны будем обшарить весь дом, чтобы найти ее тело.
– Вы не найдете ни ее, ни секрета машины, – ответил я безучастно. – Я говорил тебе, они сказали, что тайна ее создания будет потеряна. Именно так и вышло. А я никогда не смогу снова отправиться в будущее. Я никогда не увижу их. И не увижу Мэй Робертс. Они помогут ей, избавят ее от ненависти и мстительности. Но, черт возьми, это не радует меня, потому что машины больше нет, а она теперь на несколько поколений впереди.
Он озадаченно повернулся ко мне.
– Ты не боишься, что мы отыщем ее тело, Марк?
– Можешь разобрать весь дом, если хочешь.
– Если нужно будет, сделаем, – ответил он. – Я должен вызвать кого-нибудь из убойного отдела.
– Вызывай хоть морскую пехоту. Зови кого хочешь.
– Ты должен будешь оставаться под стражей, пока мы не закончим.
Я пожал плечами.
– Все равно вы не оставите меня в покое, пока будете здесь рыть. Мне плевать. Пусть арест, пусть обвинение в убийстве. А теперь я должен привести себя в порядок. У людей будущего это получается быстрее и лучше, но я надеюсь, что немного приятной тишины и спокойствия помогут мне справиться с этим.
ОН больше не беспокоил меня и не произнес ни слова, пока мы ждали прибытия группы. Сидя в кресле, я для начала отгородился мысленно от Лу, а затем и от прибывших людей, с их грохочущими молотками и ломами, а потом и от всего мира.
Мэй была безжалостна и черства, и она убивала стариков, испытывая не больше сострадания к ним, чем волк, очутившийся среди стада беспомощных овец.
Но Бланделл и Карр сказали мне, что она была такой же жертвой, как те старики, которые умирали от истощения со своим нетронутым богатством, лежавшим на счетах в банках, в чулках под матрасами или в их потертой одежде. Она нуждалась в лечении той болезни, которая передалась ей от отца. Но даже он, как сказали бы они, при надлежащей заботе, возможно, избавился бы от серьезного нервного недуга и стал бы великим и почтенным ученым.
Они открыли мне правду и заставили меня ненавидеть ее, но затем они объяснили свою точку зрения, и получилось так, что моя ненависть стала невозможной.
Я был здесь, в настоящем, но без Мэй. И машина больше не существовала. Тоска от того, что я не мог ничего изменить, грозила уничтожить меня, довести до мысли о самоубийстве. Но я не имел никакого на это права. Никто и никогда не имеет такого права, говорили они мне, – даже если некоторые ситуации просто невозможно решить.
Я вернулся в действительность, только когда вызванная группа собралась и покинула здание, а Лу Пейп вернулся туда, где запер меня.
– Ты знал, что мы не найдем ее, – сказал он.
– Это я тебе все время твердил.
– Где она?
– В Порт-Саиде, в экзотической адской бездне мира, где танцует, прячась под вуалью, перед развратными…
– Оставь эти шутки! Где она?
– Какая разница, Лу? Ее здесь нет, правда?
– Это не значит, что она не может быть где-то в другом месте, мертвой.
– Она жива. Ты можешь не верить мне ни в чем другом, но хотя бы в это поверь.
Он вытащил меня из кресла и пристально уставился в мое лицо.
– Ты не лжешь, – наконец, признал он. – Я отлично знаю тебя, чтобы это понять.
– Ну и хорошо.
– Но тогда ты – просто чертов глупец, если считаешь, что тебе достался бы этот лакомый кусочек. Я не говорю о том, что ты не достоин женского внимания, но судя по тому, что я услышал, она – скорее змея, чем женщина. Даже если бы ты был богат, или лучше выглядел, чем она…
– Но только не после того, как мои друзья помогут ей. Она встретит хорошего человека, когда поймет все, и я бы очень хотел оказаться на его месте.
Я ощупал рукой лысую макушку.
– С копной волос, я выглядел бы на свой реальный возраст. Если помнишь, я на целый год младше тебя. Мы подошли бы друг другу – они проверяли нашу эмоциональную совместимость, и мы отлично сочетались. Единственная проблема в том, что я лысый. Они возможно, сумели бы нарастить мне новую шевелюру, и тогда мы с Мэй уж точно подошли бы друг другу, как джин с тоником.
ЛУ от удивления выгнул брови.
– Они действительно могли отрастить тебе волосы?
– Конечно. Хочешь знать, почему я не позволил им? – Я посмотрел из окна на дымный город. – Вот почему. Они не могли сказать мне, вернусь ли я когда-нибудь в будущее. А я не желал рисковать. Поэтому не захотел расставаться с тем, что меня здесь кормит – вдруг бы оказался на мели в собственном времени. Ладно, лучше скажи, что мы все еще тут делаем?
– Нужно выставить охрану вокруг дома и описать имущество, чтобы ничего не пропало, пока она не вернется…
– Она не вернется.
– … или не будет юридически признана мертвой.
– А что со мной? – перебил я.
– Мы не можем задержать тебя без доказательств.
– Это хорошо. Тогда давай уберемся отсюда.
– Я должен оставаться на дежурстве, – возразил он.
– Не сейчас. У меня при себе больше 15000 долларов наличными и еще больше на книжках. Достаточно деньжат, чтобы хватило нам обоим.
– Достаточно, чтобы убить ее из-за этого?
– Достаточно, чтобы хватило нам обоим, – упрямо повторил я. – Я же говорил тебе, у меня были деньги, прежде чем она отправила меня в будущее.
– Хорошо, хорошо, – прервал он. – Давай не будем начинать это снова. Мы не смогли найти тело, так что ты свободен. А теперь… Подожди-ка. Что ты там говоришь о деньжатах?
Я взял его за руку и направил к выходу.
– В этом городе нет худшего полицейского, чем ты, – сказал я. – Спросишь, почему? Да потому что ты – актер, а не полицейский. Возвращайся на сцену, Лу. Этих денег нам хватит до конца наших дней.
Он, сощурившись, посмотрел на меня, когда я упомянул об актерстве.
– Но это ведь не взятка, верно?
– Считай это своего рода данью памяти о тех многих бедных, невинно замученных стариках и о больной, несчастной женщине.
Мы шли в тишине, в чистом солнечном сиянии. Это была наша тишина. Глянцевые легковые автомобили и большие грузовики гудели, как обычно, и шумели голоса людей вокруг, но хороший актер, вроде Лу, владеющий методом Станиславского, не будет этого замечать. Я, как водится, тоже, и я ждал его решения.
– Не хочу тебе врать, Марк, – сказал он, наконец. – Я никогда не переставал думать о сцене. Но я приму твою сделку только при двух условиях.
– Хорошо, что за условия?
– Независимо от того, сколько ты мне дашь, это будет строго взаймы.
– Не вопрос. Что еще?
Он сунул в рот сигарету. Так и не закурив, помусолил ее губами, пока не произнес:
– Пообещай, что если вдруг однажды какой-нибудь старый человек, умерший от истощения, будет найден с припрятанными тысячами долларов, ты перевернешь эту страницу, и даже думать об этом не станешь, не то, чтобы обсуждать.
– С этим я не готов согласиться.
ОН вынул сигарету, остановился и повернулся ко мне.
– То есть, сделка не состоится?
– Да, нет, – ответил я. – Я хочу сказать, что не будет больше таких случаев. Лучше думай о том, что мы вместе возвращаемся на сцену, и я этому очень рад. Можешь не верить мне, но подобного больше не случится.
Он зажег сигарету и выпустил облачко дыма, изящно и неторопливо, хоть снимай рекламу и продавай за миллион. Потом он улыбнулся.
– Не хочешь ли заключить пари?
– Только не с друзьями. Такие дела я привык вертеть с букмекерами.
– Тогда считай это символической сделкой, – сказал он. – Один бакс на то, что кто-то в течение года умрет от голода с большим кошелем денег при себе.
Мы заключили пари.
Год спустя я получил свой доллар.
Гораций Голд / Horace Gold
26 апреля 1914 – 21 февраля 1996
Американский писатель-фантаст и редактор, автор более ста повестей и рассказов, один из трех редакторов журнальной фантастики, столпов «золотого века», наряду с Джоном Кэмпбеллом и Энтони Бучером. Родился Гораций Голд в г. Монреаль (Канада), но когда ему едва исполнилось 2 года, семья эмигрировала в США, где родители приняли американское гражданство. Хотя, к слову сказать, Гораций до конца своей жизни сохранял двойное гражданство. На новой родине юноша окончил начальную и среднюю школу, после чего занялся литературной деятельностью.