У края бездны — страница 31 из 43

мы можем заставить Советы убрать ракеты с Кубы либо путем вторжения, либо путем уступок.

– Господин президент, о чем Вы говорите? – возмутился генерал Кребс. – Само слово «уступки»… для нас это… немыслимо! Это почти капитуляция!

– Да, мы сильны и можем уничтожить СССР. Но я повторяю: прежде всего мы должны думать о жизнях наших граждан. Ради этого нас выбрали в правительство. Я – за второе предложение. За мирное решение, пусть даже уступкой наших ракет в Турции.

Такой вариант оказался неожиданностью. Многие были не готовы к нему. В зале стало шумно, слышались недовольные голоса. Тогда Кеннеди спросил:

– Что мы будем делать, если переговоры в ООН зайдут в тупик?

– Нанесем воздушный удар, – решительно заявил Банди, который сидел рядом.

Это удивило президента, ведь сегодня утром Банди был против военной акции. Тогда Кеннеди спросил:

– Кто за это предложение – военное решение?

Большинство подняли руки. Президент был удивлен еще больше, когда Роберт тоже поднял руку. А ведь именно с помощью брата он подбросил Хрущёву идею ракет в Турции. Напротив сидел Макнамара, и он также поднял руку. А ведь именно он предложил блокаду и отговорил президента от воздушного удара. Большинство поддержало советника по национальной безопасности Банди. Президент остался в меньшинстве. Лишь трое согласились решать этот конфликт мирным путем, путем уступок. Тем не менее, последнее слово – за президентом страны. «Может, они правы», – задумался Джон. И он произнес:

– Знаете, в чем разница между мною, президентом, и вами? Вы имеете право на ошибку, а я – нет. Из-за меня могут погибнуть миллионы.

И далее в душе Джон сказал себе: «Да, такие уступки – это немного унизительно для страны, но я готов принять на себя позор и унижение ради спасения многих жизней».

Президент молчал, все ждали его решения.

– Несмотря на то, что почти все против, – сказал Кеннеди, – всё же я – за уступки. Именно этот вариант позволит нам убрать ракеты с Кубы и при этом избежать войны. Другие такой гарантии не дают.

Вопрос был решен, в зале наступила тишина. Все смирились, кроме седых генералов, у которых от гнева сверкали глаза. Молчание нарушил министр обороны:

– Господин президент, хоть Вы и приняли решение, но я предлагаю второй вариант принять как запасной. Это на случай, если русские откажутся от вашего варианта по нашим ракетам в Турции.

– Я согласен: в этом случае будут исчерпаны все пути мирного решения.

– Тогда я предлагаю завтра утром собраться заново и обсудить воздушный удар по Кубе. А тем временем Объединенный комитет начальников штабов подготовит нам план нанесения воздушного удара и высадку морского десанта. Это будет резервный вариант.

Со дня блокады в кубинском порту стояло судно «Александровск», на котором имелось двадцать ядерных боеголовок. Так как хранить ядерный груз было негде, его оставили в трюмах. Это было опасно, потому что ВМС США могли их бомбить. Однако командующий Иванов не видел другого выхода, ведь операция проводилась в спешке и хранилища для ядерных бомб не были подготовлены.


МОСКВИЧИ      

В этот день Микоян вернулся домой, как обычно, поздно вечером. За столом семья уже пила чай. Собрались три сына, правда, без своих жен. Так захотел их отец. Столь странная просьба удивила детей.

Когда Микоян вошел в гостиную, все поднялись с мест и стали здороваться с отцом, как того требует национальная традиция, хоть родина и была далеко. Отец выглядел хмурым, задумчивым, в глазах – тревога. Дети решили, что отца ждет арест или увольнение. Все замерли в ожидании, однако сначала он выпил рюмку водки и в общих чертах рассказал о Карибском кризисе.

– Но об этом – никому, – предупредил отец. – Ситуация такова, что в любой момент может начаться ядерная война. Мы очень близки к ней. Я всем вам купил через профсоюз путевки на озеро Иссык-куль. В Среднюю Азию американские ракеты не полетят. Завтра же уезжайте, дорог каждый час.

– А как же наш народ? – сказал старший сын, летчик-испытатель, и другие дети поддержали его.

Микоян налил себе еще водки и выпил:

– Я не имею права об этом сообщить всему народу. Если так сделаю, то меня объявят предателем родины, я окажусь в тюрьме, и у моих детей не будет будущего. Поэтому я спасаю тех, кого могу.

За столом воцарилась тишина. Затем средний сын сказал:

– Папа, если начнется война, я, как летчик, должен быть на войне. Я не могу ехать. Я готов отправить свою семью, но сам останусь. Да и как я брошу маму, тебя?

То же самое заявили и другие сыновья. И мать за столом заплакала и краем платка вытерла мокрые глаза.

– Мы – уже старые люди и свое отжили, а вам еще жить да жить. Поэтому для нас, родителей, будет лучше, если вы уедете со своими детьми.

Однако дети отказались. Впрочем, это не удивило отца. Они были преданными коммунистами и комсомольцами, и такое бегство расценили бы, как трусость и предательство.

– Папа, как ты, старый коммунист, мог такое предложить нам? – возмутился средний.

– Когда вы будете моего возраста, то поймете меня. Я понимаю войну, если враг напал на твою родину, и ты обязан ее защищать, даже ценой своей жизни. Как это было двадцать лет назад. Но эту войну затевает сам Никита. Он точно одержим ею. Я попытался образумить его – бесполезно. А другие трусливо молчат, особенно этот подхалим Громыко. Скажите мне, ради чего должны гибнуть миллионы людей? Это глупая и несправедливая война. Очередная дурость Никита, как это было с кукурузой – засеять всю страну, а затем – с налогом на скот, деревья… А спорить с ним опасно. Он считает себя великим лидером. Я не хочу, чтобы мои дети погибли из-за такой глупости Хрущёва. Эту войну устраиваем мы, а не американцы. Мы своей мордой лезем в осиное гнездо. Как вы думаете, осы промолчат? И еще, как мне стало известно, почти все дети членов Политбюро тоже получили путевки в санатории – подальше от крупных городов. Об этом сказал мой старый друг.

– Нет, папа, я не могу уехать. Для меня это как-то унизительно, – сказал младший, Арсен, – ты должен убедить Хрущёва, чтобы он сообщил народу об этой опасности, как это сделал Кеннеди.

– Что ты, это государственная тайна! Хотя об этих ракетах знает весь мир, кроме социалистических стран, тем не менее Хрущёв продолжает врать всему миру. Если сказать людям правду, то начнется паника. Это опасно!

– Что значит – паника? Ты думаешь, люди начнут бросаться с крыш домов? Или биться головой об стенку? Всё, что сделают они – это просто убегут как можно дальше от городов. И таким путем миллионы спасутся.

– При панике люди начнут грабить магазины.

– Что грабить? Ведь у нас полупустые прилавки!

– Слишком умная у нас молодежь, всё знают, всё умеют.

– Мне кажется, Хрущёв слишком глуп, чтобы быть генсеком.

– Не смей говорить такие вещи в других местах. Да, у Никиты есть недостатки, но он – смелый человек, и страна обязана ему. Когда умер Сталин, именно он выступил против Берии. А ведь все тряслись перед ним! Именно Никита на XX съезде партии разоблачил преступления Сталина, хотя все члены Политбюро были против. И он это сделал несмотря на то, что и его подписи тоже стояли в списках невинно расстрелянных людей. Как-то Никита сказал: «У нас у всех руки по локоть в крови, вместе со Сталиным». У него хватило мужества признаться… Другой человек на его месте попытался бы скрыть это. А то, что он творит глупости в сельском хозяйстве и в политике – это из-за необразованности. Посмотрите, как он разговаривает – точно деревенский мужик. Вот что я скажу: лучше жить при глупом Никите, чем гнить в Сибирских лагерях при Сталине. Миллионы невинных людей были расстреляны и просто умерли в лагерях от истощения. Их вина – что в своем узком кругу они осмелились критиковать Сталина.

В тот вечер они еще долго беседовали. Всё же сыновья отказались уехать. Проводив своих братьев, Арсен зашел в свою комнату, лег на кровать, но заснуть не мог. Его мучила мысль: неужели миллионы советских людей погибнут, а ведь им можно спастись, стоит только уехать в дальние села… Почему они должны умирать из-за глупости генсека? Как бы ему хотелось сообщить людям! Хотя бы спасти детей и женщин. Арсен считал, что в этом вопросе Хрущёв заблуждается, и его молчание вредит делу социализма. Тем самым генсек извращает ленинские идеи построения социализма. Когда Арсен беседовал с отцом на такие темы, то Микоян любил повторять: перегибы бывают в любом деле, однако это не значит, что социализм – неверное учение. И сын верил отцу, который стоял у истоков этого строя. Коммунисты обещали построить рай на земле и, несмотря на долгие годы бедности, люди верили, потому что с утра до вечера газеты, радио и телевидение вдалбливали это им. Умелая пропаганда делала свое дело, и лишь немногое могли разглядеть эту огромную ложь. Обычно это были политики, журналисты, которые ездили за рубеж и видели совсем иную жизнь. Или те, кто по радио тайно слушали передачи «Би-би-си», «Голос Америки». Однако таких людей быстро находил КГБ благодаря своим агентам из числа советских патриотов.

На другое утро, как обычно, Арсен явился на работу в Научно-исследовательский институт сплавов. Надев белый халат в своей комнате, он вошел в лабораторию, подошел к своему другу Семену и тихо сказал: «Надо поговорить, я жду у себя». Тот кивнул. Затем заглянул в другую комнату и то же самое сказал Светлане, которая готовила тигель для плавки металла. С ней Арсен был дружен со студенческой скамьи. Девушка насторожилась, с лица сошла улыбка. Третьим был Андрей, из соседней лаборатории, высокий, рыжеватый, с открытой душой.

Через пять минут все собрались вокруг Арсена в его кабинете.

– Ребята, сейчас я вам скажу то, о чем никто не должен знать, – начал Арсен. – Слишком велика вероятность, что в любой час может начаться война, и натовские ракеты полетят на наши города.

О Карибском кризисе им было известно не только из советских газет, но из радиопередач «Голос Америки», и эту тему они не раз обсуждали между собой. Несмотря на противоречивые заявления Хрущёва и Кеннеди, все они были на стороне Кубы и осуждали Америку, которая готовится к свержению Ф. Кастро.