Техника «петли Абалакова» заключается в том, что вы при помощи ледобура высверливаете во льду проушину, в которую затем продергиваете веревку по такому же принципу, как нитка заходит в иголочное ушко, и складываете ее вдвое. Таким образом, связанные вместе две пятидесятиметровые веревки дают вам возможность спуститься от проушины на 50 метров вниз, закрепиться там на очередной точке страховки, и затем за один конец веревки вытащить ее из верхней проушины.
Спуск до седловины мы преодолели к полудню, это была примерно треть от пути вниз. Валера, как правило, спускался первым, чтобы подготовить внизу новую точку страховки, а я осторожно спускался за ним, следя за тем, чтобы веревку не заклинило где-нибудь в расщелине. Седловина представляла собой снежное плато, протяженностью около двухсот метров, один из краев которого обрывался на северной стене Жанну.
Валера спустился на плато первым и почему-то решил пересечь его, не дожидаясь моего спуска. На пути вверх мы прошли этот участок маршрута в связке, чтобы была возможность страховать друг друга в случае, если бы кто-то провалился в ледовую трещину. Возможно, Валерий решил, что поскольку трещин на пути вверх мы не обнаружили, то и страховка не нужна, но скорее всего, мы оба просто уже не могли адекватно оценивать риски и поэтому он допустил точно такую же ошибку, которую сделал я во время нашей первой с ним встречи на Мак-Кинли.
Сильный ветер поднимал на плато облака из снежной пыли, которая ограничивала видимость до 30 метров. Собрав снаряжение на последней точке страховки, я начал пересекать снежное плато по следам Валерия. Сил вглядываться вдаль в попытках увидеть напарника у меня уже не было, поэтому я на последнем издыхании, отключив сознание, плелся по его следам, доверяя его многолетнему опыту прокладывания маршрута по опасным снежным полям.
Неожиданно следы под моими ногами исчезли, и поток ветра буквально на секунду разорвал снежную пелену, разверзнув передо мной двухкилометровую пасть отвесной северной стены.
Я будто бы протрезвел в одно мгновение – неужели Валера потерял бдительность и так близко подошел к краю снежного поля, что нависающий над пропастью снежный карниз не выдержал его веса и обрушился вместе с ним?!
Подняв голову, я увидел, что следы на снегу снова продолжались примерно через 20 метров. У меня будто бы камень с сердца свалился, когда я понял, что Валера жив и идет где-то впереди. Тем не менее на мои крики он не откликался. Разум подсказывал мне, что, скорее всего, Валера просто не слышит меня из-за сильного ветра, но чувство тревоги опять начало накрывать меня черным одеялом.
Аккуратно и практически не дыша я стал пятиться назад, стремясь как можно скорее уйти с опасного участка. Снежный карниз мог оказаться достаточно длинным, и под моим весом вполне мог обрушиться.
Потом Валера рассказал, что в том месте он подошел ближе к краю, чтобы увидеть наш базовый лагерь, и после того как он отошел, то услышал за спиной сначала шорох, а затем грохот. Многотонный снежный карниз, на котором он только что стоял, обрушился вниз по северной стене.
Тот случай очень явно показал мне, что каким бы опытом ни обладал лидер вашей команды или ваш партнер, в экстремально сложные моменты нельзя выпускать все из-под своего контроля, перекладывая на него всю ответственность.
Мы не заметили, как прошел день: оба были полностью поглощены работой. Около пяти вечера мы оказались в пятистах метрах над большим плато на 5 600.
Понимаем, что до наступления темноты мы можем не успеть до него добраться, поэтому, чтобы ускорить сбрасывание высоты, принимаем решение оставить пару закладок и часть ледобуров на станциях по ходу спуска. Последний ледобур заканчивается точно на предпоследнем дюльфере, но мы находим место, куда можно забить скальный крюк и с заходом солнца вываливаемся на плато.
До базового лагеря нам предстоит еще несколько часов пути, но мы уже чувствуем себя как дома. Немного беспокоят ноги, которые мы не можем «отмахать» – согреть резкими взмахами – уже вторые сутки, поэтому принимаем решение не ставить бивуак, а ждать восхода луны и продолжать идти вниз до базы.
Луна не заставляет себя долго ждать, и мы начинаем траверсировать плато. Прошедший за эти дни снегопад полностью засыпал наши следы, и нам приходится заново по колено в снегу пробивать тропу, интуитивно огибая попадающиеся на пути трещины. Примерно через час тропежка выматывает нас настолько, что мы уже начинаем жалеть, что решили идти сегодня вниз, но предвкушение того, что скоро все это закончится, придает нам силы продолжать движение.
На ледник, отделяющий стену от базового лагеря, спускаемся около полуночи. Бросаем рюкзаки под стеной и начинаем пересекать ледник – в прошлый раз мы затратили на это 40 минут. У Валеры сил остается чуть больше, и он приходит в базовый лагерь на час раньше меня – я появляюсь там в три ночи, вымотанный до невозможности.
Шерпа, дежурившие в лагере, по очереди обнимают нас и, видимо, до сих пор не верят, что мы спустились живые. Я пытаюсь говорить какие-то слова, а плавно ускользающее от меня куда-то в темноту сознание никак не может понять, чего это они, все ведь уже закончилось.
Потом я понял, что волноваться им было о чем. Ведь это был не книжный успех, когда два гуру все делают по учебнику с идеальной программой подготовки. Мы ориентировались на месте, принимали множество важных решений в пути, достигли цели и вернулись.
«Золотой Крюк» и «Золотой Ледоруб»
За Жанну высшую европейскую альпинистскую награду «Золотой Ледоруб» вручали дважды. За три года до нашего восхождения он был присужден другой российской команде за прохождение Северной стены этой горы. Тогда большая команда из нескольких связок сделала это в гималайском стиле, провешивая веревки и выходя на эту стену, как на работу, на протяжении нескольких недель.
В тот год награда «Золотой Ледоруб» поменяла свою локацию и спонсора и называлась «Золотая Чаша». Мы приехали в итальянский городок Сен-Венсан, и в большом зале в присутствии множества людей нам с Валерой вручили «Золотую Чашу» в категории альпийских восхождений.
А «Золотой Крюк» – высшую американскую награду для альпинистов – нам присудили удаленно, наше присутствие на вручении не требовалось. Это был один из первых случаев в истории альпинизма, когда одной команде отдали две высшие награды года на обоих континентах.
После этого восхождения моя популярность как горного гида выросла до небес – огромное количество незнакомых мне людей просили меня сводить их в горы. Казалось бы, можно было на этом успокоиться и спокойно водить до конца жизни группы людей, готовых платить мне за это деньги. Но мне уже было тесно в этих рамках: работа обычного горного гида, сопровождающего толпы туристов на Фудзияму и Килиманджаро, стала казаться мне слишком рутинной, мне хотелось большего.
Я осознал, что способен на большее, и поэтому я снова проверил пределы своих возможностей, но только уже не в области экстремальных восхождений, а в области продаж себя как горного гида.
Я решил, что стану самым дорогим горным гидом планеты, который будет работать не с толпами туристов, а индивидуально с теми людьми, которые ставят перед собой амбициозные цели, но не знают, с чего начать.
Средняя зарплата горного гида моего уровня составляла на тот момент около 100 долларов в день. Но я решил, что не буду браться за проекты, которые приносят мне меньше 1 000 долларов в день, задрав свою планку в десять раз. И несколько первых месяцев я провел без работы, просто находясь в поисках клиентов нового уровня. Меня, конечно, страшила ситуация остаться без работы, но оказалось, что на рынке есть клиенты, которые готовы платить значительные деньги за индивидуальный подход.
Я начал осознанно вкладываться в развитие своих компетенций, понимая, что можно продать себя дорого один раз, просто потому что повезло. Это не так сложно. Но гораздо сложнее продать себя дорого два раза, еще сложнее продать себя дважды одному и тому же человеку. В сотни раз сложнее дойти до ситуации, когда люди начинают советовать своим близким друзьям: «Слушай, если ты хочешь подняться на Эверест, поговори с Кофановым. Он, конечно, дорогой, но он того стоит».
В итоге мне повезло занять такую нишу на рынке, в которой вообще не было предложения. Я начал работать с руководителями крупных компаний, которые мечтали по-крупному и ставили перед собой амбициозные цели. Я начал общаться с самыми талантливыми топ-менеджерами, и мне очень важно было понимать их мотивацию, говорить с ними на одном языке, думать и чувствовать, как они.
Всем им я помогал разработать дорожную карту на несколько лет вперед, в конце которой всегда была трудная, но достижимая цель.
Если эту поездку на Жанну рассматривать как инвестицию, то она для меня однозначно окупилась. Когда на следующий год я сопровождал группу клиентов в Эквадоре, помню, как они в автобусе просматривали статьи в интернете и обсуждали: «Ничего себе, какой у нас крутой гид! Ему только что присвоили высшую мировую награду по альпинизму “Золотой Крюк” в “Америке”».
Когда я позже оказался в мире бизнеса, эта история помогла мне понять, в сложных проектах важно просто брать и делать, не растягивая этап планирования. Те, кто долго готовятся, пытаясь все предусмотреть и выбрать идеальный момент для старта, редко достигают больших результатов.
Важно действовать сейчас, пока открыто «окно возможностей», даже если вы не чувствуете себя на 100 % подготовленными. Полностью благоприятных условий для старта никогда не будет, это миф. Многие амбициозные проекты, которые потом становились знаковыми для всей отрасли, начинались в условиях, далеких от идеальных. Поэтому если вы ощущаете, что настало время действовать – прислушайтесь к этому ощущению. Скорее всего, так и есть.
Глава 9. Пленники полярной станции
Дэйв сделал свой ход. Через мгновение после того, как он отпустил свою фигуру, я решительно сдвинул одну из своих оставшихся пешек на две клетки вперед.