— Не понимаю тебя.
— Дело в том, что приехала я вчера к дяде и застала его и тетю очень расстроенными. Дядя рассказал мне, что по клеветническому письму прибыли из Москвы два корреспондента.
— Какая фамилия у дяди?
— Дворецкий.
— Дворецкий?
— Да.
— Директор филиала?
— Какого филиала? — спросила Вика, чтобы подчеркнуть, что далека от служебных дел дяди.
— Той конторы, куда ты заходила.
— Да?
— Мы действительно здесь по письму работников филиала.
— Ты давно в Ростове? — спросила она.
— Со вчерашнего дня.
— И то, что в письме, подтверждается?
— Прости, Вика, это редакционная тайна.
— Я только одно могу сказать: дядя Аркаша, для тебя он Аркадий Ефимович Дворецкий, в нашей семье всегда был примером честного и порядочного человека. У тех, кто написал о нем в вашу газету, наверное, морды в пуху. Вот и хотят от себя удар отвести.
— Мы приехали разобраться, Вика. Такой сказочный вечер, не хочется о делах говорить.
— Мне тоже. Но знаешь… Я была у своих дома, увидела тетю, она сердечница, сейчас слегла. А ей совершенно нельзя волноваться. Неотложку при мне вызывали. Тут невольно заговоришь. Сережа, прошу тебя, очень прошу, сделай все зависящее от тебя, чтоб честный человек не пострадал.
— Если он честный — безусловно. Где ты остановилась?
— В «Интуристе» на улице Энгельса. Не хочу стеснять дядю. Надеюсь, проводишь?
Она не могла отпустить Сергея. Не хотелось расставаться с ним, а потом — дело не довела до конца. Сергей обещал ей защитить «дядю», если тот окажется честным. Вике же нужно было, чтобы Сергей защитил нечестного Дворецкого. Ради этого она летела сюда. Как это ей сделать? Взятку Сергей не возьмет, только все дело испортишь.
Стемнело. Мост через Дон обозначился яркими фонарями. На теплоходах зажглись огни и отразились в глубине черного зеркала реки.
Ей вспомнился их столетней давности разговор после спектакля «Правда хорошо, а счастье лучше». Тогда, в ранней молодости, для Сергея без правды не было счастья, для нее же оно стояло впереди, ради счастья и правдой можно поступиться.
И сегодня они были верны высказанному тогда.
— Пойдем, — сказал Сергей.
— Куда?
— Как куда? Я провожу тебя, ты ведь просила.
— Да, да… Я просто думала о другом. Ты молодец — добился своего. Стал журналистом, собственного принципа держишься. Настоящий мужчина. Уважаю таких.
Она не чувствовала досады на него, было приятно, что он — ее первая любовь. И не жалела, что прилетела в Ростов.
Вика повернула к нему голову, остановилась, взяла за руки и долго смотрела на него. Ей стало ясно: ничего из ее дела не выйдет. Не будет Сергей выгораживать Дворецкого.
— Чистый ты человек, Сережа.
— Что так вдруг?
— Не вдруг, я это поняла еще, когда мы вместе жили. Таким ты и остался. Пошли.
На улице Энгельса Сергей и Вика сели в троллейбус и доехали до гостиницы. Она стояла в сквере, высясь своим многоэтажьем.
Они подошли к скамейке.
— Посидим немного, — сказала она.
— Что же, Вика, до следующей случайной встречи?
— Ну почему, если можно, позвоню тебе домой.
— Если будет желание…
— Знаешь, Сережа, ты подожди меня здесь. Есть у тебя время? Я скоро. Надо позвонить в Москву.
Вика направилась к гостинице. По автомату она набрала свой помер. Сразу же в трубке услышала голос мужа:
— Куда же ты пропала? Я уж тут все передумал. Как у тебя?
— Гречанный обещал помочь по возможности, — соврала она. Ей не хотелось расстраивать мужа и в то же время сильно обнадеживать. — Он ведь не один и, кроме того, младший из двух.
— Не много, но все же кое-что…
— Валя, ты бы сам попробовал, — обиделась она.
— Вика, что с тобой? Такого от тебя я никогда не слышал.
— А ты даже по поздоровался со мной.
— Ну прости. И все же твой тон…
— Обычный, — сухо сказала она.
— Что Дворецкий?
— Скис совсем. С моим приездом немного приободрился.
— Завтра меня обещал принять зам.
Вика поняла:
— Желаю успеха. Как Боренька?
— Все хорошо. Когда вылетаешь?
— Наверное, завтра. До встречи.
— До свидания.
Разговор с мужем вызвал у нее раздражение. Все должны служить ему, в голове только дело, дело, дело, на каждого зависимого от него он давит. Неясное ощущение этих мыслей давно таилось у Вики, а сегодня стало внезапно четким, наверное, после встречи с Сергеем. И было обидно, что она так безропотно, как крепостная, служит Звягинцеву.
Если она поделится своим протестом с матерью, то обязательно услышит от нее: «Да ты что, он столько для тебя сделал! Такой человек!» — «А я приложение к нему», — ответила бы она матери.
Вика позвонила Дворецкому и представила свой разговор с Сергеем примерно в таком же духе, как мужу.
— Спасибо вам, спасибо, Виктория Борисовна. Дай бог, дай бог…
— Будем надеяться, Аркадий Ефимович. Но… есть много «но», которые от Гречанного не зависят. Он не один. Я хочу завтра улететь, помогите, пожалуйста, с билетом.
— Не сомневайтесь, все будет в порядке. Я до одиннадцати позвоню вам.
— …Я не очень долго? — спросила Вика у Сергея. Она села с ним рядом на скамейку.
— Вполне терпимо, — сказал он.
— Хочешь посмотреть, как я устроилась?
Когда они оказались в ее номере, Сергей сказал:
— Знаешь, Вика, у меня такое ощущение, что нечто подобное сегодняшней ситуации было у нас.
— Может быть, ты про то, как я первая позвонила тебе после нашей ссоры?
— Возможно.
— Ну а тогда я не уронила себя в твоих глазах?
— Нет.
Вика сплела руки на его шее, притянула голову к себе и поцеловала.
…— Сережа, я ни разу не думала, живя со вторым мужем, что такое может случиться. Скажи мне кто-нибудь — я бы с ним на всю жизнь разругалась.
Лежа рядом с Сергеем, она закинула полные белые руки за голову.
— Понимаю тебя. У меня тоже мысли не было… Как мы плохо знаем себя! И я чувствую неловкость. Не за этим сюда приехал.
— Сережа, не ругай себя. Виновата я. Хотя то, что случилось, не в моем духе. Поверь мне.
— Верю.
— Если мама узнает, ее удар хватит. Ты меня очень презираешь, Сережа?
— Нет, твой порыв был искренним. Может быть, я даже лучше стал о тебе думать.
Помолчали. Сергей сказал:
— Надо идти к себе в гостиницу. Я ведь не один здесь.
— Да, да, иди, Сережа. Я не буду провожать тебя. Не рассердишься?
— Лежи, лежи.
Уже одетый, он подошел к постели попрощаться. Она протянула ему руку. Сергей пожал и вышел из номера.
«Боже мой, что же я наделала? — думала Вика. — Приехала, чтобы помочь человеку, а значит, мужу, своей семье… В результате же себя унизила, хотя Сергей говорит, что стал лучше обо мне думать. А может быть, после всего Сергей действительно сделает все возможное для Дворецкого?»
От этой мысли ей стало легче. Захотелось позвонить мужу, повиниться перед ним. Предлог есть — она с ним резко говорила. И потом у него такое тяжелое время. Он, наверное, еще не спит…
— Это снова я, Валюша, ты еще не спишь? Захотелось пожелать тебе спокойной ночи. Ты не сердишься на меня?
— Нет, рад звонку.
— Спасибо тебе. Я сделала все возможное, спи спокойно. Завтра увидимся. Целую тебя.
РЕШЕНИЕ
Был первый час ночи, когда Сергей подходил к пустынному подъезду своей гостиницы, ярко освещенному и от этого еще более пустынному. Он чувствовал неясную душевную тревогу, вялость, хотелось спать.
Сергей уснул моментально. Возникали и пропадали лица далеких и близких: Анвера, бабушки, школьных друзей, совершенно забытых, коллег по работе, дедушки и в самом конце сна, словно на большом, светлом экране, четкое изображение лица Зиновия Романовича. Он спросил: «Ты подумал, Сережа?»
Сергей резко поднялся и сел в постели. Посмотрел на часы — начало восьмого. Да, подумал ли он? Сергей понял свою неосознанную тревогу, когда возвращался от Вики. Нельзя было оставаться с ней после того, как узнал, что Дворецкий ее дядя. Нельзя было идти на близость. Теперь между ним и Викой протянулась нить его моральной обязательности перед ней. И Сергей боялся стать необъективным. Он как бы вынужден стремиться к выгораживанию дяди. Ну а если дядя все же окажется подлецом? Дворецкий может сказать: «Меня постарался сделать таким Гречанный. Он первый муж моей племянницы, от которого она ушла. Гречанный мстит ей, отыгрываясь на мне».
«Подумай, Сережа», — сказал Зиновий Романович. «Я подумал, — размышлял Сергей. — Дело надо делать чистыми руками. Поэтому я должен отказаться от него».
В начале девятого он постучал в дверь номера Пахомова.
— Доброе утро, Анатолий Викторович, — сказал Сергей, входя в номер.
— Доброе утро, молодой человек. Я уже хотел объявлять всесоюзный розыск. Мог хотя бы позвонить.
— Чрезвычайные обстоятельства, Анатолий Викторович.
— Знаем эти обстоятельства. Я не настолько стар, чтобы забыть свою молодость.
— Все очень серьезно, Анатолий Викторович. Я хочу рассказать вам о них. Прямо касаются нашей работы здесь.
— Слушаю тебя.
Пахомов сел на мягкий диван и откинулся на его бежевые подушки.
— Прошу, — показал он головой на место рядом с собой.
…Когда Сергей закончил рассказ, Пахомов запустил короткопалую руку в золотистую густоту своих волос. Пальцы утонули в них.
— М-да… Правильный ты парень, Сережа. Не зря тебя твой шеф рекомендовал. Слушай, а у тебя есть уверенность, что твоя бывшая жена оказалась здесь случайно?
— Случайность очень возможна.
— Кто ее муж?
— Она не говорила, я не спрашивал.
— А ты про ее дядю, когда жили вместе, слышал?
— Нет. Но мы ведь прожили недолго.
— Вот что. Прошу тебя — больше никаких контактов с ней не иметь, и, что очень важно, с Дворецким тоже.
— Понимаю.
— Давай-ка так решим: поработаем вместе сегодняшний день, а вечером решим. В нашем случае вечер будет утра мудренее.