Оба брата и Эки приняли своих новых знакомых за супругов и велели Айтору занять место рядом с девушкой под брезентом; двоим из них пришлось спать под открытым небом.
— Мы будем меняться, — сказали они, отказавшись от предложения Айтора дежурить с ними по очереди. — А так что же это будет за гостеприимство? — возражали они.
Айтор прилег рядом с Росер, которая сжалась в комок, защищая живот, и обнял ее, пытаясь хоть немного согреть. Кости у него ныли, все тело затекло, он очень боялся за будущую мать; он отвечал за ее жизнь и безопасность, он обещал Виктору Далмау, своему другу, уберечь девушку и ее ребенка. Впрочем, за время восхождения на гору Айтор убедился, что у Росер достаточно сил, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться.
— Я пасла коз на склонах холмов зимой и летом, Айтор, я привыкла к непогоде. Не думай, меня не так легко утомить. — Должно быть, Росер почувствовала его страх, потому что взяла его за руку и приложила к своему животу, чтобы он услышал, как толкается ребенок. — Не волнуйся, Айтор, это дитя в безопасности, и ему там хорошо, — сказала она, зевнув.
И тогда храбрый и веселый баск, повидавший столько смертей и страданий, столько зла и насилия, тихонько заплакал, уткнувшись в затылок девушки, запах которой он никогда не забудет. Он плакал о ней, потому что она не знает, что уже овдовела, плакал о Гильеме, которому не суждено увидеть сына и обнять невесту, плакал о Карме, которая ушла не простившись, плакал о себе, потому что смертельно устал и впервые в жизни засомневался в своей счастливой судьбе.
На следующий день горец, которого ждали, прибыл очень рано. Он медленно ехал верхом на старой кляче. Горец отрекомендовался как Анхель, мол, рад служить, и добавил, что это имя ему очень подходит, поскольку он — настоящий ангел-хранитель беженцев и дезертиров. Он привез ожидаемую провизию, несколько коробок с патронами и бутылку водки, чтобы разгонять тоску и обрабатывать рану астурийца. Когда парня перевязывали, Айтор увидел, что рана у того очень глубокая, была видна черепная кость. Он подумал, что только благодаря холоду астуриец избежал инфекции; он, должно быть, выкован из железа, если смог выжить с такой раной. Горец подтвердил, что Франция закрыла границы уже два дня назад и что сотни тысяч беженцев оказались в ловушке в ожидании смерти от холода и голода. Вооруженные гвардейцы никого не пропускают.
Анхель назвался пастухом, но Айтора было не так-то легко обмануть, очень уж горец походил на контрабандиста и чем-то напомнил баску его собственного отца; Анхель явно занимался более прибыльным делом, чем выгуливание коз по горным пастбищам. Отметив этот факт, Айтор предположил, что горец вполне мог встречаться раньше со стариком Ибаррой: в этих местах люди их профессии хорошо знали друг друга. Горных троп было не так уж много, а трудностей сколько угодно, не говоря о плохой погоде и преследовании властей по обе стороны границы. В таких обстоятельствах солидарность неизбежна.
— Мы же не преступники, наше ремесло необходимо, твой отец наверняка тебе это объяснял. Закон спроса и предложения, — добавил горец.
Он заверил Айтора и Росер, что во Францию невозможно пробраться без проводника: французы усилили охрану горных переходов через границу, так что теперь в распоряжении беженцев оставалась только тайная тропа, опасная в любое время года, особенно зимой. Анхель хорошо ее знал, потому что еще в начале войны водил по ней интербригадовцев.
— Славные ребята были эти иностранцы, но большинство из городских, из обеспеченных семей, некоторых мы по дороге недосчитались. Кто-то отстал, а кто-то упал в пропасть, да там и остался. — Он согласился перевести Айтора и Росер через перевал и получил плату французскими деньгами. — Женщина может ехать верхом, а мы пойдем пешком, — сказал он баску.
Утром, выпив суррогатный напиток, заменявший кофе, Айтор и Росер попрощались с приютившими их на ночь мужчинами и продолжили свой путь. Проводник предупредил их, что идти они смогут, только пока светло, и если они потерпят и станут как можно реже делать привалы в течение дня, не останавливаясь ни на минуту дольше, чем это необходимо, то смогут заночевать в пастушьей хижине. Айтор неусыпно следил за горцем, готовый в любой момент отразить нападение. В этих безлюдных, незнакомых им с Росер местах проводник запросто мог зарезать их обоих. Кроме денег, контрабандист мог поживиться пистолетом Айтора, его перочинным ножом и ботинками, а также непромокаемым пальто Карме. Они шли час за часом, промерзшие от холода, измученные, и продвигались вперед, утопая по колено в снегу. Чтобы дать отдохнуть коню, о котором его хозяин заботился, как о своем пожилом родственнике, Росер тоже приходилось подолгу идти пешком. Пару раз они останавливались на короткий отдых, ели талый снег и остатки жесткого мяса и хлеба. Когда стало темнеть, а температура упала настолько, что с трудом удавалось разлеплять заиндевевшие ресницы, Анхель указал на возвышавшийся впереди холм. Это и было долгожданное пастушье убежище хозяина.
Хижина представляла собой строение, сложенное из камней вместо кирпичей; дверей не было, но имелся широкий вход, через который они с трудом завели коня, чтобы тот не замерз на снегу. Внутреннее пространство их пристанища, круглое и с низким потолком, было просторным и защищенным гораздо лучше, чем казалось снаружи. Путники обнаружили несколько связок поленьев и охапок сена, большую бадью с водой, пару топоров и кое-какую кухонную утварь. Айтор развел огонь, чтобы приготовить одного из кроликов, которых вез с собой Анхель, а тот в свою очередь достал из своей туго набитой переметной сумы затвердевший сыр и хлеб, засохший и черный, но все-таки не такой безвкусный, как тот, который Росер выпекала в Барселоне в последние месяцы. Поужинав и накормив коня, все трое закутались потеплее и улеглись на сеновал, освещенный отблесками костра.
— Завтра перед уходом мы должны оставить здесь все, как было, когда мы пришли. Надо нарубить дров и наполнить бадью снегом. И еще, парень, отложи ты свое оружие! Можешь спать спокойно. Я контрабандист, но не убийца, — сказал Анхель.
Переход через Пиренеи занял три долгих дня и три ночи, однако благодаря Анхелю они не заблудились и им ни разу не пришлось спать под открытым небом, — каждый день заканчивался ночевкой в каком-нибудь укрытии. Вторую ночь путники провели в хижине у двоих угольщиков, у которых был пес, больше похожий на волка. Мужчины, зарабатывавшие на жизнь тем, что рубили древесину и потом изготавливали из нее уголь, показались грубыми и негостеприимными, но согласились принять их за плату.
— Ты поосторожнее с ними, парень, эти типы итальянцы, — предупредил Анхель, отведя Айтора в сторону.
Однако именно то, что угольщики были итальянцы, и позволило баску наладить с ними отношения: он знал наизусть несколько итальянских песен. Разом преодолев изначальную подозрительность, они вместе поели, выпили и закусили, после чего мужчины достали истрепанную колоду карт. Росер выигрывала чаще всех; она научилась превосходно играть в туте[13] еще в католическом колледже и обыгрывала соперников. Это привело хозяев в восторг, несмотря на то что они лишились куска затвердевшей салями, которую поставили на кон. После игры Росер без сил опустилась на груду мешков в углу и уснула, уткнувшись в жесткую шерсть пса, свернувшегося возле нее, чувствуя тепло. Прощаясь утром, девушка, как и полагалось, троекратно расцеловала угольщиков в обе щеки и сказала им, что даже на пуховой перине ей не доводилось спать так удобно, как у них в хижине. Когда Айтор и Росер отправились в путь, пес еще довольно долго сопровождал их, словно приклеившись к ногам девушки.
На третий день вечером Анхель объявил, что дальше они пойдут одни, без него. Они были спасены, оставалось только спуститься вниз по склону.
— Идите по этой тропе, ниже вы наткнетесь на заброшенную ферму. Там сможете передохнуть. — Он дал им немного хлеба и сыра, взял деньги и коротко обнял. — Твоя жена — золото, парень, береги ее. Я провел через горы сотни мужчин, от солдат, закаленных в бою, до бандитов, но я никогда не видел никого, кто бы, как она, вытерпел все, ни разу не пожаловавшись. Да еще с ее животом.
Через час, когда баск и его спутница подходили к ферме, им навстречу вышел мужчина с винтовкой. Завидев его, они резко остановились, пытаясь перевести дух. Воспользовавшись моментом, Айтор убедился, что пистолет на месте, в заднем кармане, и готов к бою. Несколько бесконечных минут мужчины стояли на расстоянии пятидесяти метров и смотрели друг на друга, а потом Росер сделала шаг вперед и крикнула, что они беженцы. Услышав женский голос и поняв, что одна из спускавшихся по склону женщина и что они напуганы даже больше, чем он сам, мужчина опустил оружие и обратился к ним на каталонском:
— Идите сюда, идите, я вам ничего плохого не сделаю.
Они были не первые и не последние беженцы, которые здесь побывали, сказал он и добавил, что сегодня утром его сын ушел во Францию и что теперь он боится, как бы его не схватили франкисты. Незнакомец привел их в некое подобие дома с земляным полом, у которого не хватало половины крыши, накормил их тем, что у него оставалось из еды, после чего устроил гостей на убогом, но чистом ложе, на котором спал его сын. Через несколько часов рядом с фермой появилось еще трое испанцев, и этот добрый человек принял на постой и их тоже. На рассвете он приготовил для своих гостей горячий, чуть подсоленный отвар, с маленькими кусочками картофеля и какими-то травами, объяснив, что это поможет им вытерпеть холод. Перед тем как показать дорогу, по которой путникам предстояло идти дальше, он подарил Росер пять кусочков сахара — последние, что у него были, — чтобы подсластить дорогу ей и еще не родившемуся малышу.
Вся группа во главе с Айтором и Росер направилась к границе. Они шли целый день, в точности следуя указаниям каталонца, давшего им приют у себя на ферме, и когда добрались до края горного карниза, то внизу увидели дома с освещенными окнами. Тогда-то они и поняли, что находятся уже во Франции, потому что в Испании