Они ждут трамвая, который все не идет и не идет. Может, где-то завалило снегом рельсы? Андрей пытается обсудить с Филиппом Петровичем джаз, но тот только хмыкает в ответ, крутя в руках пластинки. Знал бы этот мужик, чего ей стоило уговорить Андрея расстаться с ними. Знал бы он, как они танцевали под этот джаз на кухне в день, когда кончилась война, а потом каждый день, до тех пор, пока не отнесли патефон на рынок и не обменяли его на зимнее пальто для Маши.
Наконец подходит трамвай. Пустой. Внутри мигает желтая лампочка. Андрей оставляет мужика в покое и подсаживается к девушке. Теперь он тоже думает о картошке. О том, что, наверное, стоит угостить соседку, а то она ходит такая жалобная и худая. Вечно бы ему всех угощать, думает Маша, но все равно обнимает его и соглашается.
Они едут долго, целый час. Андрей спрыгивает со ступенек трамвая первым, подхватывает Машу. Трамвай закрывает двери и уезжает назад в город. Мужик манит их за собой, но идет почему-то мимо проходной и зачем-то спускается к Неве.
– На той стороне, – он показывает в сторону белых полей нетронутого снега на другом берегу.
Андрей хмурится. Тот поясняет – он живет в бараке на огородах. У завода все свое. Действительно, если присмотреться, среди белого снега на другом берегу реки они замечают темный силуэт постройки. Андрей берет Машу за руку. Снег хрустит под ногами, пока они бредут через заледенелую Неву, пряча лица от ветра в воротники пальто. Маша старается не думать про толщу воды под ними, только про картошку и утренний запах на кухне, когда она была маленькой, и танцы, и свадьбу, которая через три месяца.
Наконец они доходят до другого берега, поднимаются по высокому склону. Через несколько минут Филипп Петрович отпирает ключом навесной замок на двери барака и кивком приглашает их внутрь. Он дергает за веревочку, загорается тусклая лампочка. В ее свете Маше видно открытую дверцу в погреб.
– Спускайтесь, – говорит Филипп Петрович. – Берите сколько хотите.
Филипп Петрович Тюрин родился в 1910 году в селе Сумерки Рязанской области. Про его детство и семью известно довольно мало, практически ничего конкретного, поэтому можно предположить, что это было обычное крестьянское детство того времени. Он с малолетства помогал родителям в поле и с домашним скотом, образования никакого не имел, но был грамотным. В середине тридцатых годов женился, родились дети. А когда началась война, его призвали на фронт. По некоторым данным, Тюрин служил на Ленинградском фронте рядовым. В ходе боев получил тяжелое ранение и был отправлен в Ленинград, в госпиталь на Международном проспекте. Там он долго лечился, перенес операцию, чудом остался жив, потом была реабилитация. К моменту, когда Тюрин был готов к выписке, война уже заканчивалась, поэтому обратно на фронт его не послали. Домой, в родную деревню к жене и детям мужчина тоже не поехал. Решил остаться в уже ставшем ему привычным Ленинграде. Здесь его распределили на завод «Большевик», бывший Обуховский металлургический и сталелитейный, что на набережной Невы против Уткиной заводи, на самой границе города. После блокады большая часть завода была разрушена, по его территории проходила заградительная линия. Правда, некоторые цеха продолжали работать. Однако работа оказалась слишком тяжелой, и Тюрин не смог ее выполнять. Поэтому его перевели в столовую завода. Тогда, в 1945–1946 годах, в СССР был страшный голод, еду выдавали по карточкам. Поэтому многие предприятия, чтобы как-то кормить сотрудников, разбивали на своей территории сады и огороды. Так было и на «Большевике». На мысу при впадении в Неву реки Утки на правом берегу был устроен обширный огород. Работники проживали в старых полуразрушенных бараках, часть которых переоборудовали в овощные погреба. Тюрин получил место в таком бараке. Его работа заключалась в том, чтобы возить на телеге еду из столовой на поля. По тем временам любая работа, связанная с продуктами питания, считалась большой удачей. Филипп не только получал еду по карточкам, но и мог питаться в столовой. Однако то ли военный опыт, то ли жажда какой-то другой жизни толкнули его на иной путь.
Война будит в человеке все самое темное. Так вышло и с тихим на вид Тюриным. Свое первое убийство он совершил еще до победы, в апреле 1945 года. Насколько оно было намеренным, мы никогда не узнаем, но по его образцу сложился дальнейший модус операнди, используя который Тюрин убил по крайней мере 29 человек. В те годы голода и нехватки элементарных вещей в СССР процветала рыночная торговля. На рынках не только меняли товар на деньги, но и одни продукты и предметы быта на другие. Деревенские привозили в Ленинград овощи с огородов и мясо, которые меняли на одежду или другие вещи. На рынках можно было найти ювелирные украшения, антиквариат, валюту, оружие, всевозможные трофеи из Германии и много чего еще.
ФАНФАКТ:
в промзоне, примыкающей к заводу «Большевик», в 2003 году кинематографисты из Германии снимали фильм о последних днях Третьего рейха. Им показалась аутентичной натура полуразрушенных заводских корпусов.
Рынков в городе было немало. Существовали не только крупные центральные, типа Сенного, Сытного или Андреевского, но и локальные. Крупные, как правило, состояли под неусыпным надзором милиции, потому что там орудовали преступники – мошенники, наперсточники, карманники. А вот на мелких рынках никто не дежурил или дежурили не постоянно. Выбирал ли Тюрин именно районные рынки, потому что знал об этом, или просто не любил уезжать далеко от своего логова, – неизвестно. Однако первую свою жертву он повстречал на Предтеченском рынке, который находился на набережной Обводного канала, примерно там, где сейчас автобусный вокзал. До проходной «Большевика» оттуда ходил трамвай. Если идти пешком, то зимой дорога занимала часа три. Путь пролегал сначала по набережной Обводного канала, а затем по проспекту Обуховской Обороны, тоже вдоль реки – Невы. Районы эти были рабочими окраинами, а после войны считались довольно опасными. Личность первой жертвы Тюрина так и не установили, и мы ничего о ней не знаем. Но это был ленинградец или ленинградка, пережившие тяжкие дни блокады. Этот человек принес сохранившиеся у него ценности на рынок, чтобы выручить за них еды. И тут он встретил Тюрина, который пообещал ему картошки. Но вот только с собой у Тюрина ее было недостаточно, чтобы обменять на такую хорошую вещь. Поэтому он и предложил жертве прокатиться с ним на трамвае до «Большевика», где за рекой в бараке у него хранятся якобы привезенные из родной деревни продукты. На деле, конечно, это была картошка с заводских огородов, распоряжаться которой Тюрин права не имел. Но его жертвы об этом не знали и шли за ним, доверившись обещанию. На месте, как впоследствии расскажет преступник, он отвлекал человека и бил обухом топора по голове – столько раз, сколько нужно было, чтобы убить. А затем забирал награбленное и избавлялся от трупов. Почти полтора года Тюрина никто не замечал, пока с ним не случилось то, что обязательно происходит со всеми серийными убийцами. Он стал считать себя неуязвимым и невероятно умным, идеальным убийцей, который на много шагов опережает милицию.
Вот как это было.
20 ноября 1946 года в ленинградскую милицию поступило заявление о пропаже 25-летнего рабочего Дмитрия Бараева. Его исчезновение заметили сразу, выглядело оно очень подозрительно: мужчина только что вернулся из отпуска, пришел на работу уточнить график своих смен. На следующий день он должен был выйти на утреннюю, но так и не явился. В общежитии, где проживал Бараев, о его местонахождении тоже ничего не знали. Казалось бы, ну пропал и пропал, решил уволиться и переехать, мало ли что. Но только не в СССР. В сталинское время у граждан страны не было свободы трудовой миграции, куда ехать, решали за тебя. Кроме того, еще с июня 1940 года действовал указ Президиума Верховного Совета СССР, по которому всем гражданам вменялись шестидневная рабочая неделя и восьмичасовой рабочий день. Указ также запрещал самовольный уход с предприятий и из учреждений, а за прогул или опоздание больше чем на 20 минут следовала уголовная ответственность. Указ этот имел силу вплоть до 1956 года. Поэтому Бараеву грозили большие неприятности за неявку на работу. К тому же после войны рабочих рук сильно не хватало, и отсутствие какого-то сотрудника на производстве могло сократить производительность труда целого цеха или вообще сорвать смену.
Соседи по общежитию вспомнили, как Дмитрий говорил о том, что собирается в гости к знакомому, который живет в бараках «Большевика» на другой стороне реки. Но информацию эту не проверили.
27 ноября пропал 36-летний Николай Шалыгин, ветеран войны, имевший четыре боевые награды. Секретарь комитета комсомола, человек успешный и уважаемый по меркам того времени, да еще и обрученный с горячо любимой невестой, день свадьбы с которой был уже близко. Никто не знал, куда он направлялся, когда просто ушел из дома и не вернулся. Исчезновение столь видного члена общества всколыхнуло общественность. Но его следов снова не нашли.
Уже на следующий день после этого происшествия ушел из дома и не вернулся 47-летний блокадник Дмитрий Петров, живший на набережной Обводного канала. Соседи по коммуналке смогли вспомнить, что он отправился на Предтеченский рынок. Район этот был неблагополучным, и милиция посчитала, что мужчина стал жертвой банального разбоя. Несмотря на то что людям с судимостью за тяжкие преступления было запрещено официально проживать и работать в Ленинграде и его окрестностях, большие города всегда притягивали криминал, особенно в тяжелое время, когда в стране голод.
Через день после Петрова исчез… Сидоров. Ветеран войны, 26-летний Анатолий Сидоров только что демобилизовался и поселился в Ленинграде. Продовольствия, которое выдавалось по карточкам, не хватало на пропитание молодому мужчине и его семье, и он принял решение поменять на еду привезенный им из Германии трофейный патефон. Сидоров отправился на Предтеченский рынок, но неожиданно вернулся домой, в свою комнату в коммунальной квартире, все еще с патефоном в руках. Соседи вспомнили, что с мужчиной был его знакомый. Сидоров достал из тайника свои сбережения – около 300 рублей, а патефон оставил дома. Соседке он пояснил, что пошел закупаться картошкой. Больше живым его не видели.