У каждого своя война — страница 48 из 81

о время выяснить. У кого в отрядах есть люди знающие итальянскую речь?

      Первым откликнулся Томас Егерь:

       - Сэр, у меня есть двое парней, которые около двух лет находятся в Италии. Не сильно хорошо, но поговорить с местным населением смогут.

      Сэм Уилкинс и Кеннет, оба отрицательно покачали головами:

       - Нет, сэр. Кое-кто из наших лучников понять, что говорят, сможет, а вот разговоры вести - нет.

       - Сэр, у меня есть трое парней, которые могут говорить по-итальянски.

       - Хорошо, Дик. Теперь вам всем придется обменяться людьми. Я хочу, чтобы в каждом отряде, который будет находиться в засаде у города, был человек, говорящий по-итальянски. Не смотрите на меня так, это временная мера, потом ваши люди к вам вернутся. Мне нужно чтобы остальные с их помощью смогли общаться с местным населением. Не понимаете? Хорошо, объясню! Мне нужно, чтобы население видело в нас друзей, а не врагов. Это вам понятно?! Чтобы наши парни могли им это втолковать! Нам нужны друзья, а не враги! После возвращения разведчиков я буду знать, что собой представляет эта местность. Где дороги, где реки, где болота. Исходя из них, выставим вокруг города засады. Небольшие отряды, не больше десяти - пятнадцати солдат, в котором должен находиться человек, знающий итальянский язык! Перехватывать всех! Особенно одиночек, идущих к городу. И еще. Надо найти место для основного лагеря. Когда решим эти задачи, начнем осторожно искать вражеский отряд. На этом - все!

       Уже на следующий день лагерь переместился в густую рощу, за небольшой деревушкой Форенцуола. Пока часть людей занималась работами по его устройству, остальные солдаты, разбитые на небольшие отряды, брали город в кольцо. Проблем с устройством засад и дозоров хватало, так как окрестности города изобиловали многочисленными речными протоками и заболоченными участками. Несмотря на определенные трудности, город был оцеплен настолько быстро, что местные крестьяне и торговцы узнали об осаде, только тогда, когда их стали останавливать на кордонах и заворачивать обратно. Два торговых каравана были остановлены и повернуты вспять, а вот обоз, везший продовольствие в город, был нами захвачен, как военная добыча.

       Солдаты считали меры предосторожности, предпринятые мной, командирской блажью, но так как прямого нарушения своих приказов я не заметил, то и внимания на слухи о моих странностях, ходившие между парней, просто не обращал. Они просто не знали что такое "глубокая разведка" или заброска шпионов в глубокий тыл противника. Подобные приемы ведения войны появились в более поздние времена. Местным полководцам вполне хватало сведений от легких кавалерийских разъездов, отправляемых в разные стороны, а затем строящим на основании их данных тактику и стратегию предстоящего сражения. Уж тем более речь не могла идти о партизанской войне или диверсионно-разведывательной работе. Нечто подобное делалось только в случае планомерного отступления армии, но и в этом случае подобная деятельность ограничивалась поджогами посевов, да отравлением колодцев. В эти времена предпочитали выходить на поле рать на рать и меряться силой, сражаясь с противником лицом к лицу. В этих случаях военные хитрости полководцев не шли дальше выбора наиболее удобного места для своих войск, да сокрытия в ближайшем леске засадного полка.

       Уже на следующую ночь благодаря принятым мною мерам предосторожности я был поднят на ноги Уильямом Кеннетом: его ночной дозор захватил пробирающегося в город человека. После того, как того ввели в мою палатку, я внимательно оглядел его. Одет он был как крестьянин, но во взгляде не было покорности и страха, а в жестах и походке - скованности простого человека, которым все помыкают, и который привык всех бояться, а в первую очередь - человека с оружием. Правда, этот человек тоже боялся, но по-своему. Подойдя к нему, чуть наклонился, втянул носом запахи. От него несло потом, кожей и металлом. Сделал шаг назад и посмотрел ему в лицо. Смуглая кожа, бегающие глаза, большая неопрятная борода. На вид лет двадцать пять.

       "Одет как крестьянин, но не он. Гм. Посмотрим, что сам скажет".

       - Кто такой?

       - Паоло... Тервелли. Крестьянин, ваша милость. Решил податься на заработки в город.

       - А где твоя котомка?

       - Так это... по дороге разбойники напали. Убегая от них - все бросил.

       - Крестьянин, это хорошо. Мы трудовых людей не обижаем. Ответишь на пару вопросов - и иди своей дорогой!

       - Спасибо, добрый господин! Что знаю, все расскажу!

       - Значит, пытать тебя не придется?!

       - Зачем пытать? Я бедный крестьянин....

       - Не хочешь - как хочешь! Взять его! - скомандовал я лучникам, стоявшим за спиной пленника, потом посмотрел на Джеффри. - Посмотри на его ладони!

      Тот подошел к "крестьянину", внимательно осмотрел его ладони, одну за другой, затем повернулся ко мне и сказал:

       - Господин, он солдат. У него руки чистые, а мозоли на руках только те, которые натирает рукоять меча, но не ручки плуга. Что с ним делать?

       - Сколько тебе нужно времени, чтобы развязать ему язык?

      Тот бросил оценивающий взгляд на начавшее бледнеть лицо лазутчика, потом сказал:

       - Немного, господин.

       - Забирай. Только не переусердствуй.

      Пленник несколько мгновений переводил взгляд с меня на телохранителя и обратно, но только лучники по знаку Джеффри заломили ему руки, как он испуганно закричал:

       - Будьте вы все прокляты! Все скажу! Двадцать пять золотых не те деньги, чтобы умирать за них в мучениях! Да перестаньте меня тащить!

       - Подождите! - сказал я лучникам, которые, не понимая итальянского языка, уже вытаскивали упирающегося наемника из палатки. - Ведите его обратно! Ставьте на колени! А теперь давай рассказывай!

       - Господин, скажу вам чистую правду, как на исповеди. Только обещайте мне....

       - Еще одно слово, гнусная крыса, и тебя прибьют гвоздями к деревянной доске, а затем на твое брюхо поставят сковороду, на которой разведут костер. Когда твои кишки достаточно прожарятся, и ты уже сорвешь голос, крича и умоляя о милосердии, только тогда я начну тебя спрашивать. Только тогда. И ты, захлебываясь кровью и словами, мне все быстро расскажешь. Знаешь почему? Да потому, что к тому моменту ты будешь мечтать только об одном - о быстрой смерти.

       Даже при неровном свете свечей можно было видеть, как помертвело от страха лицо лазутчика после моих слов. С минуту он собирался с духом, а потом заговорил:

       - Достойный господин, я расскажу тебе все, как священнику на исповеди. Я послан сообщить мессиру Джелико, что отряд Граво стоит в долине Нуре за деревней Агаццо и ждет его приказаний. Наш лагерь в тридцати милях отсюда.

       - Сколько людей у Граво?

       - Я не умею считать, господин, но скажу дословно, как сказал мне сам мессир Граво: нас столько, сколько ты просил.

       - Что еще ты должен передать?

       - Больше ничего, господин. Это сеньор Джерико должен был мне сказать, где и как наши отряды должны будут соединиться.

       - Что ты должен был передать Джерико? Предмет или слова?

       - Слова: "Помнишь о черном коне?".

       - Что это означает?

       - Не знаю, господин.

       - Уведите его. Мне надо подумать.

      Лучники увели пленного, и мы с Джеффри остались одни.

       - Что скажешь?

       - Это ты мне лучше, Том, скажи, что ты задумал?

       - Я вот думаю..., - но только я успел это сказать, как у входа в палатку раздались громкие голоса.

       - Джеффри, посмотри, кому там еще не спиться?

      Но не успел телохранитель сделать шаг к выходу, как в палатку вошел Игнацио, который время от времени ходил в дозоры, как знаток итальянского языка.

       - Господин, извините меня, но дело неотложное. Лазутчика поймали. Будете с ним говорить?

       - Ха! Урожайная нынче ночь на шпионов выдалась! Тащи его сюда!

       Второй шпион так же оказался одет в костюм крестьянина. Я скептически осмотрел его, затем хмыкнул пару раз и спросил: - Куда и откуда идешь?

       - Милостивый господин, пошли вам Господь здоровья и счастья! Не судите меня строго! Все бедность проклятая! Семья у меня большая. Мой кусочек земли всех не прокормит, вот я и поддался на уговоры мессира Граво. Он пообещал целых два золотых монет за то, что я проведу одного человека до города. Я в этих краях все тропинки и дороги знаю, а когда мы на подходе к городу наткнулись на засаду - голову от страха потерял. Бросился как заяц в кусты и бежал сломя голову..., пока ... меня не схватили ваши солдаты. Я ничего плохого не хотел, добрый господин! У меня шесть детей! Помилосердствуйте, господин, не убивайте меня! Богом заклинаю! Дева Мария, заступница, спаси и помилуй....!

       - Слушай, не голоси! Ты не в церкви, а я не священник! Ответишь на мои вопросы правильно, возможно и увидишь своих детей. А теперь....

       - Господин, ноги целовать буду! Я...!

       - Хватит! Надоел! Куда ты был должен отвести лазутчика? В какое место?

       - К Горелому месту, добрый господин. Да вы не знаете, наверно, где это? Это в тот год произошло, когда мой отец помер, на праздник святой Магдалены! В том месте стояли сараи приезжих купцов, а в ночь они загорелись. Так вот, говорят....

       - Грязный червь, или ты расскажешь моему господину, где это место, или я тебе кишки наружу выпущу!

       - Добрый господин, сжальтесь надо мною! Это все от испуга! А это место недалеко от Северных ворот. Я покажу! Во время больших ярмарок там продавались товары прямо с возов, а.... Молчу!

       - В какое время вы должны были встретиться с горожанами или людьми Джерико? Какой сигнал должны подать, чтобы вас заметили?

       - Ночью, а когда именно, не знаю. На счет сигнала тоже не знаю. Мне нужно было только довести солдата до места.