Когда во время процесса и прокурор, и судья пытались понять, почему эти разумные правила столь дружно не выполнялись, один из подсудимых произнес звонкую фразу, которая заставила о многом задуматься: «Мы же не формалисты!»
Добавить к сказанному остается немного. После длительного следствия в Майкопе состоялся суд над главными виновниками разыгравшейся драмы. К уголовной ответственности были привлечены директор турбазы «Кавказ» Заробян, директор турбазы «Горная» Строев, старший инструктор Роговин, начальник контрольно-спасательного отряда Гайдаров и синоптик Тимохина.
Ни один подсудимый виновным себя не признал: все кивали на кого-то другого, а больше всего — на погоду. Получалось, что только погода одна виновата, а поскольку посадить ее на скамью подсудимых нельзя, то и судебный процесс становился вроде бы неправомочным. Получалось, что можно успешно работать только при хорошей погоде, а при плохой никто ни за что вообще не отвечает и, стало быть, спрашивать за печальный итог решительно не с кого.
Но суд с такой «божественной логикой» не посчитался. За преступную халатность виновные осуждены к лишению свободы на срок от двух до трех лет (три года — максимальное наказание по закону), некоторые условно. Приговор этот совсем недавно вступил в законную силу.
Частными определениями суда отмечена самоотверженность пастухов Острецова и Крайнева и инструктора Волковой. (Мужественное поведение Гали Казьминой не отмечено, видимо, потому, что ею руководили столь не чтимые «личные мотивы».) В порядке поощрения все они получили по пятьдесят рублей. Для Острецова и Крайнева это было особенно кстати. Не рубли, разумеется, а благодарность. Дело в том, что, пока они спасали туристов, скот, естественно, остался без присмотра, и в итоге колхоз лишился девяти бычков. На пастухов уже было наложили суровый материальный начет, но тут подоспела благодарность, и наказывать их за «упущение» стало как-то некстати.
Что касается постыдного поведения некоторых туристов, то по этому поводу частного определения не вынесли: все они считались потерпевшими от преступного бездействия подсудимых, а осуждать недостойное поведение потерпевших, хотя бы и нравственно, почему-то не принято. Очень жаль!.. Но как было не отметить самоотверженность, мужество и порядочность туристов, не поддавшихся панике и даже в самых тяжких условиях оставшихся верными принципам нашей морали, в которых они были воспитаны и с которыми вступили в жизнь? Они заслуживают, эти люди (а их было все-таки большинство), добрых слов и нравственного поощрения — в благодарность за сделанное и в укор слабодушным.
Областной, краевой и центральный советы по туризму издали приказы — о допущенных ошибках и об уроках, которые следует из них извлечь. Приказы дельные, самокритичные, содержащие немало очень нужных рекомендаций. Перед самой публикацией очерка мы решили проверить, как эти рекомендации проведены в жизнь.
Некоторые базы — не все! — действительно получили рации — связь с Майкопом поддерживается, но нерегулярно. Телефон установлен только на базе «Горная» (прямой провод с Гузериплем), но и он действует лишь с 10 до 17 часов в будни, когда работает почта. Машины и вездеходы — на случай аварийной ситуации — обещают выделить в 1977 году. Метеостанция, которая раньше «забывала» предупреждать совет по туризму штормовыми прогнозами, теперь ударилась в другую крайность: только в последние месяцы их уже было за семьдесят! Перестраховочным этим прогнозам никто, конечно, не верит, и когда придет сигнал о подлинном шторме, боюсь, на него опять внимания не обратят.
Ну и, наконец, самое главное. Несмотря на грозные приказы, на «строгие», «самые строгие» и «строжайшие» указания, из 67 инструкторов, работающих в этом сезоне, только трое имеют право водить туристские группы. У остальных нет опыта и подготовки, квалификационной комиссией им не присвоено звание инструкторов, но они тем не менее руководят людьми — перечисляют «типичных представителей» зонтичных и сложноцветных, «рассказывают обзор панорамной точки» и поют веселые песни про голубые пижамы.
Так что пожелаем туристам хорошей погоды.
1976
В таком виде очерк опубликовала «Литературная газета». Готовя его для книги, я решил не исправлять ни единого слова — разве что фамилии участников драмы в горах, — хотя очерк порядком уже «устарел»: многое, очень многое изменилось и в организации туристских походов, и в системе спасательной службы. Но «устарел»-то очерк именно потому, что он появился!..
Огромная читательская почта, которую вызвала публикация, принесла и официальный ответ руководства Центрального совета по туризму и экскурсиям (ответ был тоже напечатан в газете). Там говорилось, что совет «считает публикацию очерка весьма актуальной и полезной как для дальнейшего совершенствования организации туристских путешествий и обеспечения их безопасности, так и для воспитания читателей и привития им ценных для советского человека качеств — коллективизма, взаимопомощи, мужества, дисциплинированности».
В официальном ответе сообщалось также о конкретных мерах, принятых для исправления серьезных недостатков, о которых шла речь в очерке. На турбазах и приютах установлены радиостанции, что позволяет получать оперативную информацию о движении туристских групп. На приюте «Фишт» организован метеопункт. Выделены вертолеты для проведения профилактических и поисково-спасательных работ. Чтобы резко улучшить обслуживание туристов, были ассигнованы сотни тысяч рублей. Оборудованы дополнительные укрытия для туристов на случай неожиданных метеорологических изменений. После публикации очерка пересмотрена программа подготовки инструкторов, улучшено обеспечение горных турбаз и контрольно-спасательных служб транспортными средствами и снаряжением.
«По заданию Центрального совета, — говорилось далее в письме, — очерк «Смерч» широко обсуждался на совещаниях и семинарах туристских работников, в туристских базах, клубах туристов и т. д., где особое внимание было уделено этическим сторонам поднятой в очерке «Смерч» проблемы».
Публикация официального ответа вызвала новую волну читательских писем, где рассказывалось о действенности принятых мер, о том, какие реальные, зримые перемены к лучшему наступили в организации туристских походов и обслуживании туристов на базах.
Но самой интересной была, конечно, та часть почты, где читатели остро и полемично обсуждали проблемы нравственные — то, ради чего, собственно, очерк и писался.
Многие вспоминали о прекрасных поступках, свидетелями которых они были, — о самоотверженности и бескорыстии, о готовности всегда прийти на помощь, презрев опасности и забыв о собственном благе. По-разному, но с одинаковой горячностью и заинтересованностью, читатели говорили о необходимости воспитать в каждом человеке такой нравственный фундамент, который позволил бы ему в любой непредвиденной ситуации, при любом случайном стечении обстоятельств проявить мужество, гуманность и чувство локтя.
СВАДЬБА ПОД СТЕНОГРАММУ
В научно-исследовательском институте женили профессора. Доктора наук. Заведующего сектором.
Женили не под звон бокалов. Не под застольные песни. Не под традиционное «горько». А под стенограмму, в конференц-зале, при строгом президиуме, больше похожем на судебную коллегию в расширенном составе.
Я пишу не юмористический рассказ, а документальный очерк. Не моя вина, если иные детали будут сильно смахивать на фельетон.
Итак, женили профессора. Зал ломился от публики. Официально это именовалось производственным совещанием. В пункте четвертом повестки дня значилось интригующе: «Заявление гр-ки… о недостойном поведении зав сектором…» Так что можно понять, почему число явившихся совещаться превзошло число сотрудников института по списочному составу отдела кадров. Невесту сопровождала многочисленная родня. Сослуживцы пригласили своих друзей на зрелище, которое не часто увидишь…
Сорокалетний профессор одиноко сидел на сцене, подавленный своей неожиданной популярностью. Там же, на сцене, но в противоположном ее конце, расположилась тридцатилетняя невеста, при которой неотлучно дежурили ее папа и мама.
Допрос вел член месткома, кандидат наук, известный своими научными трудами и примерным поведением. Уж кто-кто, а он-то имел моральное право быть ведущим в этом общественном трибунале.
— Верно ли, — обратился он к профессору, — что более двух лет вы поддерживали с этой женщиной (жест в сторону невесты) дружеские отношения?
— Верно, — признался профессор.
— Я бы даже сказал: более чем дружеские?..
— Да, — чуть слышно ответил профессор, и зал взорвался криками: «Громче!», «Неслышно!»
Кандидат наук постучал карандашом по графину:
— Значит, более чем дружеские… Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?..
Профессор кивком головы подтвердил: понимаю. Он потерянно смотрел в зал, все еще не веря в реальность происходящего. Ему хотелось увидеть хоть одного человека, который встал бы и сказал: «Товарищи, что вы делаете, остановитесь!..»
И он увидел его. Это был тоже профессор, тоже доктор наук — женщина со здравым рассудком и человеческим тактом. Она встала и сказала:
— Товарищи, что вы делаете?! Разве можно так беззастенчиво врываться в чужие спальни? Если нам не жаль коллегу-профессора, то пощадим хотя бы честь молодой женщины, выставленной на публичное осмеяние.
Но из зала закричали: «Неправильно!», «Пусть отвечает!» и еще разные другие слова, выражающие жгучую потребность проникнуть. Да и сама невеста обрела голос, сказала с подкупающей откровенностью:
— Верно, пусть отвечает… Мне нечего скрывать от общественности.
Папа невесты был столь же краток и непреклонен:
— Теперь поздно стыдиться. Пусть женится!
Страсти накалялись. Собрание, затянувшееся за полночь, проходило в обстановке повышенной возбудимости. Раскрасневшаяся невеста, ее родители и друзья не стеснялись пикантных деталей. Затаив дыхание внимала аудитория рассказу о том, как они познакомились, что он сказал, что сказала она, где встречались, когда расстались. И почему.