– Что вы делаете? Кто вы? – она вертелась и извивалась, а её куда-то тащили.
Послышался скрежет – и вдруг в лицо сквозь плотную ткань ударил холодный воздух.
– Знаешь, какой здесь этаж? – прошипели в ухо.
И она поняла, что падает. Из горла вырвался вопль, но полёт оборвался, так же стремительно, как начался – нападавший крепко держали её за ноги.
«Что им надо? Господи, что им от меня надо? Что? Что им на-а…»
Её втащили обратно, швырнули на пол.
– Следующий раз полетишь вниз сука, – пообещал тот же голос, не знакомый и приглушённый, словно говорящий набил в рот ваты.
Рядом слышался шорох ног и шушуканье.
– Кто вы, что вам нужно?
– Заткнись и слушай. Ещё раз высунешься – и сильно пожалеешь.
– Кто вы? Что я вам сделала?
Рывок. Снова удар воздуха в лицо и ощущение полёта вниз головой. И снова через минуту – две? три? пять? – её втащили обратно. Карина чувствовала, что по лицу текут слёзы. И, кажется, не только по лицу… течёт…
– Тебе сказали: заткнись и слушай. Пикнешь ещё раз – станет хуже. Слушай сюда, тварь. Чтоб не видно и не слышно тебя было, ни на занятиях, ни в общаге. Пока не спросят, чтобы рта не открывала. Твоей подруги-стукачки в общаге чтобы больше не видели. И с аспирантиком своим ты порвёшь, поняла? А главное – навсегда покончишь со своими интригами с оценками, сучка. Никаких: «тебе пять – остальным два». Ясно, мразь?
«Я же никогда, никогда, никогда…» – на этот раз у неё хватило ума промолчать.
– А пикнешь кому-нибудь про нас – вообще сдохнешь. Да и не поверит никто – синяков нет, повреждений нет, пока… А то, что обмочилась, – рука скользнула ей по бедру, и Карина закусила губы, чтобы не заскулить от стыда и отчаяния, – так с кем не бывает.
Шорохи ног отдалились, щёлкнул замок. И в тот же миг ослабли верёвки на руках.
– Не побежишь же ты, обмочившаяся, за нами? – насмешливо проговорил голос, и её толкнули на пол.
Карина больно ударилась о стену, встала на колени и лихорадочно сорвала с себя мешок. Это оказалась чёрная тканевая сумка с народной вышивкой. Таковых в кабинете этнографии развешано по стенам много. И у кого-то был ключ от кабинета. В субботу.
Кто же они?
Руки-ноги тряслись, тушь растеклась по лицу со слезами.
Мало ли – кто. У Вальки – пол-общаги друзей, умеет втираться в компании, а среди них всякий контингент встречается… А сама Валька была здесь? Среди тех, кто топтался рядом с нападавшим? А Гена? Остальные ребята?
Карина забилась в угол. Стыдливо скользнула рукой по бедру. Она обмочилась, господи, действительно, обмочилась, и её только что чуть не убили, чудовищно унизили, но это, конечно, не повод, чтобы она…
Карина зажала рот рукой, чтобы не завыть в голос.
Валки стали частыми гостьями в их квартире.
Врывались, как к себе домой, разваливались на диванчике и обсуждали свои великие достижения.
– С ней теперь никто сидеть не хочет. Загоняют спецом на самую галёрку, прикиньте, как это для отличницы, которая привыкла сидеть на первых рядах? – расплывалась самодовольством З-Валка.
– Да, – подхватила С-Валка. – А нечего было подсылать свою стукачку и срывать нашей владетельнице вечеринку в честь их с Геной союза. Это она из ревности всё. Потому что ваш владетель от неё к нашей ушёл. Мы так всем и сказали!
– И вам поверили? – встрял Грегори, у которого уже усы чуть в уши не залезли от возмущения.
– А почему бы и нет? Очень правдоподобно. Как и то, что по её милости всей группе оценки снижают. А дай трубку покурить, – С-Валка вдруг мечтательно потянулась к нему. – Знаешь, курить трубку, это всё равно, что целоваться с…
– Убери руколапы! – отшатнулся Грегори.
– Какой ты нервный, – скривилась та. – Неужели, её жалеешь? Тебе-то вообще что? У тебя же другой профиль. Кури свою трубку, и будет тебе счастье.
И повернулась к Генетрусу и двум теням:
– А вы послушайте, что ей сегодня устроят. Мы со З-Валкой даже специально на это время из сознания владетельницы ушли, чтобы ничего не отвлекало её и не мешало насладиться. Мы всё равно потом всё увидим – в воспоминаниях.
Этого Грегори вынести уже не мог.
О’Кари усиленно лезла под плинтус.
Может хоть там не будет этого запаха. Моча. Отовсюду несёт мочой.
Она уже почти утрамбовалась в широкую и глубокую щель между плинтусом и полом, как вдруг её схватили за ноголапу.
О, нет. Только не снова. Нет-нет, нет!
Она отчаянно брыкалась, визжала и сопротивлялась, пока сквозь испуг не пробились слова:
– Успокойся, это всего лишь я, Грегори. Не бойся ты!
О’Кари чуть отдышалась, испуганно посмотрела на таракана с трубкой.
– Я… Я не могу… Я должна уйти, исчезнуть, сгинуть, – и снова покосилась в сторону щели.
– Стой! – Грегори вцепился в плечи, прижал к себе, потом оттащил от плинтуса к кровати. – Прекрати истерику. Отличница ты, или кто?
– Я никто. Никто, – О’Кари замотала головой, готовая разрыдаться.
– Перестань. Тебе бросили вызов, не вздумай сдаваться.
– Что я могу? Я не такая сильная, как Ллара. И не такая смелая. Я не умею противостоять толпе.
– Но ты же отличница? Учись.
Она поднялась на ноги.
Её всё ещё трясло, но в голове неожиданно прояснилось. Следующая после философии – физкультура. Сегодня занятия не в бассейне, а «на суше», и у неё с собой спортивный костюм. Есть, на что сменить мокрые джинсы.
Костюм вполне приличный: трикотажные брюки цвета морской волны, в обтяжку и чуть расширенные к низу, такого же цвета мастерка и белая футболка. И кроссовки. И резинка, чтобы затянуть волосы в высокий «конский хвост». Спортивный стиль ей шёл, она знала.
Карина вышла в коридор, прошмыгнула в туалет, заперлась в кабинке, достала влажные салфетки. И занялась собой.
На пару, разумеется, опоздала, но преподавательница – Вера Ивановна – её любит, а значит – пустит.
Карина вошла в дверь.
Лица одногруппников вытянулись от удивления. Не ждали, определённо.
Вера Ивановна же лишь нетерпеливо махнула рукой: проходи, мол, не задерживай. Карина демонстративно плюхнулась за первую парту, рядом со старостой. Та зашипела, как голодная кошка: «Здесь Дёмин сидит!»
Карина криво ухмыльнулась. Достала тетрадь.
Староста задохнулась, выпучила глаза:
– Встала отсюда… – но её пресекла Вера Ивановна:
– Валентина, в чём дело? Ты на базаре? Или в детском саду?
– Извините, но здесь Дёмин сидит!
– Сядет на другое место. Где он, кстати? Я же, вроде его видела сегодня.
Староста смутилась.
– Он… Ему надо было отлучиться… Он с минуты на минуту…
«Ага. Только должок отдаст».
– Вот пока и ответь за него. Процитируй мне самый известный афоризм Фридриха Гегеля!
– Я… Э… – староста залилась краской, бросила на Карину взгляд полный ненависти.
Карина подняла руку.
– Да, Заринянская.
Карина встала:
– «Что действительно – то разумно, что разумно – то действительно» – она обвела взглядом однокурсников, которые до сих пор не могли поверить, что она, действительно, здесь, в этой аудитории, как ни в чём не бывало.
Все, как один, отвели глаза.
– Молодец, Заринянская, садись.
На старосту было больно смотреть.
Полдня Грегори провёл с О’Кари. Ей, конечно, пришлось бороться с желанием закурить, но это – не единственная её борьба. Он усиленно поддерживал её голову, чтобы смотрела прямо, обкуривал её эмоции, чтобы не искрили и не мешали, подсказывал реплики и с удовольствием смотрел, как изменилось лицо Валентины, которая попыталась заявить, что «Карина и Лариса на самом-то деле любовницы-лесбиянки, потому-то нашей тихоне Гена и не был интересен» – и нарвалась на резонный вопрос:
– Ты уже определись, я Дёмина к тебе ревную или он мне неинтересен?
Сам Дёмин в это время буравил взглядом пол. Как и большинство одногруппников.
И лишь ближе к вечеру, когда Карина отправилась ночевать к Ларисе, Грегори тоже вернулся домой.
Там его ждали.
– Ты! – обе Валки обличительно ткнули в него руко-лапами. – Ты ей помогал! Подлый предатель! Жалко, что твоему владетелю так трубка идёт, а то б мы тебя…
– Не достоин ваш владетель моей трубки, – отрезал Грегори и достал из угла свою котомку и шляпу.
– Что? Уходить собрался? Вали, вали! Только знай – мы тебе такую славу обеспечим, что тебя ни в одно приличное сознание не пустят! Сдохнешь в межсознании, как… как… – С-Валка не могла подобрать эпитета.
– Уж лучше сдохнуть, чем жить с вами, – отрезал Грегори и шагнул за порог.
Впрочем, далеко он не ушёл.
Решил на время задержаться в соседнем сознании. А именно – в сознании Дани, однокурсника Карины и Вали.
– А! Курильщик БГ! – встретил его местный таракан.
– Уже нет, – пробурчал Грегори. – Переночевать пустите? Навсегда не прошусь, не бойтесь.
– Да я и не боюсь, – неуверенно произнёс местный. И представился: – Я Данька-поф-наф. А это – Ась.
Только сейчас Грегори заметил, что, кроме хозяина, на диване притаилась пухлая тараканочка. Тем лучше.
– Так значит, – проговорил Данька-поф-наф, – от БГ ты ушёл? И куда путь держишь?
– Куда глаза глядят. Но сначала хочу разрешить одну проблему. Вот ты скажи – нормально ли это, так издеваться над девушкой? Ни за что, ни про что. Или ты веришь в весь тот бред, что Валки рассказывают?
– Да мне вообще-то пофиг, – протянул таракан, и Грегори понял смысл его имени.
– И, тем не менее, твой владетель участвует в травле.
– Это потому, что ей не пофиг, – он кивнул на Ась.
– А у вас, барышня, какая функция? – обратился к ней Грегори.
– Боюсь оказаться хуже других! – со странной гордостью изрекла Ась.
– И? – уставился на неё Грегори.
Ась молчала. За неё ответил Данька-поф-наф.
– Владетельница Ась всегда переживала, что её станут гнобить – за полноту или за то, что в учёбе отстаёт, или ещё за что-нибудь. А если в коллективе находится другой изгой – на неё не обращают внимания.