Когда церемония приветствия закончилась, все приняли вертикальное положение. Я осторожно перевела дух. Надеюсь, нас не будут кормить. В подобном состоянии я не проглочу и кусочка.
— Герцогиня! — услышала я чей-то веселый голос и обернулась.
Передо мной стояла баронесса де Кастро и дружески улыбалась.
— Очень рада вас видеть здесь, — сказала она.
— Я тоже, баронесса, — отозвалась я.
— Ну, теперь вы сможете оценить красоты Лувра, так как увидели их воочию, а не услышали. Ведь слова — это только слова. Всегда все нужно видеть собственными глазами.
Тут она преувеличила. Не все я бы хотела видеть собственными глазами.
— Пойдемте, — баронесса взяла меня под руку, — я познакомлю вас с моими друзьями.
Друзьями, точнее, подругами баронессы оказались три дамы разного возраста. Молодую женщину с поразительно зелеными глазами звали маркизой де Санти. Дама постарше, лет сорока называлась графиней де Сент-Берри. Последней из них была совсем молодая девушка, на вид чуть меня старше. Она не отличалась особенной красотой. Точнее, лицо ее было приятным, симпатичным, но и только. Никакой особенной изюминки, разве что, бледность и длинный прямой нос. Как хотите, но я не назвала бы это изюминкой. Разве что, такой, которую очень хочется выковырять. Впрочем, мне ли бросать в нее камень. Своей бледностью сегодня я могла бы поспорить с античной статуей. Правда, у этой девушки были очень красивые глаза, огромные, синие и бездонные, а также длинные черные ресницы. Эту девушку звали Жанна д'Оре, и была она замужней дочерью графини де Сент-Берри. Точнее, уже вдовой. Бедняжка, такая молодая, а уже вдова. Впрочем, может быть ей это нравится.
— Вы, вероятно, слышали, сударыни, — заговорила баронесса, — что это герцогиня де Каронак, коей она стала совсем недавно. Я была на этой свадьбе.
Тут мадам д'Оре бросила на меня неприязненный взгляд. Что ж, я ее прекрасно понимаю. Я уже навидалась таких взглядов. Все особы женского пола, не отличающиеся особенной красотой, мне отчаянно завидуют. Я уже к этому привыкла. Настораживало другое. Я где-то уже слышала это имя. И совсем недавно. Да! По-моему, как раз от баронессы де Кастро.
Я уже хотела тихо спросить у нее, так ли это, но тут грянул гром небесный и разверзлись врата. Точнее, заиграла музыка и начались танцы. Боже сохрани!
По закону подлости от кавалеров не было отбоя. Разумеется, всему виной моя «песочная» талия, из-за которой я терпела такие мучения, ну и не только она, конечно. Кошмар и ужас. В первые несколько секунд я хотела сбежать отсюда куда глаза глядят. Останавливало только одно: далеко я убежать не смогу, не позволит тот же корсет.
Пришлось идти танцевать. Это было так ужасно, что хуже не придумать. Все свои силы я тратила на то, чтобы не потерять сознание. Того, что мне говорили, я просто не слышала. Я лишь улыбалась, давая понять, что все слышу. Должно быть, моя улыбка напоминала оскал мертвеца.
Три танца я выдержала, но потом запаниковала. Еще пара минут — и меня придется откачивать. Я отошла подальше, забилась в уголок и поклялась, что на сегодня это был последний танец. Не пойду больше, хоть убейте.
Не успела я прийти в себя, как ко мне подошел какой-то молодой человек. Я в ужасе зажмурилась, а потом торопливо сказала:
— Простите, очень болит голова.
— Какая жалость! — воскликнул он, — я вам очень сочувствую, герцогиня.
— Мы знакомы? — спросила я.
На его лице появилась искренняя обида.
— Конечно. Помните? Мы танцевали на вашей свадьбе.
Еще бы такое не помнить! Теперь я его вспомнила окончательно. Это тот самый, что издевался надо мной, говоря, что я превосходно танцую.
— О, да, — кивнула я, — простите, месье. Вы…
— Мое имя — Анри де Пуайе, — с легкой укоризной продолжил он.
— Конечно, — согласилась я.
— А я помню ваше имя.
С чем я тебя и поздравляю. Господи, мне и без того дурно, так еще на голову свалился этот тип! Если я немедленно не выйду на свежий воздух, то изрядно повеселю остальных своим бессознательным состоянием.
— Месье, — я посмотрела на Пуайе, — здесь есть балкон?
В его глазах появилось сперва изумление, а потом радость. Радость? С чего бы это? Что его так обрадовало, скажите на милость?
— Я провожу вас, мадам, — и он подал мне руку.
Я безропотно приняла ее. Сейчас я согласилась бы на все, что угодно, лишь бы выйти на балкон и вдохнуть немного свежего воздуха.
И моя мечта наконец осуществилась. На балконе было холодно, но меня это не смущало. Это было даже приятно. И холодный ветер только облегчал мои страдания.
Все было бы прекрасно, но Пуайе все испортил самым возмутительным образом. Я просто не ожидала такого с его стороны. Представьте, он меня обнял! Жуть, ужас! Моим ребрам и без того было достаточно гадко. В тот злосчастный момент я едва не потеряла сознание. Я издала немелодичный вопль, лишь усилием воли устояв на ногах, отпихнула Пуайе от себя и выдавила:
— Вы спятили?
На некоторых мужчин свежий воздух действует самым затейливым образом.
Он отступил на шаг и приподнял брови:
— Разве вы не этого хотели?
— Я?!
В моем голосе было столько изумления, что, кажется, он понял свою ошибку.
— Наверное, я не так понял… — сказал он уже менее уверенно.
— Совершенно не так, — отрезала я, — я вовсе не хочу с вами обниматься. Мне и без того плохо.
— Хотите сказать, что я вам настолько противен? — тут же взвился де Пуайе.
Если бы я чувствовала себя лучше, то покрутила бы пальцем у виска. И почему мужчины все принимают на свой счет? Я о нем вообще не думала.
— Я не имела в виду вас, месье, — постаралась я свести инцидент к минимуму, — мне просто плохо. Вы пробовали обниматься, когда вас тошнит?
Он представил это и судя по всему, понял, что я хочу сказать.
— Простите, — проговорил он, — кажется, я выгляжу полнейшим идиотом.
Редкостное понимание.
— Хотите подышать свежим воздухом, мадам?
— Да, — не стала я отрицать очевидного.
И желательно, в полном одиночестве. Но кажется, этого мне не дождаться. Он стоял насмерть. Пришлось терпеть его присутствие и выслушивать слова сочувствия, от которых у меня начинались колики.
Наконец, я решила, что с меня довольно. Воздухом я надышалась на всю оставшуюся жизнь. Нужно уходить, иначе этот тип сведет меня в могилу.
Де Пуайе не отставал от меня ни на шаг, шагая следом как привязанный. Проявляя заботливость, предложил принести мне бокал вина. Я отказалась. В данный момент я ничего не смогла бы выпить.
Баронесса, разумеется, отметила такую преданность с его стороны и лукаво заметила:
— Кажется, вы понравились дамскому любимцу, Изабелла, — забыла сказать, что с недавнего времени мы стали называть друг друга по имени, — берегитесь, две победы сразу — это слишком для ревнивых особ.
— Я кому-то перешла дорогу? — поинтересовалась я.
— Могу назвать дюжину.
— Не надо.
Она рассмеялась.
— Вы очень красивая женщина, Изабелла. Неудивительно, что вызываете зависть у остальных представительниц вашего пола. Что же касается де Пуайе, то будьте осторожны. Вы мне нравитесь, поэтому не хотелось бы, чтоб вы попали в историю.
— В какую историю? — спросила я.
— Женщины по его милости постоянно попадают в неприятные ситуации. Ну, вы меня понимаете? — и Вероника мне подмигнула.
Ах, в эти! Почему бы не сказать прямо, ведь в данный момент нас никто не слушает.
Впрочем, де Пуайе не зевал и очень скоро нарушил наше уединение.
— Менуэт, — произнес он, — прекрасный танец. Не хотите ли потанцевать, ваша светлость?
— Нет, спасибо.
— Вам все еще плохо?
— Лучше, — соврала я, — но не настолько.
— Жаль, — вздохнул он, — вы так грациозно танцуете. Вы очаровательны, мадам. Своей красотой вы затмили всех общепризнанных красавиц.
— Не может быть, — вяло отозвалась я.
— Да-да, это так, — с жаром заметил де Пуайе, — вы думаете, вероятно, что это лесть, но я говорю чистую правду, уверяю вас.
Боюсь, сейчас это не произвело на меня должного впечатления.
— И вы вашей красотой поразили меня в самое сердце.
Не знаю, почему, но от этих слов мне по-настоящему стало дурно. Я прислонилась к подоконнику, стараясь дышать как можно глубже, но именно это у меня и не получалось. В ушах зашумело, перед глазами запрыгали какие-то точки. Вот, кажется, сейчас я и узнаю, наконец, что такое обморок.
Кто-то крепко взял меня за руку и куда-то поволок. Поволок потому, что я еле переставляла ноги.
— Если собираетесь потерять сознание, то выберите для этого подходящее место, — услышала я сердитый голос герцога, — в чем дело? Что он вам такого сказал?
— Ничего, — отозвалась я.
— Тогда почему вы такая зеленая?
— Мне плохо.
— Это я вижу. Стойте.
Я послушно остановилась. Оказывается, я и не заметила, как вышла из залы. Я находилась в небольшой комнатке с высоким окном и широкой кроватью.
— В состоянии объяснить, что вас так беспокоит? — спросил тем временем герцог.
— Корсет, — выдавила я из себя.
Слава Богу, это слово короткое.
Он что-то прошипел сквозь зубы.
— Черт бы побрал ваш корсет. Повернитесь.
Почему бы и нет? Я повернулась. Хуже мне уже не будет.
Через минуту мне стало гораздо легче. Я почувствовала, что уже могу дышать и ребра не дают о себе знать. Ведь в обычном состоянии никто не помнит об их существовании. А еще через минуту я поняла, что именно он делает. В любое другое время я бы возмутилась. А как еще реагировать на то, что вам расстегивает платье и перешнуровывает корсет мужчина, пусть даже это ваш собственный муж.
Тем временем, герцог закончил начатое, ворча себе под нос:
— Женщины — просто поразительные создания. Готовы умереть, чтобы произвести на людей впечатление своей сногсшибательной красотой. Ну какого черта вы так затянули корсет?
— Это Эмили, дура, — в сердцах сказала я, — я ведь ей говорила. Приеду, убью.