– А вы, товарищи, – обратился к другим Хрущёв, – что думаете? Стоит ли давить на США или пора нам остановиться?
Все молчали, и Брежнев всё же сказал:
– Вы правы, Никита Сергеевич, мы должны еще немного рискнуть. Ну, конечно, до войны не доведем…
– Молодец, Леонид, ты правильно понимаешь мою тактику. Пусть наши корабли смело идут на американцев, а там видно будет… Надо давить на них, насколько это возможно. Если сейчас мы сразу повернем назад – это позор, над нами будут смеяться, мы потеряем авторитет перед другими странами. Мол, испугались и убежали! Давайте послушаем мнение самого молодого нашего товарища – Харитонова, он у нас недавно, хоть и молод, но умен, кандидат наук. А то Европа критикует нас, что у нас в правительстве мало людей с образованием.
Харитонову было сорок шесть, он был в роговых очках, с лысиной спереди. Он поднялся с места. Его волнение было заметно – глаза бегали.
– Конечно, я в делах политики молод, но думаю, что если скажу что-то не так, то мои товарищи поправят меня.
Такое начало всем сразу понравилось, и все закивали головой.
– Никита Сергеевич, на Кубе уже есть восемнадцать наших ракет, которые могут уничтожить самые крупные города США. Может быть, этого достаточно? Зачем еще ракеты? А вдруг мы не заметим, как случайно начнется война? Ведь США мы уже и так схватили за горло?
– Вот сразу видно, что ты молодой и еще наивный, – ответил Хрущёв, улыбаясь. – Запомни, чем больше там наших ракет, тем больше страха у американцев и тем сильнее мы сможем давить на них. И они будут молчать. Вот в чем весь наш фокус. Таким путем мы принесем социализм во все страны Южной Америки. Ты понял, какие грандиозные планы у нас?
– Теперь все ясно, спасибо, Никита Сергеевич, – и Харитонов сел на место.
– Нравится мне этот парень, не зря я привел его в Политбюро. А теперь мы должны подготовить ответ для Кеннеди. Как я сказал, ответ будет жестким. Хоть они и сильны, но мы не боимся их. Тогда весь мир зауважает нас еще больше. Нам следует заявить, что США действуют в море как пираты. Что сейчас, средние века? Что это такое – задерживать наши суда и проводить обыск?! Мы такое не допустим и дадим такой ответ, что им мало не покажется! Тем более что мы – страна, которая запустила первого космонавта, имеем самую мощную в мире бомбу – в 50 мегатонн. Одним словом, смысл письма будет таким: советским судам наплевать на их карантин. Громыко, ты понял, каким будет смысл нашего ответа?
И министр иностранных дел кивнул головой и еще добавил:
– В конце следует сказать, что мы не хотим войны, что это США толкает мир к войне. А мы лишь пытаемся спасти несчастную Кубу от американцев, которые хотят ее захватить и уничтожить в этой стране свободу.
– Это правильно, красиво сказал. Пусть Кеннеди знает, что на самом деле мы не хотим войны. И с другой стороны – пусть весь мир знает, что в этом кризисе виновата сама Америка. Но для этого нам нужно убедить мир, что на Кубе нет советских баллистических ракет. Интересно, у Кеннеди есть доказательства о наших ракетах или это лишь предположения?
На этот вопрос ответил молодой Председатель КГБ.
– Мне думается, у американцев нет никаких доказательства, иначе они подняли бы шум. Возможно, есть лишь косвенные данные от агентов с Кубы.
– Это хорошо, тогда в своем заявлении я вновь скажу, что мы поставляем на Кубу только сельхозтехнику и обычное вооружение, о чем мы говорили ранее. Так мы опозорим США и выставим их агрессорами, которые хотят задушить свободу на Кубе. Конечно, врать нехорошо, но мы имеем на это право, потому что мы строим социализм – самый справедливый строй на земле. А Америка – это богачи, хищники. И простые люди нас поймут, потому что бедные всегда ненавидят богатых. Вот еще что: Громыко, скажи нашему Зорину в ООН, пусть на Совете Безопасности поднимет вопрос о защите Кубы, мол, мы пытаемся спасти кубинский народ от голода, а США мешают и устроили блокаду острова под лживым предлогом, что якобы мы доставляем туда ядерное оружие и создаем там военную базу против США. Что скажете, товарищи?
– Прекрасная идея! – воскликнул Громыко, и за ним – другие.
А Игнатов добавил:
– Надо бы к этому делу и наши социалистические страны подключить. Пусть они тоже позорят Америку.
– Это – без сомнения, как без них? – произнес Суслов.
Малиновский внес еще одно предложение:
– Товарищ Хрущёв, сейчас вероятность войны стала велика, и поэтому мы должны свои Вооруженные силы привести в боевую готовность, а также армии Варшавского договора. Пусть они видят, что мы не боимся этого вшивого карантина.
– Это верно, – заметил генсек, – на всякий случай мы должны быть готовы.
– Мы отменим все отпуска солдат из ракетных войск стратегического назначения, войск ПВО и подводного флота. Все должны быть на боевом посту, до особого уведомления.
– Может, и Фиделя ввести в курс наших дел? – предложил Понамарев.
– Обязательно, а то обидится. Пусть будет спокоен. Скажите ему, что Москва не намерена отступать, и советское правительство готово к любым неожиданностям. А Иванов пусть свои войска на Кубе тоже приведет в состояние готовности. Однако это не означает – война. Мы не хотим ее.
На этом заседание Политбюро закончилось.
23 октября советское правительство сделало заявление о том, что правительство США «берет на себя тяжелую ответственность за судьбы мира и ведет безрассудную игру с огнем». В заявлении не было ни слова ни о признании факта развертывания советских ракет на Кубе, ни о конкретных предложениях о выходе из кризиса. В тот же день глава советского правительства Никита Хрущёв направил президенту США еще письмо, в котором заверял, что любое оружие, поставленное на Кубу, предназначено только для целей обороны, то есть там нет ядерного оружия.
ЖУРНАЛИСТ И РАЗВЕДЧИК
Этим утром Роберт Кеннеди завтракал с семьей в просторной веранде. Детей у него было восемь, пятеро старших сидели с родителями за столом, а самые маленькие еще не проснулись. Кушали молча, и лишь временами мать делала замечания младшим. Обычно Роберту нравилось наблюдать за своими смешными детками, как те уплетают кашу, измазав свой рот. Но сегодня у их отца даже не хватило сил улыбнуться им. Уже какой день Роберт думал лишь об одном: с острова Кубы на них смотрели ракеты с ядерными боеголовками. Сегодня утром, печально глядя на своих детей, Роберт с ужасом думал: «А что, если это их последний семейный завтрак?» Такая мысль сводила с ума его и Линду, и родители с болью в сердце смотрели на своих любимых детей.
– Линда, ты с детьми должна сегодня же уехать. Больше тянуть нельзя.
Жена не успела ответить, как по телевизору начались новости. Они уставились на маленький экран. Отныне все новости начинались с Кубинского кризиса. Весь мир, затаив дыхание, ждал ответа Хрущёва. Диктор объявил, что Кремль еще молчит, а затем показали картинку, как советские суда двигаются к линии карантина, где в один длинный ряд выстроились корабли ВМС США.
Затем Роберт с женой снова принялись за завтрак. Линда хотела ответить на вопрос мужа об отъезде, и тут раздался телефонный звонок. Роберт кинулся к стене и снял трубку. Он слушал молча и не проронил ни слова. Лицо его стало совсем мрачным.
– Мне пора, брат зовет, – сказал Роберт, повесив трубку. – Он получил письмо от Хрущёва. В общем, советские корабли не будут соблюдать карантин.
– О Господи, что будет с детьми, с нами? – нервно крикнула жена, и дети испугано глянули на мать. – Чего хочет от нас этот проклятый фанатик?
– Советы не выдвинули никакие условия. Линда, срочно уезжайте на виллу к тете Дженни, туда, надеюсь, радиация не доберется. Мне кажется, войны теперь не избежать, главное, чтобы она не переросла в атомную.
Муж поднялся наверх – в спальню, чтобы одеться, а Линда опустила голову и заплакала. Дети молчали, не сводя глаз с матери. Они никогда не видели свою маму такой, ведь она веселая. Пожилая горничная села рядом с Линдой, обняла ее и стала успокаивать.
Надев костюм, Роберт зашел в детскую, склонился над кроватками своих деток и поцеловал каждого, с трудом сдерживая слезы. Оттуда он спустился вниз и на веранде поцеловал жену и других детей. У зеленой лужайки министра юстиции ждал черный автомобиль, и он уехал в сторону города. Средних лет шофер хотел спросить у Кеннеди о кризисе, но решил не беспокоить. Роберт смотрел в окошко, весь погруженный в свои мысли. Им навстречу ехала вереница машин с прицепами. Люди с тревогой покидали большие города, подальше от войны, если такое случится. «О Боже, – воскликнул в душе Роберт, – что еще мы должны сделать, чтобы остановить войну? И без того наши действия – сверхдержавы – носят мягкий характер!»
Уже в городе, проезжая возле Посольства СССР, Роберт попросил на минуту остановить машину. Из окошка автомобиля он глянул вверх – на крышу здания. Там из трубы шел черный дым. Роберт удивился: «В такое теплое время русские уже топят печь? А может, он жгут секретные документы, готовясь к войне?
Когда Роберт вошел в Овальный кабинет, то застал брата за рабочим столом. Тот что-то писал. Дети Джона находились там же. Кэролайн сидела под столом отца, где она устроила домик и читала там книжку для своих кукол. А маленький Патрик ползал по зеленому паласу со своим красным автомобилем. Увидев любимого дядю, все кинулись к нему, тот обнял племянников и поднял на руки.
– А где поцелуи? – спросил Роберт, и оба громко чмокнули дядю.
Когда Роберт опустил детей, к нему подошел брат и спросил:
– Как Линда, как дети?
– Я сказал ей, чтобы сегодня же уехала к своей тете. Линда хотела остаться, но я убедил ее, что прежде всего она должна думать о детях.
– А Жаклин отказалась уезжать. Мне это не нравится. Иногда она слишком упрямая.
Братья сели за низкий длинный стол, где лежал текст Хрущёва. Прочитав его, Роберт от злости швырнул лист на пол, вскрикнув:
– Вот урод, чего он хочет от нас?! Мы и так выбрали самый мягкий вариант решения кризиса. Это почти уступка!