варища Хрущёва. Далее Фидель стал рассказывать о своих утопических планах построения социализма на Кубе, правда, с более развитой экономикой, чем у русских братьев. А когда речь зашла о Латинских странах, где он тоже мечтал стать вождем народов, команданте осенила мысль. И он здесь же, прямо за столом, написал телеграмму для Хрущёва. Вручил ее послу Алексееву, сказав с сияющим от счастья лицом:
– Я уверен, такая телеграмма понравится Хрущёву. Ведь он мечтает о том же.
Посол прочитал текст послания: «Теперь мы никого не боимся и хотим совершить революции и в других странах Латинской Америки. Для этого в лесах Кубы мы готовим повстанцев из жителей этих стран – Гватемалы, Мексики, Бразилии и других. Они должны захватить власть и построить там социализм. Да здравствует социализм во всем мире! Фидель Кастро».
Алексеев аккуратно свернул листок и засунул в карман, пообещав сегодня же отправить телеграмму в Москву.
А спустя два часа Фидель созвал к себе своих министров, то есть верных друзей, которые участвовали в захвате власти у диктатора Батисты. Сегодня эти люди занимали важные посты в новом правительстве. Кастро намеревался сделать важное сообщение. Туда же явился полковник КГБ Фёдоров, который со своими людьми обучал кубинских чекистов.
Когда все расселись за длинным столом, Фидель встал и начал совещание. Он сообщил, что СССР готов оказать Кубе более широкую помощь, и особенно с продовольствием, с которым положение было катастрофическим. В этом он снова стал винить проклятых американцев – его излюбленная тема. В свое время то же самое делал и Сталин, а за ним и Хрущёв: не уродилась в стране пшеница – виноваты в этом природа или США. И если об этом твердят каждый день, то народ сам не заметит, как поверит. Затем Кастро успокоился и объявил им приятную новость: отныне Хрущёв будет скупать у них тростниковый сахар, хотя СССР в нем не нуждался. А сахар – основа экономики Кубы. Кастро также сообщил о советских танках и других видах вооружения, которые скоро поступят к ним. Однако о ракетах промолчал, следуя указанию, полученному из Москвы.
В конце выступления Кастро сделал вывод, что отныне судьба Кубы будет связана с СССР. В течение следующего часа Фидель превозносил социалистический строй.
За ним слово взяли Рауль и Че Гевара, который недавно вернулся из СССР. Каждый из них рассказывал о счастливой жизни в советской стране. И в глазах кубинцев возникала радужная картина социализма. Однако они не знали, что им показали лишь образцовые заводы, фабрики и колхозы, которых в стране было единицы.
Далее Кастро снова встал с места и сообщил, что отныне Куба пойдет по социалистическому пути развития.
– Завтра это будет опубликовано во всех газетах. Так что нас всех можно считать коммунистами.
И за столом многие стали аплодировать. Но были и те, кому не понравились слова Кастро. Ведь в самом начале революции они не помышляли о социализме. И несогласные члены правительства выступили один за другим и открыто заявили об этом.
Фиделю было заранее известно, что не все разделяют его мне, размахивая руками и тряся головой, Кастро начал доказывать им, что социализм – это единственный верный путь для страны. Говорил он долго, с жаром, словно впадал в экстаз, ведь с юношеских лет он мечтал быть оратором. А когда закончил свою речь, то был уверен, что теперь все на его стороне.
С места поднялся министр Гонсалес, юрист по образованию, который был с Фиделем с первых дней:
– Фидель, когда мы начинали борьбу, разве мы о социализме мечтали? Зачем нам сталинский режим?
– Сталина уже давно нет, – перебил его Кастро.
– Всё равно, там нет свободы, справедливости, да и экономика у них слабая.
– Ты не был там, а Рауль и Че Гевара были и всё видели своими глазами. Ты поменьше слушай радио империалистов, которые очерняют этот строй.
– Сами принципы социализма неверны, как в экономике, так и в политике. Это утопия, это вечная мечта людей о рае на земле. Зачем нам идти по их пути? Я участвовал в свержении Батисты не за тем, чтобы строить социализм.
– После революции я был в США, но Эйзенхауэр не захотел со мной встретиться. Нам с империалистами не по пути, они думают, что я какой-нибудь очередной латиноамериканский диктатор.
И тут с места вскочил Сервантес, бывший министр экономики.
– Не надо было национализировать тысячи американских компаний и корпораций. Хотя бы надо было оставить им три нефтеперерабатывающих и 36 сахарных заводов, ведь от таких реформ мы имеем убытки около одного миллиарда долларов. Для Кубы это огромные деньги. Я против социализма – не для этого мы сражались. И я не один так думаю.
– Ты предатель! – закричал Кастро, вскочив с места. – Если идешь против нас, ты больше не член правительства. Вызовите сюда наших чекистов!
В комнату вошли двое вооруженных военных. Фидель приказал им:
– Арестовать его, и так будет со всяким предателем, который идет против нас. Тебя ждет тюрьма, лет двадцать.
Сервантес усмехнулся и произнес:
– Ты возомнил себя Богом?
Когда бывшего министра выводили из комнаты, он заметил, что прежде над столом Кастро висел портрет Мадонны с младенцем, а теперь – портрет Ленина. И, качая головой, он добавил:
– Да, ты прав, я могу получить этот срок, потому что на Кубе появился новый диктатор. Кажется, президент Эйзенхауэр был прав.
После ухода Сервантеса в комнате наступила гнетущая тишина. Всех охватил страх: прежде Фидель расстреливал людей, связанных с Батистой, но теперь взялся за своих. И это был не первый арест. После совещания Кастро вернулся в свой кабинет.
Фидель сидел за столом и что-то писал, когда к нему зашел полковник Фёдоров, мужчина лет сорока пяти, брюнет, в черной рубашке.
– Фидель, у меня важный разговор.
Кастро жестом указал ему на стул. Фёдоров сел, а команданте уставился ему в лицо. Дело в том, что у советского чекиста появились усы, как у Гитлера, хотя полчаса назад их не было.
– Откуда у тебя эти дурацкие усы, как у Гитлера? – Кастро тихо засмеялся.
Фёдоров сделал удивленное лицо, приложил пальцы к носу, будто щупая то место, и затем убрал, сказав:
– Никаких усиков нет.
И в самом деле, они исчезли.
– Это просто фокус, – улыбнулся Фёдоров, – мы, чекисты, любим всякую конспирацию. И, как актеры, иногда балуемся между собой. Я заметил, что этот предатель Сервантес испортил всем настроение.
– Ты прав, обидно стало, все-таки вместе сражались, голодали… Но Батисту сверг я.
– Путь тебя не мучает совесть. Революция в опасности! Неужели ты допустишь, чтоб это великое дело провалилось? И виной тому будет кучка оппозиционеров. Именно они самые опасные для вашей революции люди. Эти предатели метят на твое место. Если они придут к власти, то тебя, Рауля и Че поставят к стенке. Затем возьмутся за других верных тебе людей. Ты делаешь великое дело для своего народа, и угрызений совести быть не должно. Когда у нас произошла революция, Ленин объявил в стране «красный террор» и уничтожил всех недовольных, без суда и следствия. Так он спас революцию. Как верный друг, я советую тебе арестовать и других оппозиционеров, всех тех, кто не согласен с тобой. А самых опасных нужно расстрелять. К предателям не должно быть жалости. Иначе ты проиграешь, и они выберут себе другого вождя. Ты хочешь потерять власть? Я знаю, что это такое, когда толпы людей обожают тебя. Одним словом, всех, кто мешает делу социализма, нужно быстрее устранить.
– Но ведь это вызовет в стране недовольство…
– В нашей стране это делается так. Мои ребята стреляют в предателей из-за угла, а на другой день власть устраивает им пышные похороны. Далее во всех газетах пишут, что это дело рук контрреволюции, которая хочет свергнуть народную власть. И тогда вокруг тебя люди станут еще сплоченнее. То же самое я предлагаю сделать на Кубе. Мы сразу убиваем двух зайцев, то есть устраняем предателей и усиливаем ненависть народа к оппозиции как к виновнику всех бед.
– Я не знаю…, – в раздумье произнес Фидель.
– Фидель, будь твердым, ведь это ты делаешь не для себя, а на благо всего простого народа. Когда люди станут жить лучше, они поймут тебя.
– Может быть, ты прав, – Фидель закурил сигару.
– Мы вам поможем, у нас большой опыт в борьбе против контрреволюции, то есть оппозиции. Отныне мы навсегда с Кубой.
Кастро встал с места и твердо пожал руку Фёдорову. Когда чекист был у двери, Фидель остановил его и напомнил об усиках:
– Американские газеты называют меня Бородатым Гитлером. Вот дураки, нашли с кем меня сравнивать.
На хитром лице Фёдорова возникла улыбка:
– Может, из-за того, что твои выступления перед народом слишком эмоциональны, особенно твои жесты?
– Когда я выступаю, я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Вот почему я могу говорить часами. Интересно, что испытывал Гитлер, выступая перед миллионами?
– Должно быть, то же самое, – сказал чекист.
– Откуда тебе это известно? – удивился Фидель.
– Я его хорошо знал.
– Интересно! Наверное, в годы войны ты был разведчиком у него в штабе?
– Ты очень умен, угадал.
Когда Фёдоров покинул здание правительства и оказался на улице, на лице у него снова появились усики. Он очень гордился ими и не мог без них.
Спустя неделю на Кубе начались репрессии против оппозиции. Первым в списке оказался Сервантес, его выпустили из тюрьмы и даже восстановили на прежней должности. А через три дня, когда он с портфелем в руках входил в подъезд своего дома, какой-то юноша в сомбреро выстрелил ему в лицо. Министр рухнул на лестницу. Убийца выскочил на улицу, где за углом его ждал красный «Москвич».
Похороны Сервантеса были пышными, на митинг собралось много народу. С длинными речами выступили его соратники.
Вскоре ночью у калитки своего дома был застрелен Гонсалес. В этот раз убийца стрелял прямо из того же «Москвича», его лица никто не видел. Спустя месяц были убиты еще три важных чиновника. Им тоже устроили торжественные похороны, и на их могилах соратники клялись отомстить врагам. Вскоре все газеты объявили, что эти преступления совершили люди, связанные с диктатором Батистой. И на митинги стали выходить толпы народа, требовавшие как можно скорее расправиться с контрреволюцией, которая мешает экономическому развитию страны.