Дело об убийстве Людмилы передали следователю по особо важным делам прокуратуры Белорусской республики Михаилу Жавнеровичу – ветерану войны, партизану, обладателю множества государственных наград. У Жавнеровича была безукоризненная репутация, его даже прозвали белорусским Мегрэ. Раскрываемость преступлений у сыщика близилась к ста процентам. У следователя был свой метод. Он заключался в том, чтобы находить среди свидетелей и людей, как-то связанных с жертвой или преступлением, тех, кого было легче всего сломать. Он не считал такую подмену справедливости безнравственной. По его словам, преступниками являются абсолютно все. Просто некоторые еще не совершили свое преступление.
Не совершал преступлений и человек, имени которого в источниках мы не нашли, знаем только его фамилию – Глушаков. Мужчину задержали. Уже на первом допросе Жавнерович предъявил ему фотографию отпечатка обуви, который остался в грязи рядом с телом. По утверждению следователя, этот след был оставлен ботинком Глушакова. Но подозреваемый заявил, что в тот день находился в отъезде в городе Горьком. Тогда Жавнерович пригрозил ему расправой на месте – застрелить при попытке к бегству. Он многим угрожал расправой, в этом и состоял его метод. Никто не будет ставить под сомнение слова маститого следователя. Под давлением его угроз Глушаков подписал явку с повинной. Затем в присутствии прокурора его отвезли на место преступления и заставили показать на следственном эксперименте, как все было. Его готовил к этому лично Жавнерович. Он описал ему приметы потерпевшей и то, как выглядел платок, который был использован при удушении. Такая информация не разглашалась, подобные детали могли быть известны только следствию и самому убийце. Это был спектакль для прокурора. В итоге абсолютно невиновному Глушакову дали 10 лет. Всего за 15 лет активности Михасевича за его преступления будут невинно осуждены 14 человек, в основном по вине следователя Жавнеровича.
За первой жертвой последовал почти полугодовой перерыв. Следующей женщине, на которую напал Михасевич, удалось выжить. Вот как она описала произошедшее с ней.
29 октября 1971 года, в пятницу, на окраине Витебска за керамзитовым заводом на меня совершил нападение неизвестный мужчина. Внешность преступника я не рассмотрела. Он молодой, рост выше среднего, одет в серое пальто. Сначала он обогнал меня и прошел вперед, потом пошел навстречу. Поравнявшись со мной, остановился, спросил, который час. Я наклонилась, чтобы посмотреть на часы, и почувствовала, что у меня на шее оказалась веревка, которую преступник стал затягивать. Я успела рукой перехватить ее изнутри и не давала затянуть петлю. Преступник одной рукой удерживал шнур, но затянуть не мог, второй рукой закрывал мне нос. Мне попали в рот его пальцы, и я их кусала. В ходе борьбы я упала лицом вниз. Он продолжал меня давить. Я кричала. Преступник неожиданно оставил меня и убежал. Оказалось, что мои крики услышали школьники и побежали с фонариком ко мне…
Советское следствие не оглашало имена жертв, в лучшем случае назывались инициалы. Даже сейчас найти информацию о том, кем были эти девушки и женщины, о чем мечтали, чего достигли, не представляется возможным. Обезличивая погибших, советские органы правосудия как бы транслировали незначительность происшествия. Просто рядовые советские гражданки. Неизвестный солдат. Неизвестная жертва. Винтик, шестеренка в машине победы или социалистического строительства. Может быть, потому Жавнерович и не старался найти реального убийцу, ему были безразличны потерпевшие.
Настоящий убийца тем временем продолжал свой кровавый путь. В 1972 году у него было две официальные жертвы. С одной из них Михасевич познакомился на танцплощадке. Девушка согласилась заняться с ним сексом, но, по его словам, когда поняла, что он не был опытным любовником, пошутила над ним. Это разозлило Михасевича, и он ее убил.
В 1973 году Михасевич закончил учебу и вернулся в родную деревню, работать в совхозе. Но он очень хорошо понимал, что нельзя охотиться близко от дома. Вот как он вспоминает о тех временах:
В то время у меня часто возникало желание напасть на какую-либо женщину, чтобы ее задушить. Поэтому, когда я бывал в Витебске, то ездил по его окраинам, где нападал на первых попавшихся мне женщин, после чего испытывал большое облегчение. Мое состояние и настроение от этого сразу улучшались.
Официально в 1974 году Михасевич никого не убивал, но верится в это с трудом. В 1975 году он лишил жизни двух женщин. Первая из них, жительница одной из белорусских деревень, стала самой молодой из его жертв, ей едва исполнилось восемнадцать. Другой женщине было 25 лет. Вторая из его жертв того года запомнилась ему особенно хорошо. Вот что он говорил о тех событиях:
Я встретил женщину лет двадцати пяти. Она шла от автобусной остановки, в руках у нее была сумка. Я стал душить ее руками за шею, женщина сопротивлялась. Я ее задушил и оставил лежащей на земле. Отойдя от нее, повернулся, увидел, что она поднимается. Когда она сопротивлялась, упала ее сумка, и высыпалось все, что в ней было. Я схватил… ножницы и стал наносить ей удары, бил куда придется и не один раз.
Как выяснилось, душить Михасевич мог только когда женщина стояла. Если он разжимал руки и она падала на землю, он к ней, по его собственным уверениям, больше не прикасался, не мог. С тех пор он стал надевать на шею жертвам удавки, чтобы не приходилось трогать их, если они оставались в живых после первой атаки.
Судебно-медицинские эксперты на сто процентов были уверены в том, что Михасевич некрофил, но сам он на видеоинтервью со смущенной улыбкой отказывался говорить об изнасилованиях, со смехом заявляя, что «душить было в сто раз приятнее».
ФАНФАКТ:
в СССР было не принято оповещать население о том, что в каком-либо районе появился маньяк. Ну кроме каких-то совсем уж вопиющих случаев. Поэтому за всю историю наблюдений официально были признаны серийными убийцами всего 60 преступников.
Тем временем по следу Михасевича… не шел абсолютно никто. Дела об убийствах продолжали раскрываться на сто процентов. Так, Владимир Горелов сел за убийство молодой женщины в Витебске. Улик против него не было, даже его группа крови не совпала с биоматериалами, обнаруженными на теле женщины. Считалось, что он орудовал вместе с сообщником, который изнасиловал женщину, тогда как Горелов ее просто задушил. Он рассказывает, что над ним издевались на допросах, били, угрожали собаками и оружием. Повторяли одну и ту же фразу: «Если ты не хочешь высшую меру наказания – признайся». В итоге молодой человек признался. Горелов получил 15 лет, но отсидел всего шесть: на зоне он полностью ослеп, и его освободили как не представляющего опасности.
Когда Горелов вышел, над ним и его престарелыми родителями, на содержании которых он, полный инвалид, оказался, издевались все. Горелова считали убийцей до того самого момента, пока не был найден и изобличен истинный преступник. Надо сказать, что даже с такой судимостью слепой на оба глаза Горелов все же сумел найти работу. Он надевал на картонки заколки-невидимки. Получал по 5 копеек за картонку. В то время средняя зарплата по стране составляла 100 рублей в месяц. Его пенсия по инвалидности в переводе на современные деньги – 8700 рублей. Угадайте, кто был следователем по делу Горелова? Правильно, Жавнерович.
А настоящий убийца тем временем жил счастливой жизнью. В 1976 году он женился и переехал в другую деревню. У него родились дети, мальчик и девочка. Дочку он назвал Леной в честь своей первой возлюбленной.
С какой стороны ни посмотри, Михасевич казался человеком порядочным и состоявшимся: не пил и не курил, семья, партийная должность, доска почета на работе, даже автомобиль свой у него имелся – красный «Запорожец». У Геннадия и любовница была в соседней деревне. Но этот успех был обусловлен тем, что, по его собственному признанию, Михасе-вич ненавидел критику, не мог пережить даже малейшую неудачу или обиду. Если что-то ему не удавалось, у него пропадали аппетит и сон, наваливалась тоска, которую не снимало ничто, даже секс. Наоборот, секс Михасевича крайне удручал: после ему всегда хотелось убить партнершу, что он частенько и делал, согласно его показаниям. После убийств же он чувствовал себя на вершине мира, брал дополнительные смены на работе, общался с людьми, баловал детей.
Когда душил, то через свои руки от женщин силу почерпывал. Был сам себе врач. После убийства становилось легче. Особое удовольствие получал, когда жертва трепещется. Оно усиливалось, если женщина сопротивлялась, царапалась, боролась.
Особенно тяжело ему бывало, когда уезжала жена. Ее присутствие сдерживало его тягу к убийству во время охоты в лесу. Как говорил сам Михасевич, в лесу его пугал даже шелест листвы, пугал тем, что будил в нем жажду убивать. Позже, в тюрьме, убийца зажил просто отлично, понимая, что отныне охота невозможна. По словам маньяка, за решеткой он чувствовал себя свободным человеком: спал, читал, веселился и пел.
И вот прошло 10 лет с первого убийства. С тех пор модус операнди Михасевича изменился, он стал убивать не только ночью, но и днем. Убийца предлагал женщинам подвезти их на своем красном «Запорожце», находил безлюдное место и душил, подчас прямо на обочине. Удавку делал из подручных средств – ремней, шарфов, шнурков, иногда из соломы или травы. В рот вставлял кляп – обычно какую-то вещь жертвы вроде перчатки. Насиловал иногда живых, но чаще, по всей видимости, мертвых, но еще теплых. После хоронил тела в неглубоких могилах, присыпал землей или песком, покрывал дерном. У жертв он забирал ценные вещи и деньги. Из переплавленного обручального кольца убитой студентки заказал золотые коронки для жены. Некоторые другие вещи тоже уносил с собой в качестве сувениров. За 10 лет никто так и не связал все его преступления воедино. Н